Шафрановые врата - читать онлайн книгу. Автор: Линда Холман cтр.№ 35

Я улыбнулась в ответ и подняла руку, чтобы прикрыть щеку. Это стало моей неосознанной привычкой еще до операции, и теперь Этьен время от времени напоминал мне, что я все еще не избавилась от нее.

— Тебе не стоит делать так, Сидония, — сказал он как-то раз. — Пожалуйста, — добавил он. — Уверяю тебя, в этом нет никакой необходимости. Ты красивая. — Он помолчал. — Ты обладаешь меланхоличной красотой, — сказал он, отстраняя мою руку, — и она делает тебя немного опасной. Как будто ты прожила интригующую жизнь.

Интригующую жизнь. У меня не было никаких интриг в жизни. Ни опасностей, ни риска. Я познала глубокую печаль и ни разу не испытала головокружительной радости. Я засмеялась.

— Этьен, ты описываешь вовсе не мою жизнь. Пожалуйста, продолжай, расскажи еще о Марокко.

Он кивнул, не убирая своей руки.

— Ты хороший слушатель, Сидония. Ты так пристально смотришь на меня, твое лицо такое безмятежное. Я думаю… Мне кажется, что ты привыкла вслушиваться в тишину, окружающую тебя.

Я кивнула.

— Именно поэтому я люблю выезжать на болото — я рассказывала тебе о нем, это Пайн Буш. Поэтому люблю работать в саду и рисовать. Или сидеть на крыльце поздней ночью, когда улица засыпает. В тишине лучше думается.

Он улыбнулся.

— В Марракеше не бывает тишины.

— Что ты имеешь в виду?

— Этот город настолько наполнен красками, звуками и движением, что все это сливается воедино. Я жил в постоянном шуме, и он действовал на меня успокаивающе, так что тишина не для меня. И солнце… — Он посмотрел в окно; мы сидели в гостиной. Этьен пил бурбон, который принес с собой, а я — лимонад. — Солнце там не такое, как здесь. Даже воздух другой. Моя первая зима в Америке… — Он передернул плечами. — Конечно, я провел много зим в Париже, но здесь воздух бывает таким разреженным, что тяжело дышать. Запах снега напоминает запах металла. Как привкус крови во рту. Но небо Марракеша, солнце… — Его лицо оживилось, а щеки разрумянились.

— Когда ты был там последний раз?

Он изменился в лице и не ответил на мой вопрос, затем вернулся к нашему предыдущему разговору.

— Как только Франция упрочила свое положение в Марракеше, мой отец получил туда назначение, и мы, конечно же, переехали в эту страну всей семьей. Я был молодым парнем. Мой отец лечил только французов — марокканцы привыкли лечиться по-своему. Особенно женщины в гаремах.

— Неужели в них действительно сотни красивых женщин? В этих гаремах? — спросила я, стараясь не выказать, насколько поражена необычностью жизни этого человека и тем, что он говорил об этом со мной.

Этьен поднял брови и снова улыбнулся. Когда он рассказывал о своей жизни в Марокко, его лицо светилось, голос звенел, и я понимала, что он очень полюбил эту страну, которая в юности была его домом.

— В основном западное представление о гареме основывается на нереалистичных романах и картинах. В Марокко гаремы — это просто помещения для женщин в доме. Слово «гарем» происходит от арабского слова «харам», — пояснил он, — которое означает «постыдный» или «греховный». Но на самом деле там ничего такого не происходит. Ни одному мужчине не разрешается заходить на женскую половину, кроме мужей и сыновей, братьев и отцов.

— Значит… они не видят мужчин помимо родственников по крови и мужей?

Он кивнул.

— Женам из высших кругов общества не разрешается даже покидать свои дома, и это еще не все. У них тяжелая жизнь; в зависимости от своего благосостояния мужчина может иметь до четырех жен. Это мусульманская традиция.

Должно быть, мое лицо выражало удивление.

— Нам сложно это понять, я знаю. Мой отец говорил, что женщины иногда, отчаявшись, обращались к черной магии, как мы это называем; они просто пытались отстоять свои интересы, каким-то образом влиять на поведение их мужчин и на свой статус среди других жен.

— Что ты имеешь в виду, говоря «черная магия»? Что они делали?

Он посмотрел на свой стакан.

— В моем понимании это пережитки прошлого, — уже без воодушевления сказал он, снова глядя на меня. — Они верят в мистику и либо пытаются привлечь потустороннюю силу в корыстных целях, либо хотят избавиться от злых чар, насланных другими. — Теперь он говорил почти равнодушно. — Они готовят зелья, которые, как они верят, помогут в определенных ситуациях или навредят: рождение ребенка, болезнь, любовь, даже смерть. Иногда таким образом они защищаются от злых духов, которые, как они думают, обитают повсюду. Невежество и религиозные предрассудки очень влияют на их жизнь. — Его голос зазвучал более твердо. — Они даже опасны друг для друга, хотя они также… — Он умолк.

Этьен осушил свой стакан, после чего я сказала:

— Конечно.

Как будто мне было знакомо то, о чем он говорил. На самом же деле все, что я знала о Марокко к тому времени, — это что страна расположена на севере Африки, как я успела посмотреть в своем атласе. Еще в книге по истории я нашла немного информации о завоевании Марокко французами в 1912 году. Несмотря на то что чаще всего Этьен радостно и откровенно описывал свою жизнь там, временами я улавливала неуверенность в его голосе, будто бы он отсеивал некоторые воспоминания и выбирал только те, которыми считал возможным поделиться. Словно было что-то, о чем он избегал говорить.

— Итак, мужчины держат жен взаперти, — продолжил он, снова наливая себе в стакан бурбона, — тем не менее для них абсолютно нормально иметь еще и любовниц — чикхас, если они могут себе это позволить, — сказал он уже нетерпеливо. — Это страна парадоксов, где духовность доходит до крайности, и все же там есть чувственность, которая противостоит всему этому.

— Ты планируешь снова вернуться туда в ближайшее время? Твоя семья все еще там?

— Нет-нет, — отозвался он, и я не знала, был это ответ на один или на оба вопроса. — Теперь там никого не осталось. Это место печали: родители и мой брат Гийом похоронены там. Они все умерли в течение трех лет. Один, другой, третий, — сказал он и некоторое время молчал.

— Гийом… он был твоим единственным братом?

— Он был младше меня на три года. Мы не были похожи; он был… — Он смолк, затем продолжил: — Он утонул в Эс-Сувейре на побережье Марокко. Это было ужасное время. После этого мама сразу постарела.

Я вспомнила лицо моей мамы, наклонившейся надо мной, когда меня сразил полиомиелит. Лицо отца, стоящего у окна, его полнейшую беспомощность.

— А мой отец через некоторое время сильно заболел. Родителей всегда меняет смерть их ребенка, не важно, в каком возрасте тот умер, не правда ли? Это неестественный порядок вещей.

Повисло молчание; я знала, что он не закончил, поэтому тихо сидела и ждала.

— Я прожил с этим горем несколько лет, — продолжил он. — Я мало времени проводил с ним — с Гийомом. Он тянулся ко мне, а я… — Он снова замолчал, а затем заговорил громко, равнодушным тоном, словно хотел закончить этот разговор как можно скорее.