Совпадения - читать онлайн книгу. Автор: Бина Богачева cтр.№ 7

— Давай рассказывай свой стишок. — Воспитательница подтолкнула Глеба в центр актового зала. Со всех сторон на него смотрели дети. Кто-то хихикал, кто-то сидел понурый, ожидая своей невеселой участи — позориться. Глеб молчал и пальцами тер лоб.

— Ты забыл? Глеб выучил у нас стихотворение Самуила Яковлевича Маршака. Пожалуйста, Глеб. Мы тебя слушаем.

— Я — сраусенок молодой, заносчивый и гордый. — В зале раздался хохот. Он замолчал.

— Когда сержусь, я бью ногой. Мозолистой и твердой. Когда пугаюсь, я бегу, вытягиваю шею. А вот летать я не могу, и петь я, петья… петья не умею.

С этого дня его называли то Петья, то Сраусенок.

Он мечтал поиграть на металлофоне, но детям не разрешалось брать игрушки в актовом зале. Только когда фотографировались. Общаться со сверстниками ему было мало интересно. Когда за ним приходили, он сидел на стуле и качался, не качая самого стула, — воспитатели не разрешали расшатывать. Запретить самому качаться они никак не могли.

— Не качай стул! И сам не качайся! Слышишь ты меня?

— Я не качаю стул.

— Ты какой другим детям пример подаешь, а?

— Я не качаю стул.

— Нет, ты посмотри, я ему два слова — он мне пять! Я ему говорю, не качайся! Ты слышишь, что тебе говорят? Не-ка-чай-ся! Это значит, что сиди ровно.

— Я не качаю стул.

— Никаких нервов с ним не хватит! Иди в угол постой тогда, раз ты у нас заносчивый и гордый. Раз тебе не понятно, что говорят.

Стоя в углу, он шептал сам себе под нос придуманное им заклинание: «Ма-ама, приди, ма-ама, приди». Рано или поздно, он знал, оно сработает. Он проверял, и получилось. Надо только неустанно повторять и не сбиваться.

— Мультфильм, мультфильм начался! — кричал он вечером отцу.

Но тот не обращал на сына внимания.

— Мама, постели мне в комнате, я хочу посмотреть.

На табуретке расстилали газетку, на которую ставили тарелку, а рядом клали два куска хлеба и прибор.

— Мужик должен есть много хлеба. Ты мужик?

— Мужик, — кивал Глеб.

— Вот и налегай.

Большим обманом был показ не рисованного, а кукольного мультика и заставка какого-то дурацкого киножурнала. Мальчик прилетал на самолете, вынимал молоток, колол орех: «Орешек знанья тверд! Но мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет киножурнал „Хочу! Все! Знать!“» — и начиналась какая-нибудь документальная дребедень, в которую пока не представлялось возможности вникнуть. Но он был готов пожертвовать любыми мультиками, не смотреть их год, если бы кто-то неведомый обменял их на модель корабля «Гото Предестинация».

Отец не разрешал выкладывать на газету или край тарелки «невкусное» и даже «несъедобное». Лук, прожилки и даже жир — все запихивалось в рот вместе с жеваным хлебом и быстро глоталось. Однажды его вырвало в тарелку, и он до самого сна простоял в углу. В это время все смотрели кино про д’Артаньяна и трех мушкетеров. Тогда он вынул из маминого вязанья тонкую длинную спицу и тихо, пока никто не видит, колол своих врагов. Первым упал замертво отец. Потом ему досталось за спущенные петли от мамы. С ней бы он тоже не мешкал расправиться по-мушкетерски, но спицу отобрали.

После уроков, когда Глеб пошел в школу, он мчался домой, бросал портфель и, прыгая по окнам до вечера, ждал маму, которая каждый час звонила по телефону спросить что-нибудь. Семен Михайлович к тому времени уже помер, и Глеб хозяйничал дома один. Делал из бумаги оригами, собирал конструктор, выжигал, мастерил подводную лодку «Ела суп Марин», рисовал гуашью, клеил, строгал рогатки, делал из зубной пасты, карбида и фольги бомбочки и однажды притащил домой сухой лед.

Ровно в семь двадцать металлическим приветом скрежетал в замке ключ, и он бросался в коридор, сложив брови домиком, а губы в просящей, измученной долгим ожиданием гримасе. Он, делая вид, что шутит, просил грудь, привставал на цыпочки и дотягивался до нее руками, и если бы разрешали, сосал, не обращая внимания на сто раз сказанное «нельзя». Тогда он еще не знал, что у племен, населяющих землю короля Вильгельма, женщины продолжают вскармливать грудью даже пятнадцатилетних подростков, и жалел бы, что не родился на земле этого доброго короля.

Но в этой стране понимающего короля мальчики наверняка не ходили в женские отделения городских бань, а он ходил. Образы обнаженных женщин навечно впечатались в его сознание: старухи, сидящие на каменных высоких топчанах около тазов, намыливающие мочалками обвисшие груди, молодые женщины, раскрасневшиеся после парной, энергично проходящие мимо, подрагивая мясистыми бедрами, и мамин треугольник, щекочущий плечи, пока его намыливали.

— Мальчик-то уже большой, — бубнили недовольные старухи, — его надо в мужское водить.

Молодые переглядывались и кокетливо хихикали. Девочки стеснялись, прячась за мам и бабушек, но он видел, как они сами тайком устремляли взгляд на него, колыхающегося в такт намыливающим движениям.

Как устроены девочки, он уже знал. В детском саду после сна все вместе сидели в общем туалете. И мальчики с повышенным уровнем эротизма всегда могли уговорить кого-нибудь показать им то, что не видно в обычной обстановке, и даже потрогать это. Глеб выбрал для этих целей белокурую Ирочку. Он стал с ней дружить по-настоящему: помогал расчесывать спутанные волосы, шнуровать ботинки перед прогулкой, защищал от посягательств других охотников и даже съедал за нее макаронную запеканку и невкусный суп. Постепенно Ирочка стала «его». Сначала он предложил ей первой начать исследования. Она согласилась не сразу. Ей нравилось просто играть, просто смеяться и просто дружить. Без рук.

— Смотри, ничего тут нет страшного. — Он вынул из ее ладошки собранный в комок подол платья и положил ее себе поверх шорт. Она подержала руку и убежала. В другой раз она уже с интересом несколько секунд рассматривала вблизи то, что он ей доверил, и даже дотронулась.

Чудо-остров чудо-остров жить на нем легко и просто жить на нем легко и просто чунга-чанга наше счастье постоянно жидкокосые жбананы жидкокосые жбананы чунга-чанга-а-а…

Гораздо позднее, лет в десять, он сделал для себя грандиозное открытие. Оказывается, маленьким он в корне неправильно расслышал и запомнил слова песни.

— Только тоже одним пальчиком, — сказала Ирочка и задрала майку повыше.

Ирочкино было необыкновенно мягким, волнующим и немножко скользким внутри. Это все, что он смог почувствовать за такое короткое время. Но это ощущение долго не давало ему покоя.

— Не с кем мне его в мужское, — отвечала мать, продолжая намыливание.

Когда она наклонялась, две ее груди с темными крупными сосками повисали, раскачиваясь, и с них медленно, как весной талая вода с сосулек, капали на пол то пот, то жидкая пена. Тогда можно было, подставляя плечи, спину, щеки, ловить их нежное, ни на что не похожее прикосновение.