Цепь измен - читать онлайн книгу. Автор: Тесс Стимсон cтр.№ 33

— Привет, Эндрю. Что стряслось?

Мой адвокат переходит прямо к делу:

— Ты потерял Киркленда. Ноубл только что подписал с ним контракт. Информагентства уже вовсю трезвонят.

— Вот дерьмо! Я думал, он у нас в кармане. — Я зажмуриваюсь в отчаянии. — Как, черт возьми, Ноубл пронюхал? Дэви сказал, что больше ни с кем не вел переговоров. Все должно было храниться в тайне, пока он не объявит остальным членам группы о своем уходе.

— Видимо, кто-то сболтнул. Ноубл взялся продвигать его за половину своей обычной ставки. И дела наши все хуже и хуже.

— Насколько хуже?

— Похоже, Ноубл сплел шпионскую сеть в «Эквинокс». Сам понимаешь, как это ударит по тебе с тыла. Одному Богу известно, как он выведал, что скоро они должны продлевать контракт, но на твоем месте я прыгал бы в первый самолет и мчался в Нью-Йорк, чтобы все поправить, пока не поздно.

У меня внутри все сжимается. Если я потеряю международную сеть гостиниц, можно вообще все бросить и отстраниться от дел.

— Послушай, Уильям, — осторожно говорит Эндрю. — Не хочу никого беспочвенно обвинять, только на твоем месте я бы проверил внутреннюю безопасность компании. Уже в четвертый раз за последние два месяца секретная информация, прежде чем становится известна общественности, попадает к Ноублу. И это наносит тебе ощутимый урон.

— Ежу понятно, Эндрю.

— Тебя подставляет кто-то из ближайшего окружения.

Положив трубку, отправляюсь в кабинет и наливаю себе неразбавленного виски. Это точно не Кэролин: во-первых, она сама привела Дэви Киркленда, а во-вторых, ей ничего не известно о контракте с «Эквинокс». Единственный человек, который работал над ним помимо меня, — Гарри Армитедж, а он уже третью неделю шатается с рюкзаком по Новой Зеландии. И он совершенно не в курсе планов насчет Киркленда, так что его тоже исключаем.

Залпом осушаю стакан. Только два человека знали об обеих сделках.

Бэт и Элла.

Больше никаких таблеток. Никаких таблеток!

Правда, я обещала Уильяму…

Ненавижу таблетки. О Боже, как же я ненавижу их принимать. Не могу держать кисть, не могу думать, не могу чувствовать. Как будто мозг заволакивает туман. Я с трудом подбираю нужные слова, забываю лица друзей, беру в руки штопор и не помню, как им пользоваться. Если человек мне скажет: «У меня умерла мать», — я уставлюсь на него как ребенок-аутист, не в силах сообразить, как принято реагировать. Это словно сидеть в пузырьке воздуха внутри стекла: ничто не проникает внутрь, и я не могу выбраться наружу.

Разжимаю кулак. Красивые, ярко раскрашенные пилюли у меня на ладони сглаживают перепады настроения и спасают от тяжелейшей депрессии, но какой ценой! Ни печали, ни радости. Ни грусти, ни веселья. Кому нужна жизнь без любви, горечи, страха, восторга? Это не жизнь, а существование. Стряхиваю таблетки в раковину и пускаю воду. В конце концов, мне придется принимать их снова, или же я превращусь в такую маньячку, что меня будут держать взаперти. А пока у меня есть окошко, где я могу быть самой собой, этот короткий промежуток между ступором и безумием, и я воспользуюсь им сполна.

«Одежда должна отражать твой стиль», — сказала Этна, когда я спросила, как мне сегодня одеться.

Но у меня нет стиля. Откуда ему взяться, если я не знаю, кто я такая? У меня никогда не было возможности это выяснить. Дочь, жена, мать — всю жизнь мне давали определения, исходя из взаимоотношений с другими людьми. Что бы Бэт Эшфилд, новая, гениальная, готовая загореться новой звездой на небосводе художница надела на самое строгое в своей жизни собрание?

Не бесформенный бирюзовый костюм, купленный матерью на свадьбу сестры, и не туфли, выбранные мужем только за то, что ему нравятся высокие каблуки (и не важно, что от них немилосердно сводит пальцы). И уж конечно, не омерзительную шляпу с перьями. Как будто у меня на голове дохлый фазан. Срываю шляпу, швыряю на незаправленную кровать.

А ожерелье? Да! Она надела бы ожерелье из обкатанных морем стекляшек в платиновой оправе. Да, она оценила бы иронию: кусочки разбитого, никому не нужного стекла, оправленные в дорогой металл и выданные за произведение искусства.

Ну, не важно, на чем там остановила бы свой выбор Бэт-художница, сердито одергиваю я себя, перекидывая через плечо старую безобразную сумку и запирая дверь на двойной замок: костюм или каждодневная униформа из мешковатой футболки и джинсов из супермаркета.

Спустя полтора часа я выхожу из метро на станции «Грин-Парк». К этому времени успеваю вспомнить, почему, надев костюм единственный раз, я отправила его на пенсию. Дешевая юбка ползет вверх по обвислому животу, а небрежно сшитый пиджак то и дело передергивается с одного плеча на другое. И вдобавок шерстит!

В лицо начинает брызгать дождик. Поднимаю взгляд — и тут же громадная капля попадает мне в глаз. О Боже, только этого мне и не хватало. Теперь я буду похожа на перепачканного тропического попугая, когда доберусь…

Вдруг я налетаю на газетный ларек. От моего падения на фанерный прилавок глянцевые журналы десятками соскальзывают вниз, устилают мокрый асфальт. Заливаясь густой краской, засыпаю извинениями ошарашенную продавщицу, одновременно стараясь определить, обо что я споткнулась.

Потом пытаюсь сделать шаг и понимаю: каблук сломан.

Никакой паники. На Корк-стрит нужно быть только через час. Слава небесам, я вышла с большим запасом времени. Туфли. Туфли. Где бы купить новую пару…

Квартира Уильяма! Бэйсуотер меньше чем в пяти минутах на такси! Я оставила там несколько пар после походов в театр и тому подобного. Глупо покупать новую обувь, когда в этом нет необходимости. Черные лодочки подойдут идеально, а главное — они намного удобнее. Никогда не понимала женщин, помешанных на том, что они надевают на ноги. Главное, чтобы обувь доставляла меня из пункта А в пункт Б с минимумом пластырей.

Все же для начала звоню по мобильному. Я испытала на собственной шкуре: сюрпризы нежелательны для любого брака.

Включается автоответчик — стало быть, Уильям уже на работе. Оставляю сообщение — просто на всякий случай — и ловлю такси. Черные лодочки без каблуков обнаруживаются там, где им и положено быть, и когда я шлепаюсь на диван, мои ножки с благодарностью погружаются в них.

Смотрюсь в зеркало. Немного помятая, но ведь это только добавляет очков моей колоритности? Пять минут четвертого. Встреча с Этной и владельцами галереи только в три тридцать. А галерея за углом. У меня полно времени.

О Боже мой! Я так нервничаю. Этна сказала, что им понравились полотна, которые она захватила с собой в Лондон. Но одно дело — понравились, другое — полюбились. «Понравились» не означает, что мне устроят бесплатную выставку. Я понимаю, что в наши дни художник должен иметь еще и коммерческую жилку. Должен быть продаваемым. Я не гламурная бунтарка вроде Этны — вся в пирсинге, с розовыми волосами и победным взглядом на жизнь. Я всего лишь обрюзгшая домохозяйка средних лет, скорее не городская, а пригородная бунтарка. Наткнись вы на меня на улице — наверняка даже не заметите.