Во имя любви к воину - читать онлайн книгу. Автор: Брижитт Бро, Доминик де Сэн Перн cтр.№ 34

Из-за отсутствия прямого рейса из Афганистана в Европу нам предстояло поехать в Дубаи. Я все предусмотрела — в этом экстравагантном городе мы проведем ночь в шикарном отеле. Неожиданная свобода после многочисленных условностей в Кабуле! Я продумала все, но не учла необходимости транзитной визы для Шахзады, которая позволит ему покинуть местный аэропорт, проехать в город и, наконец, улететь из международного аэропорта. В этом эмирате с недоверием смотрят на пассажиров-афганцев, которые, по их мнению, являются идеальными кандидатами для подпольной иммиграции.

Я возмущалась, ворчала, но ничего не менялось. За стеклом зала для транзитных пассажиров Шахзада оставался индифферентным к происходящему, центром которого он был. Я пошла получать наш багаж. Не хватало одного чемодана. Самого ценного для нас. В нем были европейская одежда Шахзады и мой «наряд принцессы», украшенный жемчугом, — первый из его подарков. Кто-то украл чемодан в зале регистрации в кабульском аэропорту.

Мы провели ночь на скамейках в комнате с бледно-голубыми стенами. Сэндвичи в прозрачной пластиковой упаковке заменили нам вереницу блюд разных кухонь мира в ресторанах Дубаи, а одиночество — праздное шатание по сверкающим хрусталем и иллюминацией торговым галереям, в которые, кажется, стекаются все деньги мира. Утром мы проснулись в аэропорту, разбуженные полицейским патрулем.

В общем, Шахзада прилетел в Париж в своих шароварах и больше их не снимал. Его пакол провоцировал прохожих на высказывания типа: «Смотри-ка! Масуд!» Я переводила. К сожалению, Шахзада, как и большинство пуштунов, не жаловал таджикского генерала, которого считал виновным в том, что его страна лежала в руинах. По его мнению, если бы Масуд не победил, если бы он не поддержал переворот, направленный против президента Наджибуллы, в стране не было бы опустошительной гражданской войны, расчистившей путь для талибского режима. В Кабуле, глядя на гигантские изображения Масуда на фасадах домов, я говорила Шахзаде: «Видишь, он — настоящий национальный герой». Он с грустью качал головой: «Эти большие портреты — фасад, за которым несметное число жертв. Они недопустимы».

Мы остановились в маленьком отеле в 15-м округе, рядом с Эйфелевой башней. Вечером из окна нашей комнаты мы видели ее мерцающий блеск. Какой же элегантной и праздничной была ночная красавица! Каждое ее мигание вызывало на лице Шахзады выражение неподдельного восхищения.

В остальном же Париж ему совсем не понравился. «Подземелья» метро, эскалаторы и движущиеся дорожки пробуждали в нем инстинкты горца, привыкшего во всем видеть опасность. Первое его страшило, вторые лишали равновесия: сосредоточенный, недовольный, он пытался подстраиваться под бег движущегося полотна. В конце концов он отказался от таких способов передвижения. Такси его вполне устраивало, мне пришлось потратить на него целое состояние. Было очевидно, что мой любимый город его разочаровал. Однажды, когда мы сидели на террасе кафе в солнечный июньский день и наблюдали за прохожими, он, выйдя из состояния созерцания, сказал мне: «Брижитт, здесь вы все ходите всегда очень быстро. Куда вы спешите с таким грустным, озабоченным видом?» Я не знала, что ответить этому мужчине, несоизмеримо менее избалованному, чем здешние прохожие, но лицо которого излучало свет.

Часть его семьи жила в Исси-ле-Мулино, в предместье Парижа. Многие из его двоюродных братьев, дядюшек и тетушек покинули Афганистан после падения режима Наджибуллы, в тот момент, когда только разгоралась гражданская война. Они любили свою страну издалека. Приезд Шахзады был для них настоящим событием, которое они хотели достойно отпраздновать. Я пойду с ним. Но со всей осторожностью: меня предупредили не делать ничего, что могло бы нанести ущерб его репутации.

Кстати, несколькими неделями раньше Шахзада привел меня к своим родственникам в Гушту, рядом с Джелалабадом. Все прошло гладко, но в конце нашего визита, желая привлечь его внимание, я назвала по имени. «Шахзада» звучит слишком нежно, на его вкус. В машине он призвал меня к порядку: «Не начинай снова, прошу тебя. Не нужно, чтобы люди знали о наших чувствах». Мне стало очень грустно: «Нам никогда не удастся сделать это, Шахзада. Мне постоянно кажется, что я делаю что-то не так, совершаю ошибки…» Я плакала от отчаяния. Если так, он никогда не возьмет меня за руку на людях. Никогда не обнимет за плечи. Не поцелует меня. Все эти маленькие знаки любви были непозволительны для нас, но так необходимы для меня. Они — неотъемлемая часть моей культуры и языка, которые именно так демонстрируют чувства нежности и страсти.

Чтобы утешить меня, он остановил машину в безлюдной местности и стал учить меня стрельбе из автомата.

Нас принимали в большой квартире в Исси-ле-Мулино. Человек тридцать гостей расположились в креслах, на диванах и стульях в гостиной. При появлении главы момандов все встали. Шахзада поприветствовал каждого. Некоторые мужчины были одеты по-европейски, другие — в традиционные наряды. Они обнимались, произнося свое «салам». Меня здесь встретили дружелюбно, и Шахзада представил меня как свою подругу.

Телефон звонил не переставая. Моманды диаспоры хотели поговорить со своим лидером. Поэтому Шахзада провел большую часть времени за телефонными разговорами, оставив меня в гостиной под шквалом вопросов. Кто я? Чем я занималась в Афганистане? В чем заключалась моя работа? Что я думаю об их стране? Я говорила о своей операторской работе и нашем фильме. Ничего компрометирующего я не сообщила, во всяком случае, мне так казалось.

Вернувшись в отель, Шахзада замкнулся в себе. Я была в недоумении. Что я сделала не так?

— Брижитт, ты слишком много говоришь с мужчинами.

Я протестовала. Как же можно было говорить с ними по-другому? Совсем немного? Сколько слов? Два? Три? Это было бы затруднительно, поскольку я всего лишь отвечала на заданные мне вопросы. Он не унимался:

— Ты прекрасно знаешь, что так не делается… У людей сложится очень нехорошее мнение о тебе…

Но этим все не закончилось. На вечере был один из кузенов Шахзады, недолюбливающий его. Он переиначил мои слова и использовал их для своих инсинуаций, заявив, что я работала в разведке. Афганцы обожают такие истории, и, несомненно, слухи быстро доползут до Афганистана. Шахзаде в этом случае придется рассчитывать только на своих друзей. Навредит ли это нам? Никогда не знаешь.

Позже мы поехали во Франкфурт к родственникам его жены. Они хотели повидаться с ним. И снова — большая квартира, заполненная момандами, покинувшими родину много лет назад. Они обращались к Шахзаде очень уважительно. Я была представлена по имени, без всяких уточнений. Не подруга, не будущая жена. Это обстоятельство рождало во мне умилительное чувство тайной любовницы. Но постепенно, час за часом, из-за отсутствия общего языка я стала чувствовать себя здесь лишней.

Женщины были одеты в довольно длинные платья поверх национальных брюк, и, хотя они были в Европе и у себя дома, их волосы были скрыты под платками. Они улыбались мне. Среди них была настоящая красавица — младшая сестра Кути. Дивное лицо с глубокими, словно озера, карими глазами, какие, без сомнения, были и у Кути в день ее свадьбы, до того как жизнь в пустыне закалила ее и заострила черты.