Там, где кончается река - читать онлайн книгу. Автор: Чарлз Мартин cтр.№ 59

Я постарался высвободиться и вздохнуть, но в планы Хизер это не входило. Когда лифт остановился на пятом этаже и двери открылись, она вышла и принялась неосознанно покручивать прядку волос на шее. А потом обернулась, и на ее лице возникла призывная улыбка.

Я смотрел, как она накручивает на палец короткую прядь над ухом, натягивает ее и отпускает. Хизер не следовало этого делать.

Виноват был не поцелуй, не нога, которой она обвила меня в лифте, не прикосновение ее груди, мускулистого живота и узких бедер. Нет-нет. Это был палец, покручивающий прядку волос на шее. И чары немедленно развеялись. Как будто хрусталь уронили на мраморный пол. Эбби, которая научила меня любить, обычно покручивала волосы, когда мыла посуду, стояла в душе или рассматривала мои картины. Этот жест означал, что она задумалась.

По правде говоря, я плохо разбираюсь в женщинах, но я понял, что выходить из лифта не стоит. Я решил так отчасти из здравомыслия, отчасти от обыкновенной трусости. Я положил руку на кнопку, которая не позволяла дверям закрыться, и принялся наблюдать за тем, как Хизер идет к своей двери. Она уже успела расстегнуть блузку и теперь позвякивала ключами.

Рак лишил меня и Эбби какой бы то ни было настоящей физической близости. Трудно сказать, что Эбби стала нелюбезной. Нет. Она делала все, что могла, но настало время, когда мои физические потребности вынуждены были отступить на второй план перед потребностью Эбби — остаться одной и отдохнуть от боли. Я стоял в лифте и смотрел, как Хизер раздевается у меня на глазах. К тому моменту, когда она сунула ключ в замок, юбка упала на пол. В течение последних месяцев Эбби носила просторные трусы, под которыми скрывался подгузник — она перестала контролировать мочеиспускание. У Хизер такой проблемы не было. Доказательством тому были белые кружевные стринги.

Чертенок на моем правом плече сменил тактику. Он уже не вопил, а шептал: «Вперед. Никто не узнает». Тихоня на левом плече гнул свое. Он стоял и держал выцветшую, помятую фотографию.

Любовь может пройти, но память о ней и надежда на возвращение — никогда. Это как улица в Голливуде, на которой знаменитости оставляют отпечаток ладони. Эбби давным-давно оставила свой след в моем сердце. Сейчас Хизер пыталась втиснуть свою руку в застывшую форму, которая явно не подходила.

Я покачал головой:

— Хизер, я…

Что я мог сказать? Эбби давно научила меня тому, что внутренние проблемы людей отражаются в их поведении. И Хизер не была исключением — красивая, добрая женщина. Даже нежная. Как еще выжить, будучи стюардессой? Только подумайте. Она разносила печенье и диетическую колу, подавала подушки и одеяла и сообщала необходимую информацию придирчивым туристам — и так день за днем. Плюс постоянно ухудшающееся состояние Джона. Хизер жила в унылом настоящем, и ее ожидало еще более безрадостное будущее. Я не оправдываю ее и не виню. Что касается меня, то я ничего не понимал, пока не стало слишком поздно.

Я глубоко вздохнул, нажал кнопку седьмого этажа и напоследок увидел, как Хизер стягивает трусики. Я поднялся к себе, мечтая избавиться от леденящего ощущения в позвоночнике и обратить оружие врага против него же, но мне недоставало сил. Я надел кеды, когда зазвонил телефон.

Пробежки стали моим наркотиком. Бывали времена, когда я предпочитал более спокойное времяпрепровождение — например, за виски или вином, — но пристрастия к выпивке я так и не приобрел. Пробежки меня спасали.

Обычно я пробегал от трех до семи миль. Меньше — я не чувствовал себя должным образом. Больше — начинали болеть колени. Я спустился в тренажерный зал, встал на беговую дорожку, установил нужную скорость и попытался ни о чем не думать.

Поскольку я рано лишился матери и по большей части меня воспитывали обитатели соседних трейлеров, у меня не было мужской модели поведения. Только Эбби сумела объяснить мне, как обращаться с женщинами. Конечно, у меня были инстинкты, но жена развила их. То, как мужчина разговаривает с женщиной, которая случайно оставила ключи в машине; то, как он придерживает дверь для пожилой дамы, у которой руки заняты покупками; то, как он обращается с вопросом к женщине-полицейскому; как останавливается, чтобы поднять билет в кино, оброненный студенткой; как заказывает ужин; как провожает девушку домой за пятнадцать минут до условленного срока (потому что ее отец, разумеется, смотрит на часы); как просит у него разрешения свозить ее в субботу на озеро покататься на водных лыжах… Все это очень тонкие вещи. Похоже на передачу палочки в эстафете. Эбби передала ее мне. Мой опыт общения с женщинами был труден и изобиловал ошибками, но до сегодняшнего дня мне еще ни в чем не доводилось раскаиваться.

Проведя час на беговой дорожке и не достигнув желаемых результатов, я вышел из спортзала, сел в машину и поехал в город. Сделав серьезный крюк, я обошел ворота и пробрался на поле для гольфа, принадлежащее частному клубу. «Пабло-Крик» — один из самых шикарных и малоизвестных гольф-клубов в округе. Количество членов — двести пятьдесят, не больше, и простой смертный не сможет позволить себе вступительный взнос. Прочие гольф-клубы и в подметки не годятся «Пабло». Я прошел восемнадцать лунок при свете луны, а в три часа ночи вернулся в клинику и зашагал в палату к Эбби.

После операции она страдала от боли, поэтому на ночь ей обычно давали успокоительное. Как правило, Эбби погружалась в кому на двенадцать — четырнадцать часов. И слава Богу. По крайней мере она страдала только полдня.

Я зашел в палату, взглянул на жену и ощутил укол совести за сегодняшний ужин. Жена крепко спала, ее веки дрожали. Весь взмокший, я сел рядом с кроватью, взял Эбби за руку и начал с самого начала. Рассказал ей о встрече на парковке, о том, как выглядела Хизер, об ужине, о пуговицах и юбке, о прогулке по пляжу и, наконец, о лифте. Я попросил у Эбби прощения и сказал, что люблю ее.

Приятного было мало.

Я вернулся в семейный корпус, пешком поднялся на седьмой этаж и целый час простоял в душе. Сквозь жалюзи уже пробивался утренний свет, когда я вышел из ванной, обернувшись полотенцем. Я раздвинул жалюзи, взглянул на Береговой канал, и вдруг на моей постели что-то задвигалось. Я включил свет и увидел Хизер.

Она была голая.

Сердце у меня подступило к горлу. Хизер сонно улыбнулась, отвела волосы с лица и уставилась на меня. Слова были излишни. Достаточно того, что она лежала в моей постели.

— Ты оставил дверь открытой, — сказала она. Я кивнул.

— Послушай…

Я уже собирался что-то сказать, когда раздался громкий стук. Я знал, кто это. Догадался по стуку. И я помнил, что сенатор никогда не ждет ответа. Он просто толкнул дверь и вошел. Сделал три шага и увидел меня в полотенце. А потом заметил Хизер. Полностью обнаженную.

Мне следовало что-нибудь сказать, но я сомневался, что от моих слов будет толк. Сенатор долго смотрел на меня, и на шее у него пульсировала жилка. Потом он покачал головой и вышел.

— Кто это был? — спросила Хизер. Я смотрел в зеркало на двери.