Клуб грязных девчонок - читать онлайн книгу. Автор: Алиса Валдес-Родригес cтр.№ 6

– Sucia! – крикнула я ей, когда она подходила к двери. Но Уснейвис, рассеянно взглянув на меня, продолжала болтать по телефону. Ох, простите! Все доминиканки, трудившиеся над плитой, посмотрели на нее усталыми лошадиными глазами и погрузились в глубины собственного отчаяния. Хозяин за кассой оторвался от газеты на испанском языке. Его глаза смерили Уснейвис с головы до пят, брови изогнулись. Он как бы спрашивал: что это за прелестное создание явилось к нам с мороза. Она протянула мне руку так, словно намеревалась остановить транспортный поток, и я заметила, что на локте у нее висела крохотная сумочка от Фенди. Для полноты картины, решила я. А когда Уснейвис шла ко мне, я обратила внимание на ее отпадные туфли. Это по снегу-то! Отпадные не в смысле модные, а в том, что на сегодняшнем льду в них можно запросто отпасть. Не скажу, что я не способна отличить туфли-лодочки от милых сердцу Уснейвис лодок и кораблей, но ведь она мне рассказала о них вчера по телефону: белые, зимние, в золотистую полоску. Нынешние, должно быть, какие-то другие. Я терпеливо дослушала ее разговор, а сама при этом думала, как Уснейвис умудрилась запихнуть свои немаленькие ступни в такие крохотные туфли. Она напомнила мне балерину-слониху, прыгавшую по экрану в «Фантазии». Я немного преувеличивала, говоря, что совсем не знала испанского, когда поступала на работу. Я успела слегка нахвататься – главным образом в те моменты, когда отец выходил из себя или огорчался. А выходил из себя он, к моей пользе, чуть ли не каждый день; поэтому я получала много уроков испанского. А по выходным его начинала пилить мать, и это продолжалось до тех пор, пока он не утихомиривал ее, – возникала масса всяческих огорчений, а следовательно, снова испанского. Дома, до того как ушла мать, мы главным образом говорили по-английски, потому что учить язык мужа матери хотелось ничуть не больше, чем ответить «нет», когда мой брат впервые попросил ее купить ему выпивку. Потом, когда мать оказалась в тюрьме, а брат вырос и ушел, мы с отцом говорили по-английски, потому что так было проще, и он перестал выходить из себя. А теперь, когда я, как мисс Берлиц, стала символом испано-язычной женщины, мы с Papi ради моей работы говорим только по-испански. Господи, я снова о нем? Простите! Papi приучил меня считать, что он самое главное в мире. А следом за ним – Куба. И, как во всякой религии, эту веру пошатнуть непросто, даже если сомневаешься в ее разумности.

Интересно, кубадектомию производят под наркозом или нет? Я имею в виду, какой-нибудь иной наркоз, кроме пива?

Из того, что мне удалось услышать, я поняла: Уснейвис давала указания одной из помощниц по поводу предстоящей очень важной пресс-конференции, объясняла, что следует сделать, и скрупулезно перечисляла детали, загибая пухлые пальцы. Она нанимала только латиноамериканок, даже если другие претендентки были более квалифицированны. А когда я говорила ей, что это незаконно, Уснейвис смеялась и отвечала, что белые всю дорогу так поступают и она расплачивается за их прошлые грехи. «Моя цель, – Уснейвис тыкала мне пальцем в лицо, – заставить их понять, что им надо сильно постараться, чтобы работать на нас».

– Ух! – Уснейвис наконец нажала на кнопку отбоя и сложила пальто так аккуратно, что я сразу догадалась: ярлык в самом деле внутри, и она не хочет, чтобы кто-нибудь заметил его. Под пальто оказался элегантный брючный костюм из красивой светло-зеленой шерсти. Удивительно, где Уснейвис находит вещи своего размера, который в последние пять лет колебался между восемнадцатым и двадцать четвертым.

Только не обманитесь – она потрясающая. Тонкие черты лица, нос, за который другие женщины выкладывают кучу денег, только бы приобрести нечто подобное, и огромные выразительные глаза, часто спрятанные за зелеными контактными линзами. Раз в три или четыре дня Уснейвис ходит в салон у новостроек делать себе брови, считая, что никто не справляется с этим лучше тамошних девиц, а ее макияж всегда на высшем уровне. Я отношу это за счет постоянного неконтролируемого порыва доставать компакт-пудру «Бобби Браун», чтобы все видели: явилась пуэрториканка. Вот так! Она ест с изяществом и аппетитом лесного оленя. Со стороны кажется, что Уснейвис сидит на одной траве – настолько ее мучает голод. При нас она называет себя «толстушкой» и подсмеивается над собой. И мы ей не лжем – не успокаиваем. Как ни говори, предплечье Уснейвис в окружности больше, чем бедро Ребекки.

Может, оттого, что она полнее других, а теперь и вовсе раскормленная, Уснейвис самая общительная из нас. Когда мы пускались в загулы и на исходе ночи или, вернее, на восходе солнца оказывались в какой-нибудь круглосуточно работавшей забегаловке, она успевала подружиться со всеми вокруг. Я наблюдала, как Уснейвис проделывала это с группой немногословных кривозубых шахматистов из Уэнтвортского технологического института и оравой миловидных девчонок из Брандейса [28] . При этом всех заставила петь, шутить и играть в шарады. Вот почему она управляет отделом связей с общественностью крупнейшей в штате некоммерческой организации. Нет на свете человека дружелюбнее, симпатичнее, организованнее, искреннее и при этом, да, материалистичнее, чем Уснейвис Ривера.

И с мужчинами у нее проблем не бывает. Их тянет к ней больше, чем к кому-либо из нас. Уснейвис держит мужчин на расстоянии, поэтому нравится им еще сильнее. Они ходят за ней по пятам, постоянно названивают, умоляют выйти замуж и угрожают покончить с собой, если она не ответит на их чувства. Речь идет не о каких-нибудь проходимцах, а о врачах, юристах и международных шпионах. Именно о шпионах. Уснейвис встречается одновременно не меньше чем с тремя, но это не похоть – с большинством из них она вообще не спит, держит на замену, играет с одним, затем с другим. А они следуют за ней, как щенки. Но нужны ли они ей? Нет. Уснейвис нужен один Хуан Васкес, даже если она в этом не признается.

Я ничего не имею против Хуана. Этот парень мне нравится.

А другим sucias? Не скажу, что они того же мнения. Некоторые из них считают, что Хуан со своим раздолбанным «фольксваген-рэббит» зарабатывает слишком мало, чтобы предъявлять права на такую женщину, как Уснейвис. Хуан возглавляет маленькое некоммерческое агентство, занимающееся в основном реабилитацией и устройством на работу латиноамериканцев-наркоманов. Судя по статьям в нашей газете, он добивается потрясающего успеха. И что из того, что Хуан зарабатывает не так много? Я понимаю, что в глубине души Уснейвис чувствует то же самое, но у нее, что называется, «пунктик» по поводу денег. Это бросается в глаза, стоит только взглянуть на ее меховое пальто и «БМВ». А Хуан, вполне симпатичный для такого низкорослого мужчины, мог бы обращать на себя больше внимания. Однажды я встретила его на официальном вечере в поддержку демократического кандидата на пост мэра Бостона – он заявился в черной выцветшей майке, поверх которой надел смокинг на белой шелковой подкладке, в черных джинсах, сморщенных красных спортивных туфлях в снегу и с семипудовой биографией Че Гевары подмышкой. Уснейвис в своем сверкающем платье и драгоценностях делала вид, что не знает его, хотя провела у него до этого ночь, а еще раньше выходные. В итоге она удалилась с врачом-аргентинцем с испитым лицом, с которым познакомилась за другим столиком. А Хуан пришел только ради Уснейвис – хотел продемонстрировать ей, что и он поддерживает кандидата, за которого она постоянно ратует. Но Уснейвис не оценила его порыва. И когда Хуан подошел поздороваться, опустив, как побитый пес, голову, притворилась, что не помнит, кто он такой, метнула на него ледяной взгляд, представила своего уродливого компаньона по застолью как доктора Хирама Гарделя, оперлась об эскулапскую руку и повернулась спиной. Вот такие игрища Хуан и Уснейвис устраивали друг с другом с самого колледжа.