– Стив так неожиданно…
– Успокойся, мы же любим друг друга. Разве это необходимо скрывать?
Люсия никак не ожидала от Дэвида открытости и, не веря своим ушам, бросилась ему на шею. С распухшими от поцелуев губами она гордо миновала фонтанную площадку и, подставляя лицо свежему ветру, с радостью врывавшемуся в окно автомобиля вместе с последними падающими каплями, погрузилась в атмосферу полуденного Лондона.
* * *
Дом обрадовал пустотой. Она распахнула окно в комнате, стащила влажные от уличной сырости джинсы и футболку, выскочила на кухню в одних трусиках и занялась изучением содержимого холодильника. Несколько бутербродов и чашка кофе позволили забыть о голоде и вспомнить о вещах более важных, например о том, что счастье переполнило ее и вот-вот начнет выплескиваться наружу. «Попробую-ка я поделиться им с Кармелой, если она в это самое время не соблазняет своего неприступного Феликса», – решила Люсия и набрала номер подруги.
– Люсия? Ты получила мое письмо? Я еду в Африку.
– С отцом?
– С каким отцом, вспомни, сколько мне лет! С Феликсом.
– О! Как это тебе удалось?
– Не то чтобы конкретно с ним, но с экспедицией.
– Один месяц из жизни Армии Спасения?
– Он самый. Феликс пригласил меня на танго. Как он танцует! Я не испытывала ничего подобного никогда, даже в постели. В общем, я не зря старалась. Переворотила весь свой шкаф, вытащила замшевые джинсы. И еще пояс – помнишь, «ковбойский». Я произвела фурор, прежде чем он соизволил повертеть меня в танце.
– Ты не боишься?
– Чего?
– Стихийных бедствий, крокодилов… Не знаю, кого вы там собрались спасать?
– Феликс будет работать при головном штабе. Это не опасно. Но ты-то как? Я, кстати, видела твоего Тони с такой толстушкой! Надеюсь, тебя это не расстроит, впрочем, расстраиваться не из-за чего. Она такая невзрачная и, сразу видно, смотрит ему в рот.
– Кармела, у меня роман со знаменитостью.
– Какое-нибудь научное светило?
– Он музыкант. Пианист Дэвид Маковски.
– Господи! Моя мать от него без ума. Роман по полной программе или так, цветы к сцене? Подожди, ему же уже на шестой десяток…
– Ты его знаешь! Вот это да! Он прекрасно выглядит. Он любит меня. А я… Я просто без ума от него. Мы видимся почти каждый день. – Люсия кричала в трубку восторженным голосом, а к концу перешла на шепот: – У меня даже все мышцы болят…
– Оригинально. И как тебе удалось его подцепить?
– Самой не верится. Я столкнулась с ним в лифте.
– Где же это такие лифты, если не секрет, из которых знаменитости выпрыгивают прямо в объятия молодых девиц?
– Это было в Израиле.
– Так вот почему ты порвала с Тони! А он, этот Маковски, женат?
– Да, но это неважно. Он не скрывает ни от кого, что влюблен в меня.
– Люсия, мне это кажется подозрительным.
– Почему же?
– Знаю я этих знаменитостей. У тебя что, серьезное увлечение?
– Кармела, если бы ты его видела! Для меня все изменилось, все видится другим, как в сказке. Этот человек – сказка!
В двери заскрежетал ключ, Люсия, вспомнив, что на ней почти нет одежды, спешно пожелала Кармеле удачи и убежала в свою комнату. Набросив шелковый халатик, она повалилась на кровать. Почему люди так плохо понимают друг друга? У Кармелы даже голос звучал как-то чужеродно. Вот выскочит замуж за своего Феликса и станет совсем прозаичной. А знай она Дэвида, поняла бы, что вся эта забота о собственном благополучии яйца выеденного не стоит. Впрочем, едет же она за ним неизвестно куда. Просто они с Кармелой давно не виделись. Возможно, им нужно просто поговорить с глазу на глаз, и взаимопонимание восстановится. Она завязала пояс халатика и вышла посмотреть, не купила ли Эйприл новый ремешок для Бобби (злостный пес съедал свои ошейники еженедельно), тогда можно было бы с ним погулять.
Но Эйприл с детьми все еще не было, на кухне хлопотал Филипп.
– Привет, папочка!
– Ты дома? Какой сюрприз! Надеюсь, не скучаешь.
– Немного, без тебя, – сказала Люсия, скорее чтобы польстить отцу.
– Мы могли бы сходить с тобой куда-нибудь на днях – как ты к этому отнесешься?
– Прекрасно. – В ее глазах заблистали огоньки. – Мы давно с тобой никуда не удирали. Интересно, Эйприл, как всегда, обидится, если мы не возьмем ее с собой?
– Мы купим ей торт, как в прошлом году, помнишь?
– Да, но только по возвращении, чтобы съесть вместе.
Они рассмеялись. Филипп словно присматривался к дочери, решал, стоит или нет говорить, после чего как можно более хладнокровно спросил:
– Куда бы ты хотела? Собор Паула? Мюзикл? Выставка собак? Или, я все время забываю, что ты уже взрослая, может, послушаем серьезную музыку? Например, концерт Дэвида Маковски. Замечательный пианист. Пьесы современных композиторов. – Филипп хотел посмотреть на реакцию дочери, но не смог отвести взгляд от окна. Ему стало жаль девочку. Хотя он и не видел, как покраснели ее щеки, не слышал, как отчаянно забилось сердце в ее груди, но по какому-то напряженному потоку энергии понял, что результат эксперимента положительный.
– Не знаю, будет ли у меня свободное время, папа, – выдавила она из себя после продолжительного молчания. – Хотя Маковски действительно хотелось бы послушать. Я была на его концерте в Тель-Авиве. – Люсия говорила медленно и печально, будто подписывая собственный приговор.
– Я рад, что у тебя хороший вкус. Дэвид – один из немногих исполнителей, способных дать произведению новое лицо, новую жизнь.
Люсия ухватилась, как за соломинку, за мысль о том, что это, может, случайность. Но потом вспомнила их утренний разговор с Дэвидом и села на подоконник, поймав взгляд отца.
– Представляешь, папа, а я знакома с Дэвидом. – Она смотрела ему прямо в глаза, и теперь уже Филипп чувствовал себя как на допросе.
– Неужели?
– Мы останавливались в Эйлате в одном отеле. Мы с Тони и Дэвид с Лиз.
Филиппа ее признание, кажется, мало порадовало, он сморщил лоб и стал старательно пережевывать сэндвич.
– Я даже была у них на Малбери Уолк. – Люсия заставила его перестать работать челюстями. – На прошлой неделе. Небольшая вечеринка. Забыла тебе похвастаться сразу.
– Что ж, у тебя хорошие знакомства в этом городе. – Филипп справился с досадой, отставил тарелку и продолжил по-актерски небрежно: – Что я могу сказать? Дэвид и Лиз – милые люди. Он – верхушка айсберга, а Лиз… на ней все держится, все его величие. Она меньше получает от жизни, так как не поднимает голову выше поверхности воды. Не потому, что не может поднять, а потому что предоставляет эту возможность ему. На поверхности интереснее: слава, поклонницы, юные красотки… Часто даже очень юные. Лиз не выдерживает своей ноши, тяжелеющей год от года, поэтому Дэвиду приходится хвататься за все, что несет в себе жизнь, как утопающему. Но ухватишься за тонкую веточку – утащишь ее на дно вместе с собой. Год назад, к примеру…