Хедли немного сгущал краски, причем делал это намеренно, рассчитывая, должно быть, напугать Амелию. Но Доусон был даже рад тому, что крестный не щадит ее чувств. Он был убежден: Амелия должна знать, что за человек за ней охотится. А Джереми был его сыном, плоть от плоти террориста и убийцы Карла Уингерта…
— У Карла напрочь отсутствует то, что мы обычно называем совестью, — продолжал Хедли. — Он уверен, что любые его поступки, какими бы отвратительными и ужасными они ни были, абсолютно оправданны, пока они приносят пользу лично ему. Любого, кто его предал, он готов устранить недрогнувшей рукой, а ты, Амелия, его предала. Быть может, поначалу Джереми и не хотел твоей смерти, но Карл наверняка сделал все, чтобы отравить его разум и внушить ему мысль о мести. Но даже если бы Джереми до сих пор обожал тебя и мечтал воссоединиться с тобой и детьми, Карл никогда бы этого не допустил. Он убьет тебя сам, потому что ты представляешь для него опасность.
— Тогда почему он не сделал этого вчера, когда я была здесь совершенно одна?
— Потому что Карл умен. Зачем добавлять еще одну ошибку к тому промаху, который допустил Джереми, когда убил Стеф вместо тебя? Если бы он расправился с тобой вчера, то не смог бы исчезнуть, не оставив следов. И Карл это отлично понимал. Обстоятельства указывали на него, так что ему волей-неволей пришлось и дальше разыгрывать из себя старого доброго Берни. Хотя мысленно он, наверное, зубами скрипел от досады и ненависти. Только благополучно покинув остров, Карл мог позволить себе расстаться с этой ролью, что он наверняка и сделал. Теперь мы не знаем, где его искать, не знаем, кого искать, а значит, у него есть время, чтобы спланировать следующий ход.
— Ну и что мне теперь делать? Ждать, пока он нанесет удар, который может стоить жизни мне и детям? Конечно, мы могли бы от него спрятаться, но ведь нельзя скрываться бесконечно!
— Никто не говорит о бесконечности.
Услышав эти слова, Доусон, который продолжал метаться по комнате, резко остановился.
— Что это значит? — резко спросил он.
Хедли повернулся к нему. Выражение лица агента было суровым, почти мрачным, но голос звучал твердо.
— Ты слушал, что́ я только что говорил?
— Слушал. Ну и что?
— Ты не поверишь, но на самом деле ситуация еще хуже, чем кажется.
Глава 20
— Алло, кто у аппарата? Мне нужна Хэрриет Пламмер.
— Я вас слушаю. Ведь вы же меня просили позвать к телефону, правда? А вот вы кто такой?
— Мое имя Берни Кларксон, я звоню с острова Сент-Нельда…
— С какого острова?
— Сент-Нельда, мэм. Это небольшой островок неподалеку от саваннского побережья. Извините за беспокойство, мисс Пламмер, но он дал мне ваш телефон, и…
— Кто — он?
— Э-э-э… Сейчас посмотрю, у меня где-то была его визитка… Ага, вот… Мистер Доусон Скотт. Длинный такой, с волосами как у хиппи… Вы его знаете?
— Зачем он дал вам мой номер?
— Так вы его знаете? Он вроде в журнал пишет…
— Да, знаю. Так что у вас за дело, мистер Кларксон?
— А-а, хорошо. Теперь-то я могу не волноваться.
— Не волноваться насчет чего?
— Насчет того переплета, в который он попал.
— Послушайте, мистер Кларксон, если вы репортер…
— Репортер?
— Наш журнал не дает никаких комментариев кроме тех, что были напечатаны в нашем последнем номере. Доусон Скотт был задержан и допрошен полицией, но это была чистая формальность, поэтому его сразу отпустили. У вас еще что-нибудь, мистер Кларксон?
— Да я это все знаю, и я не репортер. Я хотел узнать, можно ли мне, гм-м… с ним разговаривать.
— А кто мешает вам с ним разговаривать?
— Ну, я подумал, раз такое дело… Это может быть небезопасно. Ну, вы понимаете?..
— Послушайте, мистер Кларксон, почему бы вам не начать с самого начала? Что у вас за проблемы с Доусоном?
— Проблемы?.. Видите ли, я как раз гулял по берегу, когда… Я гуляю дважды в день, это очень полезно для моей больной ноги, и…
— Так-так, понимаю. Дальше?..
— Ну, в общем, я гулял, а мистер Скотт подошел ко мне и заговорил. Мне он показался довольно симпатичным парнем. Мы немного поболтали о всякой всячине, а потом он спросил, не могу ли я дать ему интервью.
— Интервью? Но почему он захотел взять у вас интервью?
— Поэтому-то я вам и звоню. Я думал — вы мне скажете, в чем тут загвоздка.
— Разве сам Доусон ничего вам не сказал?
— Сказал, что он работает над статьей для журнала.
— Это действительно так. Доу… Мистер Скотт освещает процесс над Уиллардом Стронгом. Вы о нем слышали?
— Это о суде-то? А как же! У нас об этом много говорят.
— Доусон как раз и пишет о двойном убийстве, которое совершил этот человек. Если не ошибаюсь, он убил свою жену и ее любовника.
— Ага. Джереми Вессон его звали.
— Вы его знали?
— Нет, с Джереми я никогда не встречался, зато я хорошо знаю его бывшую жену. Амелия с детьми каждое лето живет в своем коттедже на острове. Мы с ней соседи, понимаете?
— Ну вот, теперь все ясно. Когда я в последний раз разговаривала с Доусоном, он сказал, что хочет взять у нее интервью.
— А зачем?
— Видите ли, мистер Кларксон, бывшие жены, как правило, являются весьма ценным источником информации. Они могут сообщить нечто такое, чего никто больше не знает. А поскольку вы хорошо знакомы с бывшей миссис Вессон, Доусон захотел побеседовать и с вами. Быть может, он надеется, что вы порекомендуете его Амалии или как ее там…
— Теперь она Амелия Нулан.
— Да, Амелии Нулан. Ну а теперь, если у вас нет больше вопросов…
— А если я не хочу, чтобы этот ваш Доусон меня цитировал и вообще ссылался на меня?
— Если вы попросите его этого не делать, он и не будет. В крайнем случае, он сошлется на вас как на «источник, пожелавший остаться неизвестным».
— Но мне не хотелось бы обсуждать Амелию с посторонним человеком, да еще у нее за спиной. Это как-то… не принято.
— С вашей стороны это весьма похвально, мистер Кларксон. Сразу видно, что вы очень порядочный человек. Но со своей стороны я готова поручиться за журналистскую порядочность мистера Скотта. Я хорошо знакома с его творческой манерой и могу вас заверить, что он всегда заботится о том, чтобы не скомпрометировать и не ранить чувства тех, о ком пишет. Откровенно говоря, его щепетильность порой ему даже мешает.
— Но почему мистер Скотт вдруг решил писать именно об этом преступлении?