Беверли-Хиллз - читать онлайн книгу. Автор: Пат Бут cтр.№ 65

– В любое время к твоим услугам, дорогой мой. Для меня это спорт.

Роберт ощутил приближение Паулы еще до того, как увидел ее в толпе. Едва она очутилась рядом, они молча взялись за руки.

Тауэр уловил смену настроения и заговорил почти радостно:

– Предчувствую, что похороны пройдут по высшему разряду. Пойдем простимся с нашим дорогим покойником. Мне сказали, что мальчики в хоре подобрались на заглядение.

Тауэр, как пастух, погнал свое маленькое стадо внутрь храма, отпугивая пронзительным взглядом тех, кто, возможно, мечтал куснуть Роберта на ходу, несмотря на святость места и печальный повод, собравший здесь публику.

Торжественная скорбь моцартовского «Реквиема» заполнила пространство храма. В музыке было все – и страдание, и боль, и светлая радость освобождения от земных пут души. Но на деле только покойный Моцарт, вложивший весь свой гений в мелодию и оркестровку, оплакивал новопреставленного. В толпе под храмовым сводом у подножия величественных колонн господствовало отнюдь не траурное настроение. Сознание того, что ты находишься в нужном месте и в нужный момент, приятно щекотало самолюбие. Головы вертелись на словно бы ставшими резиновыми шеях, глазки стреляли, губы шевелились неустанно, передавая шепотом информацию. Наконец музыка, будто устав скорбеть в одиночестве, смолкла.

В наступившей тишине Роберт проложил себе путь к передней скамье. То, что он взял на себя устроение похорон, давало ему право занимать там место, но языки присутствующих дружно прокомментировали, что это вызвано желанием последний раз в жизни выступить в заглавной роли. Обитатели Беверли-Хиллз, собравшиеся здесь, усмотрели даже в его походке некую браваду. И не ошиблись. Он шел по проходу, словно парусник, преодолевающий встречный ветер, доказывая всем, что не сбился с курса и по-прежнему движется к намеченной им, но неведомой непосвященным цели.

Паула следовала у него в кильватере.

Приглушенный шепот словно змеиное шипение заструился по проходу:

– О, мой бог… Никто не говорил, что новая подружка Роберта калека…

Роберт сбился с шага, когда его настиг удачно выпущенный снаряд. Он, не оглядываясь, все равно почувствовал, как вздрогнула позади него Паула. Но нельзя было принимать вызов, они оба это понимали. Никакой ответной реакции публика, настроенная на скандал, от них не дождется. Поэтому они продолжили свое шествие меж обращенных к ним лиц, и общая обида и общий гнев на обидчиков еще больше сплотили их.

Выждав ради приличия, когда бормотание в церкви поутихнет, священник подошел к аналою. Его голос, богатый интонациями, с мягким, придающим ему живость ирландским акцентом, транслировался через усилители и достигал самых дальних уголков громадного храма.

– Мы собрались сегодня здесь, чтобы сказать последнее прости тому, кто был всем нам дорог…

Роберт не слушал священника, но скорбь сдавливала его сердце. Он переживал из-за Паулы. Нежность вместе с печалью переполняла все его существо. И он нашел выход, самый простой, самый очевидный. Не в первый раз эта мысль навещала его, но никогда раньше она не стучалась с такой настойчивостью в запертые его собственными сомнениями двери, требуя воплотить ее в слова. Сейчас или, может быть, никогда – сейчас, когда сердце его истекает, как кровью, жалостью к ней и к себе заодно, когда он стал мягок, как растопленный воск, и утерял способность рассчитывать все наперед и думать о последствиях…

Настал момент для коленопреклонения.

Он опустился на колени. Паула тоже.

Когда Роберт обратился к ней, глаза его были полны слез:

– Паула, ты выйдешь за меня замуж?

– Что? – Она встрепенулась, скорее не от удивления, а от нахлынувшей на нее радости.

Он увидел, что у нее глаза тоже блестят от слез, и это его еще больше растрогало и убедило в правильности принятого решения.

– Будь моей женой, – громко произнес Роберт, не заботясь о том, что его слышат окружающие.

– О, Роберт… Роберт… – Она выдохнула его имя, растерявшись и не зная, что сказать ему в ответ. Произнести простое «да» было бы слишком банально для такого случая.

Но ему и этого было достаточно. Ее глаза дали ему именно тот ответ, какого он добивался от нее. И поэтому Роберт тотчас склонился к ней, и соприкосновение их губ скрепило печатью договор о будущей совместной жизни.

На аналое священник, не заметив этого всплеска искренней радости в стоячей воде притворной скорби, бубнил свое:

– Франсиско Ливингстон был прежде всего джентльменом – обходительным и отзывчивым человеком, строго соблюдавшим законы чести…

О достоинствах Франсиско он бы распространялся, наверное, еще долго, если его речь не прервали звуки, подобные громовым раскатам.

Все обернулись, желая узнать, что происходит.

Оказывается, в храме появилась Каролин Киркегард. Распахнув резные дубовые двери, словно они были декорацией из папье-маше, она встала при входе – голова заносчиво откинута назад, губы приоткрыты в возбуждении, сияющие глаза впивались взглядом в обращенные к ней лица. Каролин всасывала в себя восторженные эмоции поклонников, как чудовищная воронка Мальстрема. Выделяясь силуэтом на фоне светлого дня, за церковными стенами она походила и на вагнеровскую валькирию, и на воинственную амазонку, еще разгоряченную после недавней кровавой схватки, и на мрачного выходца из Аида, возвещающего о всеобщей гибели.

Все ее мгновенно узнали, хотя многие видели Каролин впервые. Это был ее миг. Она предстала перед толпой сразу в трех ипостасях. Каролин – повелительница душ, она же – возлюбленная миллиардера, и она же – как шептались те, кто был в курсе, – будущая хозяйка «Сансет-отеля».

С величественным видом она двигалась по проходу, и шуршание ее атласного с бархатными вставками траурного наряда было единственным звуком, нарушавшим воцарившуюся в церкви тишину. Бриллиантовые серьги с черными жемчужинами, когда-то подаренные своей супруге герцогом Виндзорским, покачивались в ее ушах, черная лента украшала щегольскую светло-серую широкополую шляпу, венчавшую ее голову, крепко посаженную на могучей шее. Густой аромат «Пуазон» от Диора сопутствовал ей, словно облако отравляющего вещества, запрещенного Женевской конвенцией. Лицо выражало попеременно то высокомерную снисходительность, то смирение, и всем было ясно, что, помимо похорон какого-то старика, здесь происходит и коронация. Как бы подчеркивая сей факт, за Каролин в двух шагах позади следовал Дэвид Плутарх, в точности копируя походку и осанку принца Филиппа.

Обмен информацией шел в ускоренном темпе.

– Подруга сердца… заполучила сразу и «Мувиком», и «Галакси»… он покупает для нее «Сансет»… основала культ… вертит им, как хочет… безжалостная парочка…

Каролин Киркегард, с прямолинейностью, только что выпущенной из арбалета стрелы, направилась к передней скамье. Она не допускала мысли, что там не окажется для нее места. Старая калифорнийская знать, занимавшая переднюю скамью, расползлась, как ветхая ткань от соприкосновения с ее энергетическим полем.