Ген Атлантиды - читать онлайн книгу. Автор: А. Дж. Риддл cтр.№ 3

– А что это за стробоскоп? – кивнула она на мигающее приспособление в углу комнаты.

Бен бросил взгляд через плечо.

– Толком не знаю. По-моему, сигнализация…

– Пожар?

– Нет. По пути сюда я делал обход, это не пожар. Я как раз собирался провести тщательную проверку, когда заметил, что твоя дверь чуть приоткрыта. – Бен сунул руку в одну из дюжины картонных коробок, загромождающих кабинет Кейт, и перелистал несколько дипломов в рамках. – А почему ты их не повесила?

– Не вижу смысла.

Развешивать дипломы не в духе Кейт, и даже будь у нее такое желание – на кого они тут могут произвести впечатление? Кейт – единственный врач-исследователь, и весь научный персонал знает ее резюме. Они не принимают посетителей, и, кроме нее, кабинет видели только две дюжины членов штата, ухаживающие за детьми-аутистами, которые служат объектами проводимых исследований. Служащие просто подумают, что Стэнфорд и Джонс Хопкинс – это такие люди, быть может, давно почившие родственники, а дипломы – наверное, их свидетельства о рождении.

– Я бы их повесил, будь у меня степень доктора медицины из Джонса Хопкинса. – Бен аккуратно положил диплом обратно в коробку и принялся копаться в поисках других.

Кейт допила остатки кофе.

– Ага? – протянула пустую чашку. – Я бы уступила тебе его еще за чашечку кофе.

– Значит ли это, что теперь я могу тебе приказывать?

– Не увлекайся, – сказала Кейт вслед Бену, выходящему из комнаты.

Встав, она повернула твердый пластиковый стержень, управляющий жалюзи, которые открыли вид на забор из рабицы, опоясывающий здание, а за ним – на многолюдные улицы Джакарты. Утренний час пик был в самом разгаре. Автобусы и автомобили передвигались буквально ползком, а в тесных промежутках между ними мотоциклы петляли. Велосипеды и пешеходы заполняли каждый квадратный дюйм тротуаров. А она-то думала, что в Сан-Франциско жуткое уличное движение!

Дело не только в нем; Джакарта по-прежнему кажется Кейт ужасно чуждой. Она не чувствует себя дома. А может, никогда и не почувствует. Четыре года назад Кейт отправилась бы в любой уголок планеты, в любое место, только бы подальше от Сан-Франциско. Мартин Грей, ее приемный отец, сказал: «Джакарта была бы замечательным местом для продолжения твоих исследований… и… чтобы начать с чистого листа». Еще он говорил какие-то слова, дескать, время лечит любые раны. Но сейчас время у нее на исходе.

Она обернулась обратно к столу и начала убирать фотографии, которые вынул Бен. Выцветший снимок большого танцевального зала с паркетными полами заставил ее задержаться. Как это он затесался среди ее рабочих материалов? Это единственное сохранившееся у нее фото дома в Западном Берлине неподалеку от Тиргартенштрассе, где прошло ее детство. Кейт уже с трудом представляла массивный трехэтажный особняк. В ее памяти он воспринимался скорее как иностранное посольство или роскошное поместье иной эпохи. Замок. Пустующий замок. Мать Кейт умерла при родах, а отец, хотя и был любящим и заботливым, дома бывал редко. Кейт пыталась увидеть его мысленным взором, но не могла. Всплыло лишь смутное воспоминание о холодном декабрьском дне, когда он взял ее на прогулку. Она помнила ощущение своей крохотной ладошки в его ладони, помнила, насколько безопасно себя чувствовала. Они прошагали всю Тиргартенштрассе, до самой Берлинской стены. Зрелище было мрачное: семьи возлагали к ней венки и фотографии, надеясь и молясь, чтобы стена рухнула и их близкие вернулись. Остальные воспоминания представлялись проблесками – как он уезжает и возвращается, всякий раз с какой-нибудь безделушкой, привезенной издалека. Прислуга в лепешку расшибалась, чтобы заполнить лакуну. Слуги были заботливы, но, пожалуй, чуточку холодноваты. Как там звали экономку? Или гувернантку, жившую вместе с ней и остальной прислугой на верхнем этаже? Она учила Кейт немецкому языку. Немецким Кейт владеет по сей день, а вот имени этой женщины припомнить не может.

Чуть ли не единственное отчетливое воспоминание о первых шести годах ее жизни – это вечер, когда Мартин вошел в ее танцзал, выключил музыку и сообщил, что отец домой не вернется – больше никогда, а она теперь будет жить с Мартином.

Кейт хотелось бы стереть это воспоминание, да и тринадцать последующих лет заодно. С Мартином она переехала в Америку, но города так и мельтешили, сливаясь в неясную полосу, пока он мотался из экспедиции в экспедицию, а ее перебрасывали из одной школы-интерната в другую. И уж больше нигде она не чувствовала себя дома.

Ее научно-исследовательская лаборатория ближе всего подошла для нее к представлению о настоящем доме. Кейт проводит здесь каждую минутку бодрствования. После Сан-Франциско они погрузилась в работу с головой, и то, что начиналось как защитный механизм, переросло в повседневность, стало образом жизни. Научная команда стала для нее семьей, а объекты исследований – ее детьми.

И вот всему этому приходит конец.

Ей нужно сосредоточиться. И еще кофе. Кейт спихнула стопку фотографий с письменного стола в коробку под ним. Куда это Бен запропастился?

Выйдя в коридор, Кейт направилась в кухню для персонала. Никого. Проверила кофейник. Пусто. Здесь мигающие огни тоже сработали.

Стряслось что-то неладное.

– Бен! – позвала Кейт.

До подхода остальных сотрудников еще целые часы. У них причудливый график, но работают они на совесть. А Кейт больше всего волнует как раз работа.

Она рискнула выйти в исследовательское крыло, состоящее из ряда кладовых и кабинетов, окружающих большую стерильную лабораторию, где Кейт и ее команда конструируют генно-терапевтические ретровирусы, которые, как они уповают, будут лечить аутизм. Заглянула сквозь стекло. Бена в лаборатории не оказалось.

В этот утренний час в здании было жутковато. Царило запустение, безмолвие и не то чтобы тьма, но и не то чтобы свет. Из окон комнат в коридор били столбы солнечного света, будто прожекторы, выискивающие малейшие признаки жизни.

Шаги Кейт отдавались гулким эхом, пока она шла через сумрачное исследовательское крыло, заглядывая в каждую комнату, щурясь от яркого джакартского солнца. Везде запустение. Осталась лишь жилая секция – спальные блоки, кухни и вспомогательные помещения для проведения исследований примерно над сотней детей, страдающих аутизмом.

Вдали послышались другие шаги, более частые, чем шаги Кейт – топот бегущих ног. Она зашагала быстрей в их направлении, и едва успела свернуть за угол, как Бен схватил ее за руку.

– Кейт! Пойдем скорей!

Железнодорожный вокзал Манггараи

Джакарта, Индонезия

Дэвид Вэйл отступил в тень кассы железнодорожного вокзала и, покупая в киоске «Нью-Йорк таймс», украдкой разглядывал этого человека. Уплатив торговцу, прошел мимо урны, не выбросив туда газету. Это не контактное лицо.

По ту сторону киоска на вокзал неспешно вползал пригородный поезд, по самую крышу набитый индонезийскими рабочими, приезжающими в столицу из окрестных городов и весей на работу. Пассажиры гроздьями свисали изо всех раздвижных дверей – по большей части мужчины среднего возраста. На крышах вагонов сидели подростки и молодежь, по-турецки и на корточках, потягиваясь, читая газеты, манипулируя смартфонами и разговаривая. Этот битком набитый пригородный поезд олицетворяет самое Джакарту – город, лопающийся по швам от растущего населения в стараниях осовремениться. Массовые перевозки – один из наиболее явных признаков отчаянных попыток столицы вместить в черте метрополиса двадцать восемь миллионов человек.