Давай попробуем вместе - читать онлайн книгу. Автор: Елена Гайворонская cтр.№ 24

– С наступающим миллениумом! – простуженным баском просипел невысокий, патлатый, в красно-белом «спартаковском» шарфике, чем-то неуловимо напоминавший Гарика.

– И вам того же, – качая головой, усмехнулся Кирилл. На чуть сконфуженной его физиономии читалось: «Вот паршивцы…» – Кстати, что это за… этот милле…

Я понял, что, как ни позорно, тоже так и не успел понять смысла этого певучего слова, напоминающего название транквилизатора.

Тинейджеры громко заспорили. Затем парнишка, похожий на Гарика, вероятно тоже вроде дворового королька, авторитетно напыжась, заявил, что миллениум – это конец света.

– Вот спасибо. – Я едва удержался от ругательств.

А Кирилл просто насупил брови и произнес коротко: «Кыш!» Стайка скрылась за углом, грохнув чем-то еще разок на прощание.

– Вот черти, – поморщился Кирилл. – Тебя подбросить?

– Нет, спасибо. Хочу немного прошвырнуться.

– Как знаешь. – Он передернул плечами. – Ну, тогда я поехал?

Я киваю. Мне и вправду необходимо проветриться под зябким полузимним ветром, чтобы немного побыть наедине с собой. Слишком тяжкий груз общих воспоминаний, я чувствую, навалился сейчас на мои плечи, чтобы тащить его домой. Возможно, смогу оставить немного под этим дымным серым небосводом.

Я жму на прощание ладонь Кирилла. Она жестка и холодна, как оружейный приклад. Я могу согреть ее своим рукопожатием, но чувствую, что не в состоянии сделать это с его глазами. Он уже где-то далеко, еще даже дальше отсюда, от этой тихой грязненькой улочки, чем я. Мы еще нуждаемся друг в друге. Но постепенно снова становимся бесконечно разными людьми, которых случайно связала красной нитью война. Ведь мы вернулись в иную реальность. И теперь по новой учимся жить по ее законам, основной из которых: каждый за себя. И когда узелки окончательно перетрутся, возможно, случайно заметив друг друга в толпе, мы ограничимся сдержанным кивком…

Нет. Так не должно быть. Я не хочу. А чего хочу? Не знаю. Иногда, просыпаясь ночью, прислушиваясь к шорохам и скрипам, доносящимся из-за панельных стен соседних квартир, я вдруг с ужасом чувствую, чего мне не хватает. Звуков оттуда. Неужели Кирилл прав? Мне не хочется думать об этом.

Слишком страшно.

«Пятерка» Кирилла трогается с места и исчезает в темном лабиринте московских дорог. А я остаюсь один. Бреду наугад. Нахожу какую-то лавку, присаживаюсь. Прямо передо мной колышется дерево, на котором еще уцелели, как зацепившиеся за ветки после взрыва куски материи, несколько иссохших, скукоженных листков. Ветер немилосердно терзает и треплет их рваные лоскутки. И они, обессилев, по одному отрываются и неприкаянными беженцами-странниками обреченно пускаются в последний путь…

«С концом вас света…»

Что-то невесомо-влажное садится на мою щеку. Поднимаю голову. Из дымовой завесы ис-синя-черного неба лениво сыплется мягкий снег, застилая подмерзшую земную грязь обманчивым покрывалом, делая ее чище, светлее, непорочнее.

Зима – это высшая ложь.

В только что «зачищенном» селе местные толпились около вновь образованного блокпоста. У них проверяли документы. Бородатые старики, женщины неопределенного возраста в длинных юбках и платках, точно сошедшие с картинок про двадцатые годы, дети мал-мала. Мальчиков-подростков не было.

– Все воюют, – хмуро произнес парень-омоновец. – Только что всех, кого живыми взять удалось, вывели за село. Там и совсем сопливые попадались. Им бы буквы учить, а они из пушек палят. Дикари чертовы… – Его голос сорвался в озлоблении.

Да, это село доставило нам немало хлопот. Я сам раскидал весь запас гранат, пока с Кириллом входили в один из домов. К моменту взятия уцелели три стены да балка перекрытия. Да рваные останки тех, что недавно были противниками. Жалости уже не осталось. Не мы их, так они нас…

Одна из женщин беззвучно плакала, вытирая тыльной стороной ладони красные глаза. Ее мужа также отвели «за село». Это означало расстрел.* Стоявший возле нее мальчишка лет двенадцати что-то говорил, трогая мать за локоть, и время от времени поглядывал на нас жгучим, полным ненависти взглядом.

– Проклятый щенок, – процедил сквозь зубы мой случайный собеседник, – надо было б и его шлепнуть вместе с остальными… А то потом пальнет еще в спину. У них тут оружия в огородах – жопой ешь. Один ржавый ствол сдадут, а после с десяток новеньких достанут.

Я молчал, зная, что он прав. Тоже многое повидал за последнее время…

Вдова боевика тем временем сняла темный, в мелкий цветочек платок и принялась вытирать им мокрое лицо. В ушах под гладко зачесанными волосами что-то блеснуло. Парень-омоновец сплюнул и, передернув затвор, направился к ней. Мальчишка вытянулся, загораживая мать. Парень отшвырнул его в сторону, схватил замершую женщину за мочки ушей, что-то пробормотав, с силой рванул вниз. По шее поползли, теряясь за воротом, темно-красные ужики. Коротко вскрикнув, чеченка приложила платок к порванным мочкам, и слезы потекли по ее побледневшему лицу с новой силой. Она сгорбилась, сделавшись похожей на старуху. Мальчишка подбежал к матери, обхватил за шею, затем повернулся, сжал кулаки, открыто глядя на нас с лютой, недетской злобой. Женщина, поспешно завязав платок, затолкала сына за спину. Мне стало противно. Если уж и приходится воевать, то не с бабами и детьми.

– За каким ты сделал это? – спросил я омоновца, прятавшего окровавленный трофей в нагрудный карман. – Из-за таких, как ты, они нас и ненавидят. Может, завтра конец, на хрен тебе золото на том свете?

Лицо парня вдруг исказилось, на губах выступили клочья белой пены, так что я испугался, не хватил ли его удар.

– Т-ты, придурок, заткнись! – прошипел он, хватая меня за ворот, забрызгивая мое лицо клокочущей сивушной слюной. – Пойди пожалей эту суку с ее бандитским выродком! Пока вы сюда тащились, нас из двух десятков половина уцелела! И всех нас… думаешь за что? За их вонючего Аллаха, скребаную свободу?! Дерьмо! – Он сунул мне под нос сложенный в кукиш кулак в бурых пятнах и шрамах. – Доллары, вот что им нужно! Чтобы их бляди за наш счет в бриллианты наряжались! Мы им города понастроили, вышки нефтяные понаставили, а теперь русские плохи стали! Ты видел, что они с нашими делают?! Рабов наших вызволял – двадцатилетних полумертвых стариков? Хочешь – пойди погляди вон в тот дом!

Он ткнул пальцем в направлении белой одноэтажной мазанки с выбитыми окнами и сорванной с верхних петель дверью, отчего она жалко скособочилась, как одноногий инвалид.

– Убери грабли! – заорал я в ответ. – Мы тоже не в ж… пальцем ковыряли, ясно?! Думаешь, один ты воюешь?! Мародер!

Подоспевшие ребята расшвыряли нас в разные стороны. И вовремя. Еще минута – и мы запросто могли бы разрядить друг в друга по обойме. Высокий седой старик у забора смотрел на на" с выцветшим, лишенным эмоций взглядом.

– Придурок! – прошипел Кирилл, встряхивая меня за плечи. – Мы не должны ссориться из-за них – забыл золотое правило войны?! Иначе всем нам крышка.