Светка - астральное тело - читать онлайн книгу. Автор: Галина Шергова cтр.№ 83

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Светка - астральное тело | Автор книги - Галина Шергова

Cтраница 83
читать онлайн книги бесплатно

– А как у нас дела насчет картошки?

– Насчет картошки? – Насчет картошки.

– Она уже становится на ножки.

– Нет, в самом деле? Я рад за вас.

И вот сейчас в памяти выпрыгнуло озорное: «А как у вас дела насчет картошки?» Развеселясь этим, Шереметьев даже подмигнул докладчику, мысленно вопрошая: «А действительно, насчет картошки? Как?»

Когда Федор Иванович рассказал истории о певице и журналисте, слегка шокированный Шереметьев поморщился. «Она уже становится на ножки!»

Но! Не успел он так подумать, как ощутил, что застигнут присутствием чего-то непонятного, даже раздражающего своей новизной. Насторожился, картошка притихла в висках. Что же это было? Что? Что? И вдруг понял: тон доклада. Скорее внутренняя тональность. Не вызывала она сомнений. Федор Иванович говорил – воистину! – огорчаясь.

«Ну и ну, – еще раз удивился Максим Максимович. – Насчет картошки? Насчет картошки».

– Эстрадная кумирность, – говорил Федор Иванович, – стала какой-то болезнью, заразиться которой стремятся теперь и литература и публицисты. Порой ведь кажется, что главное, что заботит их, – не глубина призвания, а широта признания. Извините за каламбур. Но, повторяю еще раз: без нравственности личной не может быть нравственности социальной.

– А ведь точно, – сказал, наклонившись к Шереметьеву, его сосед, – очевидно, но точно.

Максим Максимович не ответил. «Насчет картошки!» – мысленно воскликнул он. Им владело странное смятение духа, вызванное наблюдением за Швачкиным. Одной из особенностей Федора Ивановича всегда была способность с предельной убежденностью говорить о вещах прямо противоположных и даже взаимоисключающих друг друга, если сложившаяся ситуация меняла точку зрения на предмет.

Говорил он убежденно и сейчас. Однако от речи веяло неподдельной искренностью, которой Шереметьев раньше в выступлениях Швачкина не ощущал. Умел и прежде Федор Иванович придать голосу доброжелательную заинтересованность в предмете. Умел. А сейчас был. Был и доброжелателен и заинтересован.

Чем дальше, тем больше, с сотрясающей ясностью осознавал Шереметьев: перед ним иной Швачкин, незнакомый! В оболочке Федора Ивановича предстала перед аудиторией совсем другое существо.

Шереметьев не мог отвести взора от докладчика.

– Что же мешает тому, чтобы честные личности, «властители дум» появлялись все чаще и чаще? – спросил аудиторию Федор Иванович. И ответил: – Во многом виновата атмосфера, нравственный климат в творческих организациях, научных институтах, коллективах работников искусства. Руководители таких ведомств часто не только не поощряют смелую, принципиальную позицию руководимых ими людей, не только порой стремятся лишить тех собственного мнения, унижают их человеческое достоинство, но и сами образцом нравственности в широком смысле слова служить не могут.

– Я не хочу, – сказал Федор Иванович, – утверждать, что такая обстановка сложилась повсюду. Нет, конечно, нет. Но, если даже где-то можно наблюдать подобное, то и это губительно. Скажу честно: сам грешен. Обдумывая все, что хотел сегодня сказать, должен признаться: и сам я, и климат в моем институте оставляют желать много лучшего. Надеюсь, и мои коллеги – руководители институтов, творческих коллективов найдут в себе смелость для нелицеприятного анализа собственной деятельности.

«О боже! А как у вас дела насчет картошки?» – робко спросил уже себя потрясенный Максим Максимович.

Снова смятенный шорох пробежал по залу, а руководитель в президиуме что-то удовлетворенно зашептал председателю.

– Так как же, – закончил мысль Федор Иванович, – мы можем хотеть, чтобы нравственным воспитанием народа занимались люди, которым народ поверит, если они сами себе не верят, а мы их к этому только побуждаем ежедневной практикой.

Конечно, вышеизложенным не ограничился в докладе Федор Иванович. Были подняты и другие серьезные вопросы по проблемам нравственного воспитания. Говорил со знанием дела, зажигательного (как принято квалифицировать подобные выступления). Завершил речь Швачкин тоже несколько непредсказуемо.

– Один биолог, – сказал он, – рассказывал мне о таком эксперименте. Две партии мышей содержались в одинаковых условиях. Но в одной партии мыши мерли, а в другой жили-поживали. Почему? Оказывается, тем что погибали, ежедневно показывали кота. Только показывали, но сердца бедняг не выдержали постоянного страха. Прошло время. И картина стала обратной. Те, кому показывали кота, закалились и стали жизнеспособнее собратьев, живущих без нервных стрессов.

Наше с вами дело, товарищи, тоже подобное: нам часто показывают кота. То вышестоящая инстанция, то разгневанное ведомство, которое печатный орган или телевидение решили покритиковать. Но, если веришь в свою правду, то не только выживешь, но и обретешь жизнестойкость. К этому я вас, как и себя, призываю.

Доклад Швачкина вызвал темпераментную дискуссию. Его цитировали на все лады, а положение и «без нравственности личной не может быть нравственности социальной» повторялось почти в каждом выступлении.

Казалось бы, что уж такого необыкновенного нового открыл Федор Иванович? Все достаточно очевидно. И тем не менее закон этот незыблем; если кто-то сказал вслух то, о чем все знали, но как-то обходили молчанием, реакция неизбежно бывает горячей.

В перерыве в комнате президиума Швачкин наткнулся на руководителя, беседующего с профессором Кучинским. Дмитрий Леонтьевич держался свободно, шутил, и Федору Ивановичу показалось неудобным подойти, больно уж дружеской выглядела беседа. Но руководитель сам взял Швачкина за локоть:

– Поздравляю вас, Федор Иванович. Молодец: честно, смело. И себя не пощадили. Главное, небанальный доклад, заставит задуматься. – И, помолчав мгновение, прибавил: – А знаете, все, что вы говорили, касается не только совещания. Надо бы стенограмму в печати опубликовать.

«А нога-то ведь совсем не болит», – осознал вдруг Федор Иванович и легким шагом вместе с руководителем пошел в зал.

Через три дня в центральной газете почти на полосу была напечатана статья Швачкина «Кумиры или властители дум?».

Х

Осень на курорте. Да, поздняя осень на курорте. Опустошающий ее приход, когда кажется, что заброшенность пляжей и мертвых ларьков длится уже годы и годы. Безлистые стволы зонтичных остовов с надломленными железными ветками, еще недавно служившими распорками тентам. Поседевшие водоросли на берегу, в космах которых преют линялые этикетки некогда распитых бутылок. И этот забытый, разбитый ливнями теннисный корт.

Корт. Почему именно корт встал перед глазами Шереметьева?

Рваные лохмотья сетки бились под ветром по земле, неумело пытаясь поймать в сеть косяк листопада.

Рыбак сказал: «Промысловый лов – зимой. Зимой рыба сбивается в косяки, греется так в холодной воде».

Вот и листья. Летней жизнью живут на просторных ветвях, у каждого своя судьба. А осенью сбиваются в косяки листопада.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению