Забвение пахнет корицей - читать онлайн книгу. Автор: Кристин Хармел cтр.№ 62

Я удаляюсь, слыша за спиной ее невнятные причитания. Сажусь в машину, завожу мотор и выезжаю на шоссе. Я направляюсь на запад, в Хайаннис, потому что остаток дня намереваюсь провести с Мами, постигая уроки любви – до сих пор я даже не понимала, как мне этого не хватало.

ЧЕРНИЧНЫЕ МАФФИНЫ «ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА»

Для маффинов

Ингредиенты

Кондитерская крошка для обсыпки (рецепт см. ниже)

100 г сливочного масла

1 стакан сахарного песка

2 крупных яйца

2 стакана муки

2 ч. л. разрыхлителя

½ ч. л. соли

¼ стакана молока

¼ стакана сметаны

1 ч. л. ванильного экстракта

2 стакана черники

Приготовление

1. Разогреть духовку до 190 °C. В 12 форм для маффинов вложить бумажные капсулы.

2. Подготовить крошку для обсыпки, как сказано ниже. Отставить в сторону.

3. С помощью ручного миксера смешать в большой емкости масло с сахаром. Добавить яйца, тщательно взбивая.

4. В отдельной миске смешать муку с разрыхлителем и солью. Постепенно добавлять эту сухую смесь к масляно-сахарной массе, чередуя с молоком, сметаной и ванильным экстрактом. Вымесить до получения однородной массы.

5. Аккуратно, не повреждая ягоды, добавить чернику.

6. Чтобы маффины получились высокие, залить каждую форму тестом почти доверху. Обильно посыпать крошкой.

7. Выпекать 25–30 минут, потом воткнуть в середину одного маффина лучинку. Если маффины готовы, то тесто не налипнет, и лучинка останется сухой. Остудить 10 минут на противне, потом переложить на решетку.

КРОШКА ДЛЯ ОБСЫПКИ

Ингредиенты

½ стакана сахарного песка

¼ стакана муки

¼ стакана замороженного сливочного масла, мелко порубить

2 ч. л. корицы

Приготовление

Загрузить все ингредиенты в блендер и перемешивать на большой скорости, пока смесь не начнет рассыпаться на плотные крошки. Посыпать маффины, как описано в рецепте.

Роза

Много лет подряд, стоило ночной темноте спуститься на идиллический городок Кейп-Код, так далеко от ее родной страны, как перед глазами у Розы сразу же возникали картины. Непрошеные. Нежеланные. Никогда не виденные наяву, они все равно намертво запечатлелись в памяти. Воображение порой оказывается более талантливым живописцем, чем реальность.

Плачущие дети, которых отрывают от матерей с мертвыми глазами.

Толпы полуодетых, истошно кричащих людей, которых окатывают водой из шлангов.

Ужас на лицах родителей в тот миг, когда они осознают, что дороги назад нет.

Длинные вереницы детей, покорно бредущих навстречу смерти.

И всегда в этих картинах, проносящихся в ее воображении, как бесконечный фильм, у людей были лица ее родных, друзей, всех, кого она любила.

И Жакоба. Жакоба, любившего ее. Жакоба, который ее спас. Жакоба, которого она так глупо, так непростительно отправила тогда назад, послав на верную гибель.

Вот и теперь, в темном потустороннем мире комы, образы любимых проплывали перед ней, будто слайд-шоу. Она столько раз воображала себе, какая участь могла их постигнуть, что теперь видела все абсолютно ясно, точно была очевидцем тех событий.

Плавая по этому темному подводному миру между жизнью и смертью, она видела, как Даниэль и Давида отрывают от матери, видела их искаженные страхом и залитые слезами личики, непонимающие, расширенные от ужаса глаза, в ушах у нее стояли их крики. Она пыталась представить, как они погибли. Прямо там, на стадионе, всего в нескольких кварталах от Эйфелевой башни, в тени которой прошла вся их короткая жизнь? Или позднее, в переполненных, душных вагонах по пути в один из лагерей вроде Дранси, Бон-ла-Роланд или Питивьер? Или они проделали весь далекий путь до Освенцима – только для того, чтобы очутиться в длинной, аккуратной очереди к газовой камере, где они в смертном ужасе хватали ртами газ – последний, убийственный вдох? Плакали ли они? Понимали, что с ними происходит?

Мама и папа. Их разлучили сразу же на Vel’ d’Hiv или только когда уже вывозили из Франции? Как перенес папа то, что его оторвали от семьи, которую он всегда так ревностно охранял? Бросился ли он в драку? Падал ли под ударами охранников, разозленных его упрямством? Или шел на смерть безропотно, уже смирившись со своей участью, с тщетой всего? А мама – она осталась одна, с ребятишками, которые испуганно жались к ней, зная ужасную правду: она бессильна и не сможет их защитить? Каково это, чувствовать, что ты не властна над собственной судьбой, не способна постоять за детей, хотя с радостью отдала бы за них собственную жизнь?

Элен. От мысли о старшей сестре всякий раз сердце разрывалось. Что если Роза плохо пыталась ее уговорить? Вдруг можно было бы спасти Элен, попробовав снова, в который уже раз, убедить ее, что мир сошел с ума и происходящее не поддается никакой логике? Пожалела ли Элен в свои последние минуты, что не хотела слушать Розу? Или до последнего мига надеялась, что их просто выслали на работы, а не на смерть? Почему-то Розе всегда представлялось, что Элен ушла во сне, мирно, без свидетелей, хотя со слов призраков она знала – конец ее старшей сестры был совсем другим. Всякий раз, вспоминая рассказ о том, что Элен забили до смерти только потому, что она была больна и слишком слаба, чтобы выйти на работу, Роза неслась в туалет, ее рвало. И потом по нескольку дней не могла съесть ни куска.

Клод. Всего тринадцать лет, а ему так хотелось поскорее стать взрослым. Он все время делал вид, что уже понимает всякие «взрослые» вещи. Но он был совсем еще ребенком, когда Роза видела его в последний раз. Повзрослел ли он в те последние дни на стадионе – ведь ему так этого хотелось? Сумел ли понять такие вещи, о которых в других обстоятельствах он ничего не узнал бы еще долгие годы? Пытался ли он защитить младших, или старшую сестру, или маму? Или так и остался ребенком, запуганным, раздавленным всем происходящим? Попал ли он на поезд, идущий в Освенцим? Прожил ли там еще хоть немного или был отбракован сразу по приезде как слишком юный, слишком слабый для работы – и отправлен в газовую камеру? Какими были его последние слова? О чем он подумал в последний раз, пока не помрачилось сознание?