Прекрасные тела - читать онлайн книгу. Автор: Лора Каннингем cтр.№ 31

Лисбет снова откинулась на подушку и решила нарушить не только собственные, но и общепринятые правила пожарной безопасности, запрещающие курить в постели: она потянулась за своими любимыми «Голуаз» и за коробком спичек из бистро «Le Chat Blanc», [49] расположенного на первом этаже ее дома. Прикурив, она сделала затяжку и выдохнула. Потом задержала дыхание: где-то за изголовьем ее кровати послышались странные звуки. Вот, опять. Уф. Лисбет сосредоточилась. Шум был приглушенный, но, как ей показалось, она слышала легкий шорох, какую-то мышиную возню за стеной. Это оно, новейшее оружие «Фейлера и Фейлера»: Фейлер-старший поселил своего жирного и (как думала Лисбет) дебильного сынка в помещение, выгороженное в холле и некогда служившее кладовкой. И вот теперь этот стареющий юнец Ферди живет в комнатушке, соседствующей с ее спальней. Их разделяет только стенка, и тут уж ничего не поделаешь: согласно уставу домовладелец имеет право использовать помещения дома для нужд своей семьи. Лисбет догадалась, что вселение Ферди в кладовку было частью стратегического плана по ее, Лисбет, изгнанию, — на случай, если не удастся обвинить ее в «неподконтрольном росте доходов».

Время от времени она встречала этого Ферди Фейлера в холле. Прижимая к животу коробки с пиццей, он боком пробирался к своей узкой двери. Хотя ему уже было лет тридцать, он все еще одевался как тинейджер — в майку баскетболиста и джинсы, намеренно приспущенные, чтобы обнажить верхнюю часть розовых прыщавых ягодиц, на удивление схожих с его физиономией. Одним словом, Ферди Фейлер выглядел как вечный гадкий подросток. Впрочем, Лисбет имела удовольствие лицезреть его лишь иногда, в основном же она только слышала его. Доносившиеся из-за стены звуки еще больше убеждали ее в том, что сосед — полный кретин.

Итак, Лисбет по-прежнему задерживала дыхание, прислушиваясь к пыхтению за стеной. Но тут шум, доносящийся из кладовки, заглушил механический спазм — стук и дрожь радиатора: это старая топка в подвале выплеснула еще одну порцию тепла. Из-под кровати донесся тихий свист уходящего пара (этот пар уже основательно разъел несколько паркетин). Звукоизоляция была ужасной, и Лисбет могла слышать, как Ферди Фейлер дышит или делает еще что похуже. В ее представлении сосед проводил свои дни, исторгая из себя воздух, а может, еще и мокроту.

Неудивительно, что Лисбет стала снова погружаться в сон — все глубже и глубже… А больше просто негде было спрятаться. Агрессия за стеной нарастала, уже подбираясь к ее изголовью. Вот вам и приятный отдых…

Лисбет весь день провела в борьбе со сном. Борьба эта шла с переменным успехом — Лисбет то побеждала, то уступала. Может, у нее началась депрессия? Особая депрессия, вызванная долгим лежанием среди пуховых подушек. «Постельные» ощущения Лисбет были такими привычными, а порой даже чувственными, что она часто принимала их за удовольствие. Возможно, у нее легкая форма депрессии, которая выражается в том, что она почти впадает в состояние эйфории, ныряя в свое теплое постельное убежище, где даже белье придает ей уверенности в себе. Во сне Лисбет казалось, что ее обнимают, что она любима. Нет, это не депрессия. Она просто спускается вниз, словно в батискафе, и, возможно, на большой глубине ей может стать дурно, но это не депрессия.

У Лисбет всегда были прекрасные отношения с постелью.

Даже в детстве ее никогда не приходилось укладывать насильно: она с готовностью ложилась сама. Детство ее прошло здесь. Раньше эту квартиру занимали ее родители, а потом право найма по наследству перешло к ней как к единственному ребенку. Разглядывая спальню, Лисбет с нежностью вспоминала, что раньше это была комната мамы и папы. Сама она в то время спала в гостиной, в нише. Заботясь о ее покое, родители время от времени отгораживали нишу бахромчатой шторой, но особого прока от этой шторы не было. А может быть, тогда Лисбет и не нуждалась в уединении? Ее родители — оба артисты, певцы, — часто устраивали вечеринки, причем веселились до поздней ночи. Отгороженная занавеской, Лисбет лежала в своей постельке, приноравливаясь быстро и крепко засыпать, какой бы кутеж ни шел в гостиной. Впрочем, Лисбет вовсе не считала свое детство несчастливым: она чувствовала себя вполне спокойно. Даже теперь, если где-то неподалеку раздавались голоса, звучала музыка, слышалось позвякивание льда в бокале, гул радио или телевизора, это нисколько не мешало Лисбет погрузиться в глубокий здоровый сон.

Она невольно повторила излюбленный жест своего детства: словно бы сдаваясь, подняла руки над двумя боковыми подушками, положенными под голову для дополнительной поддержки. Затем опустила руки и заскользила по подушкам тыльной стороной ладоней так, чтобы пальцы могли почувствовать прохладу ткани. В этом жесте было что-то анестезирующее, способное вернуть Лисбет во времена ее младенчества, когда ее еще кормили грудью и можно было впитывать благодать, припав к теплому, словно резиновому на ощупь, соску. Ее рот помнил эти ощущения — всасывание горячего молока, однообразное движение губ, убаюкивающее, приближающее блаженство насыщения. Ребенком Лисбет иногда скручивала уголок наволочки и высасывала оттуда крахмал, причем буквально вгрызалась в подушку, как будто постельное белье могло принести ей утешение. Она до сих пор — от усталости или огорчения — скручивала уголки наволочки или накручивала на палец концы своих длинных волос. Пребывая в хорошем настроении, она чмокала губами во сне.

И вот теперь одна из ее лучших подруг ждет ребенка. В их компании появится настоящий младенец… зачатый при неизвестных обстоятельствах, бог весть от кого. Как странно, что Клер первой из них станет матерью. Лисбет снова подумала, что ей необходимо пойти на вечеринку, что она хочет пойти… ведь она уже так давно не беседовала с Клер. Они как-то странно отдалились друг от друга во время последнего романа Лисбет, как будто близость с мужчиной заместила собой дружбу каким-то непостижимым, невыразимым образом. В прошлом Лисбет и Клер часто вели долгие сонные телефонные разговоры, лежа в своих кроватях, куря и выпивая. Их разделял Манхэттен, но соединял телефонный кабель.

Беседы прекратились, как только в постели Лисбет появился Стивен Войку. Он часто оставался у нее ночевать. Женщины вовсе не договаривались о прекращении телефонных разговоров, просто им стало как-то неловко. Трудно болтать по телефону, когда рядом кто-то лежит. То ли долгие беседы с Клер заполняли вакуум… то ли разговаривать по душам можно только с одним человеком. В общем, Лисбет и Клер неожиданно отдалились друг от друга, причем до такой степени, что между ними словно бы пролегла пропасть.

Теперь Лисбет очень хотелось проложить мост через эту пропасть. Мужчина ушел, а значит, можно восстановить прерванную связь, залечить рану, если, конечно, Клер на это согласна. А может, никакой раны и нет, может, Лисбет все это выдумала? Конечно, Клер много путешествовала, но обычно она и в странствиях не забывала о подругах, то и дело присылая открытки с видами ближневосточных мечетей или буддийских храмов. Чем же Клер была так занята в последнее время? Она ведь точно находилась в Нью-Йорке, но почему тогда не отвечала на звонки? Почему она так надолго исчезла и появилась уже только к концу беременности?