Готье выпрямился и поднял глаза на брата.
– Что касается меня, я бы отдал что угодно, лишь бы удрать, уйти в работу, больше не покидать больницу. И мне бы тоже хотелось поплакать.
– Давай. Со мной ты ничем не рискуешь.
– Если я начну, я не смогу остановиться… Черт возьми, я думаю, что начинаю бояться этого дома!
– Валлонг здесь ни при чем, я не суеверен.
Они обменялись долгими взглядами, думая об одном и том же. Двадцать лет назад, когда они были детьми, Шарль убил их отца выстрелом из револьвера. Именно здесь, с другой стороны холла, в кабинете, куда Ален никогда не заходил.
– Забавно, – пробормотал Готье, – когда мы были мальчишками, мы веселились здесь, как сумасшедшие. И на речке тоже. Была война, но нам было наплевать…
Ален покровительственно положил руку на плечо брата. В десять лет он играл не с ним, а с Винсеном, и вдруг пожалел, что не обращал внимания на младшего брата. Кузены дружили парами, Ален и Винсен, Готье и Даниэль. С высоты своих тринадцати лет Мари смотрела за ними, разрешая их споры или навязывая им свою волю. В том самом месте, где утонул Филипп, они плавали дни напролет, и чтобы выгнать их из воды, нужно было, чтобы пришла сама Клара.
Ален сжал плечо Готье. Тот уцепился за эту несильную боль, чтобы остановить охватывающее его отчаяние.
II
Париж, зима 1967 – 1968
Прилипнув носами к витрине, Лукас, Тифани и Лея, не отрываясь, смотрели на автоматы. На всех тротуарах бульвара Осман группы изумленных детей были приклеены к стеклам универмагов, которые соревновались в изобретательности, создавая рождественскую феерию. Немного поодаль Сирил и Виржиль пытались казаться безразличными, как если бы в тринадцать лет игрушки их уже совсем не интересовали.
– Не волнуйтесь так, – любезно сказал Винсен, – их никто не унесет, не уничтожит…
Хелен изобразила печальную улыбку, но не смогла снять напряжение. Следить за детьми в Париже было слишком тяжелой ответственностью для нее, как она часто повторяла после их приезда. Ее тревога казалась такой искренней, что Винсену удалось освободиться на несколько часов, чтобы пойти с детьми в Галерею Лафайет.
– Мне скоро надо будет вернуться во Дворец правосудия, – сообщил он. – Вы поедете на метро? Сирил знает дорогу наизусть, вам надо только следовать за ним.
Сирил и Лея, которые жили на авеню Малахов, будучи парижанами, были шустрее своих кузенов.
– Это пребывание пойдет им на пользу, – добавил Винсен.
Он одним глазом следил за своими дочерью и сыном, удрученный тем, что у них был слетка деревенский вид. Уже давно он настоял на их приезде в Париж, по крайней мере, на школьные каникулы. Естественно, Магали наотрез отказалась покидать Валлонг, не слушая доводы мужа, и он уехал 26 декабря, взяв с собой Хелен и детей.
– Вы тоже должны воспользоваться поездкой, – любезно предложил он. – Посмотрите памятники, музеи, сходите в театр…
Она снова улыбнулась ему, на этот раз уже веселее, но отрицательно покачала головой.
– Я чувствую себя здесь потерянной, этот город внушает мне страх. И потом тут ваши дети.
– И что?
– Я обещала вашей жене не спускать с них глаз.
– Моей жене на них плевать! – вырвалось у него. Она была удивлена злостью, внезапно нахлынувшей на него, он ведь всегда держал себя в руках.
– Вы несправедливы, – пробормотала она. – Магали очень беспокоится за них.
– Да, это она может! Пример, который она им подает, прискорбен. Они могут подумать, что у нее сонная болезнь, последствие помутнения разума и галлюцинаций. Если бы вас не было рядом с ними, я бы не смог их там оставлять.
Комплимент так взволновал ее, что она отвернулась к витринам. В любом случае она не должна была смотреть на него, она знала его лицо наизусть, так же как все нюансы его взгляда и улыбки. Она знала, что он все еще был влюблен в Магали, что он приходил в отчаяние при виде того, как та погибала от алкоголизма, но что он не позволил бы утянуть себя в этот ад. Она знала, что никогда не осмелится увидеть в нем не только хозяина, к тому же она теряла самообладание, когда он говорил ей больше десяти слов.
– Мы увидим Поля на Сен-Силивестер? – спросила она, в конце концов.
– Конечно! Мы всегда собираемся вечером 31-го, он придет со своими родителями.
До сих пор она не осмеливалась задать этот вопрос, но часто думала о маленьком мальчике. Он стал самым младшим ребенком в семье после гибели Филиппа, и она надеялась, что он справился с этим горем.
– У него все хорошо, – сказал Винсен. – Шанталь старается не слишком его опекать и доверяет его нам время от времени по четвергам, чтобы он мог видеться со своими кузенами. Знаете, мне было лет двенадцать, когда мне сообщили, что моя сестра Бет погибла в Равенсбрюке и… Если быть честным, это возраст, когда все быстро забывается.
Несмотря ни на что, Хелен, в конце концов, внимательно посмотрела на него и заметила две маленькие морщинки в уголках рта, грусть его улыбки, усталый вид.
– Итак, Поль придет в канун Нового года, – продолжил он, – и мы все поцелуемся в полночь. Я начну с вас, согласны?
Это была всего лишь шутка, но, тем не менее, она почувствовала, что вся покраснела.
– Ладно, мне надо идти, – добавил он.
Он подошел к Сирилу и Виржилю, которые снова о чем-то спорили.
– Мальчики, поручаю вам довезти всех до дома, уже поздно. Первый, кто не подчинится Хелен, будет иметь дело со мной.
Оба подростка кивнули головой, он всегда ждал еще некоторое время, чтобы быть уверенным, что не будет никаких возражений после его ухода. Их скрытое соперничество приводило часто к гомерическим схваткам, за которыми следовали бесконечные обиды, но если в Валлонге это было допустимо, то здесь это не должно было происходить. Винсен подал последний многозначительный знак Виржилю, потому что это был его сын, и он не хотел, чтобы проблемы исходили от него.
Он пошел к Опере и вдруг почувствовал, что поднялся ледяной ветер. Небо затянуло полными снега тучами, и он подумал, какая погода была сейчас на юге. Скучала ли Магали одна там или, наоборот, пользовалась ситуацией и пила с утра до вечера? И как все должно было измениться там? Надо бы позвонить Алену, узнать новости. Мысль не из самых приятных. Его кузен не делал никаких комментариев, ему удавалось сохранять нейтральный голос, сообщая о последних глупостях Магали, но у него определенно было свое мнение о положении дел. Тот факт, что Ален считал его плохим мужем или плохим отцом, выводил Винсена из себя. Он и так уже, чтобы сохранить семью, делал все возможное на протяжении многих лет.
«Нет, я не должен был ее бросать, никогда Магали не дошла бы до такого состояния, если бы я был рядом».
Однако пить она начала еще до его назначения в Париж. Он помнил, как обсуждал это с Одеттой, которая и ввела его в курс дела. Эта смелая женщина была единственной родственницей Магали, одновременно и тетей, и крестной матерью, она долгое время работала в Валлонге кухаркой. Вплоть до свадьбы, которая очень огорчила ее, лишив работы. Так как Клара находила невозможным держать Одетту в служанках после того, как та вошла в некоторой степени в семью. Бедная Одетта должна была наряжаться по-праздничному, играть роль, которая ей не подходила, и хорошо выглядеть на собраниях клана Морванов.