Шафрановые врата - читать онлайн книгу. Автор: Линда Холман cтр.№ 99

Он, глядя на меня, что-то ей сказал, но говорил он не на арабском языке и я ничего не поняла. Затем он снова посмотрел на меня и пояснил:

— Моя мать.

Я кивнула, не зная, нужно ли мне улыбнуться. Его мать посмотрела на меня с любопытством и что-то сказала Ажулаю вопросительным тоном.

Он ответил кратко, жестами показав на Баду, и то, что он сказал, удовлетворило его мать, так как она просто пробормотала что-то несколько раз — скорее всего, это значило: «Да, понятно».

Я достала из сумки маленький чайник. К этому времени я уже знала о марокканском обычае что-нибудь дарить, когда приходишь в гости. Я преподнесла матери Ажулая чайник. Она взяла его, повертела в руках и серьезно кивнула.

— Мои сестры, — сказал он, указывая на молодых женщин, каждой из которых было около двадцати пяти лет. — Рабиа и Зохра.

А я подумала было, что одна из них — его жена!

Так как его сестры вопросительно смотрели на меня, я сказала:

— Исми Сидония, — и почтительно добавила: — Ассаламу алейкум, мир вам. — Я не знала, поймут ли они приветствие на арабском языке, но они обе ответили тихо и робко: и вам мир, ва алейкум ассалам.

Я вручила каждой по небольшому расписному блюду.

Баду стоял рядом со мной; женщины не обращали на него никакого внимания.

Они все были похожи: узкие загорелые лица с высокими скулами, темные искрящиеся глаза, слегка подкрашенные краской для век, и крепкие белые зубы. У Зохры, младшей сестры, была ямочка на левой щеке, придававшая особое очарование ее улыбке. Из складок платья Рабии выглядывал ребенок с накрашенными глазами. Он уставился на Баду; глаза у него были такими же синими, как у Ажулая.

— Это малыш, Баду, — сказала я, как будто он сам не видел. Я чувствовала себя скованной, не знала, как себя вести, и решила переключить внимание на детей. — Как ты думаешь, это мальчик или девочка?

Он пожал плечами. Я понимала, что он чувствует себя так же, как и я, хотя и бывал здесь раньше. Мать Ажулая похлопала его по плечу, что-то сказала ему, и он улыбнулся.

— Мой племянник Изри, — пояснил Ажулай, отвечая на мой вопросительный взгляд. — Восемь месяцев. Четвертый ребенок Рабии. У Зохры две дочери.

Он развязал один из мешков, достал оттуда куски материи и два ожерелья из серебра и янтаря и вручил своим сестрам. Из другого мешка он достал большую латунную кастрюлю и отдал матери. Они все покивали, что-то пробормотав, и, разглядывая подарки друг друга, с улыбками стали благодарить Ажулая.

Затем они снова посмотрели на меня. Мать Ажулая что-то сказала.

— Моя мама рада твоему приезду, — сказал Ажулай. — В деревне готовят угощение в честь других гостей из шатров, мимо которых мы проходили. Они из дальней деревни и приехали навестить членов своих семей, живущих теперь здесь. Мы выбрали удачное время.

— Шукран, — сказала я, глядя на мать Ажулая. — Спасибо.

И снова я не знала, поняла ли она меня. Но не могла же я молчать! Мне было интересно, когда я увижу жену Ажулая. Эти женщины — его мать и сестры — казалось, очень спокойно отнеслись к моему появлению.

— Люди в деревне — амазийские берберы — говорят на тамазите. Со своей мамой я говорю на древнем языке Сахары, тамашеке, языке туарегов. Жители деревни понимают арабский язык совсем немного, лишь основные фразы. Они живут здесь изолированно и редко видят незнакомцев.

Стоя рядом с Ажулаем и сжимая свою плетеную сумку, я осознавала, что я не только чужая, я чужестранка. Я кивала в ответ на все, что он мне говорил.

— Он сложный. Но не беспокойся. Зохра немного знает французский — я ее научил. Она у нас в семье ученая.

Он улыбнулся молодой женщине и, очевидно, рассказал ей, о чем со мной говорил. Она прижала руки к щекам, явно смутившись, а затем шаловливо ударила его по руке. Я отметила про себя, что в этой деревне все ведут себя непринужденно, что было не свойственно жителям городов Марокко.

Мать Ажулая погладила меня по руке так же, как она гладила Баду по плечу, и на этот раз я ей улыбнулась.

Небольшая группка детей присоединилась к нам с Ажулаем и Баду, пока мы шли по деревне. Все дома были одинаковыми, с маленькими пристройками: сараями для животных, кладовыми и туалетами. В то время как мальчики бегали возле нас, девочки вели себя более сдержанно и украдкой поглядывали на меня, но как только я смотрела на них, тотчас же отворачивались. В конце концов они отстали от нас и убежали наперегонки, крича и смеясь. Собаки прыгали и лаяли. Несколько черных коз блеяли за колючей оградой. У маленькой речушки, образованной водопадами, женщины стирали белье, отбивая его о камни, а другие набирали воду в бурдюки из козьих шкур.

— Ты вырос здесь? — спросила я Ажулая, когда мы остановились понаблюдать за группой игравших детей.

— Нет, — сказал он. — Мы жили не в деревне. Как и другие Синие Люди, мы жили по ту сторону Высокого Атласа, за перевалом Тизи-н-Тичка. Это Юго-Западная Сахара, недалеко от границы с Мавританией. Женщины жили в шатрах, а мужчины торговали, разъезжая по всей Сахаре.

— Но почему твоя семья сейчас здесь?

— Когда мне было двенадцать, умер мой отец, — сказал он. — А для женщины-кочевницы почти невозможно жить без мужа. Она попадает в зависимость от других кочевников, а в тяжелые времена все еще усложняется. Как и везде в Марокко, одинокие женщины здесь не в почете.

Я знала, что он не имел в виду меня, однако же это заставило меня задуматься о том, как воспринимали меня здесь.

— Поэтому мама вместе со мной и моими сестрами — тогда они были совсем маленькими, младенцами, вот почему они забыли туарегский язык — приехали жить сюда. Было трудно; я был единственным мужчиной в семье, но я был тогда еще слишком молод.

Он остановился, как будто что-то вспомнив.

— Прошло некоторое время, прежде чем нас приняли.

Он огляделся.

— И все же для нас это место было лучше, чем пустыня, — продолжил он. — А позже, когда уехал, я всегда знал, где их найти, и всегда мог привезти им то, в чем они нуждались, как только появилась возможность. А кочевые семьи могут годами разъезжать, иногда проезжая в миле от своей родни и не зная об этом. Мы могли потерять друг друга.

Неожиданно я попыталась представить его ребенком. Был ли он похож на детей кочевников, которых я видела сегодня, со спутанными волосами и в рваных одеждах, с крепкими руками и ногами, с покрытыми струпьями от игр на камнях локтями и коленками. Они казались такими довольными и беспечными, когда бегали друг за другом, играя и громко крича! Как случилось, что он отказался от жизни в шатре из козьих шкур и переходов с караванами верблюдов и стал тем человеком, каким был сейчас, с его совершенным французским языком и европейской изысканностью?

Я посмотрела на Баду, не отходившего от меня ни на шаг. Хотя в Марракеше я думала, что он выглядит так же, как и другие городские дети, здесь он выделялся своими блестящими волосами и одеждой: на нем была чистая джеллаба, хлопчатобумажные штаны и яркие бабучи.