Дуэт - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Шевякова cтр.№ 67

— Я бы все-таки сделал ставку на творчество, только оно дает настоящую свободу. В любом деле. Оно не зависит ни от места, ни от возраста.

— Гагик, а можем мы что-нибудь полезное придумать вместе? Я чувствую, что еще не могу стоять на ногах самостоятельно, ты мне арендуешь взлетную полосу?

— Конечно, — рассмеялся тот и впервые нежно положил свою большую, сильную, горячую ладонь на бледную тонкую руку Анны.

Шел 1995 год. Она впервые осознала это и огляделась вокруг. Лавина новой жизни неслась ей навстречу. Только сейчас она запоздало ужаснулась невинным жертвам Буденновска и представила, что бы она пережила, если бы в роддом, где она рожала Васечку, нагрянули бандиты. Она с жадностью вдыхала мучительный воздух страдания, которым давно уже была пропитана вся ее страна. Вдыхала полной грудью. Люди со всеми их горестями и немощью придвинулись к ней и стали осязаемее. Словно во весь голос зазвучало, полное печали и силы, то самое драматическое меццо-сопрано, до которого она так и не доросла, из прокофьевского «Мертвого поля». Помните кантату «Александр Невский»? Прекрасный низкий женский голос плывет над полем мертвых, будто туман, оплакивая и баюкая павших после битвы воинов, своих и чужих. Глубокая острая печаль, обнажающая сердцевину души. Катарсис по-научному.

Мысли ее теперь безостановочно неслись в голове, обгоняя одна другую, и все ее существо было одной горящей топкой, в которую надо было подкидывать все больше и больше впечатлений. Словно безжизненную до сих пор, привыкшую валяться в пыльной коробке новогоднюю гирлянду неожиданно включили в сеть. Месяц прошел в ошеломляющем накоплении нового видения мира, причем не только внешнего, но и внутреннего. Она много играла с Васей и удивлялась тому огромному потоку любви, который шел от этого маленького существа. Какой-то рудимент материнского чувства нежно тренькал ему в ответ и что-то распрямлял и разглаживал в ее душе. Под новым углом она теперь рассматривала и маму, вдруг обнаружив, что та не клановый враг, сопротивление которого надо подавлять огнем и мечом, а просто недалекая старая женщина, трогательно увлекшаяся вслед за небезызвестным полковником тонкостями военной атрибутики. Тошнотворный страх перед материнским недовольством развеялся, как рассеивается вместе с рассветом ужас от неведомого злодея, подкрадывающегося к твоему зашторенному окну и оказавшегося мирным садовым пугалом или тривиальной веревкой с трепещущим на ней бельем. Анна чувствовала, что уже окончательно вырвалась из тенет семейных традиций и ей уже не важно, с косой она будет идти дальше по жизни или без косы. Хоть в парике, важно — в какую сторону.

«Действительно, начну с малого, — решила Анна, — разыщу семьи ребят, погибших, защищая мои деньги». Эта простая и ясная мысль почему-то никогда раньше не приходила ей в голову.

Пять дней назад Герман перебрался на новую квартиру. Лежа на матрасе посреди большой, чистой и пустой комнаты, он вдыхал запах краски и беспричинно улыбался. Вдруг ему явственно послышались нежные звуки вступления из «Хованщины» Мусоргского. «Рассвет над Москвой-рекой». Солнце еще не взошло, но оно уже где-то рядом. Его первые ласковые лучи уже нежат главы кремлевских церквей. Как все-таки хорошо, что он вернулся домой. «А ты, спускаясь по ступенькам лестницы, не ждешь меня за дверью. Но ждешь утра. Пусть серого и дождливого, но утра. Нового начала

«Пусть и мое новое утро уже не такое солнечное, но оно есть. Я попробовал в жизни все, — подумал Герман, — остались только две вещи: труд и правда. С виду они не такие веселые, но и сам я тоже не больно-то весельчак. Надо попробовать. Так, для разнообразия. Для начала расскажу Анне все начистоту о своих американских гастролях и попробую найти работу. Вон „Европа Плюс“ объявила набор ди-джеев. Эх, музыка-музыка, куда же я от тебя денусь! Ходил у тебя в фаворитах, теперь разжалован до конюшни. Пойду. Корона не свалится. В России надо много работать, молодой человек, — нравоучительно сказал он себе голосом Самуила Вайсмана и рассмеялся. — Хорошо, когда решение принято».

На самом деле Герман не попробовал еще одной вещи. Впустить наконец в свое сердце другого человека. Дверь уже была приоткрыта, и на пороге давно маячила одна молодая дама с пепельными волосами. Проблема заключалась в том, что ундина была как раз не одна. Только Герман решился впустить ее в свое бомбоубежище, как оказалось, что она прячет за спиной какого-то сопливого Васечку. А за ним теснится уйма другого народа. Собственные незамеченные им племянники, сестра с зятем, покойные родители, до боли родной и так и не оплаканный по-настоящему Модест Поликарпович, погибшие на «Нахимове» товарищи и даже вполне здравствующий Самуил Вайсман с сердечной и умной Сарой, а дальше в очередь выстроились совсем уже незнакомые люди. И все они просились впустить их в его сердце. «Дайте попить, а то переночевать негде…»

Был конец августа. До дня рождения Германа оставалось меньше недели. Вечером Анна нашла в своем почтовом ящике письмо: «Я люблю тебя. Пожалуйста, дождись меня на этот раз, самая неверная Сента на свете».

Она глубоко вздохнула. Будет ли она ждать? Столько дров наломано, можно и подождать, тем более что ловкие маленькие портные давно закончили свою штопку. С Германом или без него, Анна чувствовала теперь себя совершенно целой. Теперь можно и подождать. Однако ждала не только она, но и Гагик. После того памятного разговора в «Монолите» они продолжали встречаться от случая к случаю. Хотя случаи эти выпадали все чаще и чаще. Анна впервые столкнулась с человеком большего, чем она, масштаба. Все события, которые она видела с земли, Гагик отслеживал с высоты птичьего полета. Интеллект в мужчинах оказался для Анны сексуально привлекательным. Словно в ней произошла внутренняя рекогносцировка, и теперь впереди на белом коне гарцевал разум, а сердце отдыхало в обозе. Не оно теперь тревожно постукивало, ища себе родственное сердце, а разум простирал свои жадные щупальца, подыскивая себе стоящего партнера. По шашкам, наверное. Да. Интеллект притягивал ее как магнит. Особенно если он был обернут, как в подарочную бумагу, в древнюю, но по-прежнему притягательную тогу настоящего мачо — одежду, к которой тяготеют все мужчины южных народов, а может быть, вообще все брюнеты. Гагик являл собой высшую форму мачизма: не казался бывалым, а был им.

«По-настоящему сильный человек всегда великодушен» и «кто верит, тот не торопится» — руководствуясь этими двумя правилами, Гагик стоически ждал, обуздывая свою темпераментную южную натуру железной северной волей. Иначе как заполучить эту снежную королеву с огненной душой?

Они жили, словно наперегонки, добродушно поддразнивая друг друга. Анна достраивала дом, Гагик деловой центр. Она искала арендаторов, Гагик — инвесторов. Анна чувствовала, что в ней идет какая-то медленная, но очень важная работа. «Пожалуй, теперь я бы вернула все оставленное в волшебном магазине, — думала Анна. — Я не собираюсь огульно отбросить все модели, которые предлагала мне семья. Но я хочу пополнить родовую копилку своим, пусть даже отрицательным, но новым опытом. В хозяйстве пригодится».

Наконец Гагик пригласил ее на ужин в ресторан «Тезоро», в свой только что открывшийся шикарный деловой центр в Романовом переулке. Он специально выписал из Парижа Жака Ле Дивеллека, известного французского повара, и устроил «дни гурманов в Москве». Когда приглашенные чинно расселись под низкими сводами ресторана в уютном банкетном зальчике, Гагик объявил: