Обретение крыльев - читать онлайн книгу. Автор: Сью Монк Кид cтр.№ 31

«Такие вольности теперь позволительны».

Мы возвращались к дому по тропинке, усеянной павлиньим пометом и галькой, что посверкивала в лунном свете. Ведь этот брак будет на всю жизнь, так ведь? Правда, Берк говорил о долгой помолвке… Год, он сказал.

У крыльца мы услышали ржание лошади, а потом из парадной двери вышел мужчина и зажег трубку. Это был мистер Дрейтон, тесть Томаса.

– Сара? – удивился он. – Это вы?

Он перевел взгляд на Берка, потом – снова на меня. У моего плеча виновато болтался локон.

– Где вы были? – В голосе мистера Дрейтона звучали упрек и тревога. – С вами все хорошо?

– …Я… Мы помолвлены.

Мои родители были еще в неведении, а я объявила новость мистеру Дрейтону, которого едва знала, в надежде оправдать картину, нарисованную его воображением.

– Мы немного прогулялись по свежему воздуху, – сказал Берк. Похоже, он пытался сгладить остроту ситуации.

Мистер Дрейтон не был дураком. Он взглянул на меня, невзрачную Сару, которая – растрепанная, с пылающими щеками – возвращалась с «прогулки по свежему воздуху» с поразительно красивым мужчиной.

– Что ж, примите мои поздравления. Ваше счастье должно стать желанной передышкой для семьи в то время, когда на вашего отца обрушились неприятности.

Оказывается, неприятности отца – общеизвестный факт?

– Судью Гримке постигло несчастье? – спросил Берк.

– Сара вам не рассказывала?

– …Я была слишком расстроена и не могла говорить об этом, – сказала я. – …Прошу вас, сэр, проинформируйте мистера Уильямса от моего лица.

Мистер Дрейтон затянулся трубкой и выпустил в темноту терпкий дым:

– К сожалению, враги судьи добиваются вывода его из суда. Ему предъявляют серьезные обвинения.

Я судорожно вздохнула. Невозможно представить большего унижения для отца.

– Какого рода обвинения? – спросил ошеломленный Берк.

– Говорят, в своих судебных решениях он стал предвзятым и чересчур строгим. – Мистер Дрейтон замялся. – Обвиняют его в некомпетентности. Ах, все это политика.

Мистер Дрейтон взмахнул рукой, и я увидела, как разгорелись угольки в его трубке.

* * *

Любая радость со стороны родных, на которую я могла надеяться в связи с моей помолвкой, любое наказание за принятие предложения без разрешения, которого можно было опасаться, – все это померкло на фоне судебного разбирательства над отцом. Реакция матери на мое сообщение была незамысловатой, словно речь шла об образце вышивки.

– Отлично сделано, Сара.

Отец не сказал ничего.

В течение всей зимы он днем и ночью уединялся в библиотеке с Томасом, Фредериком и мистером Дэниелом Хьюджером, адвокатом и другом, известным тем, что законными методами потрошил своих оппонентов. Мой слух, доведенный почти до идеала благодаря многолетнему подслушиванию, позволил уловить обрывки разговора, когда однажды я сидела за карточным столиком в центральном коридоре и делала вид, что читаю.

«Джон, вы не брали денег, не пользовались привилегиями. Вас не обвиняют ни в чем таком, что подходило бы под серьезные правонарушения».

«А разве обвинение в некомпетентности недостаточно серьезно? Меня обвиняют в предвзятости! Об этом говорят люди, пишут в газетах. Я погиб».

«Отец, у вас есть друзья в законодательной палате!»

«Не будь глупцом, Томас. Все, что у меня есть, – это враги. Подлые интриганы из центральных штатов ищут для себя местечко».

«Вряд ли они получат большинство в две трети голосов».

«Разберитесь с ними, Дэниел, слышите? Скормите их псам».

На судебном слушании, которое состоялось весной в палате представителей города Колумбии, мистер Хьюджер столь яростно нападал на врагов отца, разоблачая их политическое вероломство, что обвиняемого оправдали через день. Голосование, однако, было тайным, и отец вернулся в Чарльстон реабилитированным, но запятнанным.

В свои пятьдесят девять лет он вдруг превратился в старика. Лицо осунулось, одежда висела мешком, словно тело его усохло. Правая рука дрожала.

Проходили месяцы, и Берк, как жених, еженедельно наносил мне визиты в гостиной, где нам разрешали оставаться одним. Он наполнял свидания той же пылкостью и несдержанностью, что и прогулку в рощице камелий, и я подчинялась, изо всех сил стараясь усвоить уроки. То, что нас не застукали, я полагала чудом Господним, хотя, скорей всего, нашей безнаказанностью мы были обязаны не Богу, а невниманию семьи. Отец продолжал шаркать ногами, все больше слабел и, чтобы скрыть дрожь, засовывал руку в карман. Он превращался в затворника. Ну а я – я превращалась в распутницу.

Подарочек

Матушка не могла заснуть. Кружила, как обычно, по подвальной комнате, и выражение «тихо как мышь», определенно было ей незнакомо. Я лежала на соломенном тюфяке, гадая, что у нее на уме на этот раз. Уже давно я не спала у двери Сариной комнаты, решение приняла я сама, и никто не сказал мне ни слова, даже госпожа. За последние годы злости у нее поубавилось.

Матушка подтащила стул к высокому окну и, вытянув шею, стала разглядывать кусочек неба над стеной, а я наблюдала за ней.

Почти каждую ночь она зажигала лампу и шила лоскутное одеяло с историей семьи. Уже более двух лет трудилась она над квадратами для одеяла.

– Если случится пожар, а меня уже здесь не будет, это достанется тебе, – любила повторять она. – Сохрани лоскутки, они – часть меня, так же как мясо на костях.

Я донимала ее, прося показать законченные квадраты, но матушка не поддавалась. Она любила делать сюрпризы. Ей хотелось снять покрывало со своего произведения, как с мраморной статуи. Она, как и народ фон, запечатлела свою историю на лоскутном одеяле и хотела показать все разом, а не по частям.

– Подожди немного, – сказала она накануне. – Уже совсем скоро я разверну раму и начну сшивать лоскуты.

Она запирала кусочки ткани в деревянный сундук, который притащила из кладовки в подвале. Сундук вонял плесенью. Внутри мы нашли личинки моли и маленький ключик. Матушка отчистила сундук льняным маслом и заперла в нем завернутые в муслин лоскуты. Я догадалась, что она спрятала там и наши деньги на свободу, потому что сразу после этого сбережения исчезли из рогожного мешка.

Последний раз там было четыреста долларов.

И теперь, лежа в постели, я подсчитывала в уме – чтобы выкупить нас обеих, требовалось еще шестьсот пятьдесят долларов.

Я прервала молчание:

– Собираешься всю ночь сидеть в темноте и глазеть на дыру в стене?

– Надо кое-что сделать. Спи.

Спать мне не хотелось.

– Где ты прячешь ключ от сундучка?

– Ах вот что у тебя на уме? Лежишь и придумываешь, как бы взглянуть на одеяло? Ключик найдешь, если пойдешь туда, не знаю куда.