Я украду твой голос - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Бакшеев cтр.№ 42

Композитору предстояло самое сложное в его жизни, смертельно опасное испытание.

За высокими воротами колонии его уже поджидали. В узком окошке поблескивал колкий взгляд.

— Прокурор? Из Москвы? — недоверчиво спросил хриплый голос.

— Он самый, дружок. Он самый. Ни сна ни отдыха от вас нет. Только и заседаем по комиссиям, дела пересматриваем. Ты знаешь, сколько таких бедолаг, как ты, по огромной стране разбросано?

— Не моя забота. Не я сажал.

— Те, кто сажал, уже сами сидят. А мне разгребать за ними.

— Молодой. Несолидный, — рассматривал гостя встречающий.

— Да, молодой! — уверенно подтвердил Марк. — Потому и нет за мной неправедных приговоров. Теперь мы только по закону работаем.

— Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло.

— Открывай, грамотей, хватит зыриться! Меня из теплого московского кабинета выдернули, сюда направили. А я летать на самолете боюсь. До сих пор дрожь в коленках.

Внутри шушукались. «Вроде один, рядом никого, с важной папкой». «Приоткроешь — и сразу на засов». Лязгнула железная калитка. Сильная рука дернула Композитора за плечи и впихнула внутрь. Гибкие пальцы быстро обшарили одежду.

— Полегче, — возмутился Марк. — А то обижусь.

— В папке что?

— Бумаги на ваше освобождение.

— А эта штука для чего? — кривой палец ткнул в мегафон.

— Чтобы все слышали. Вы, небось, галдите, а у меня голос слабый. Болею.

— Иди, — Марка дружески подтолкнули в спину. — Ты, начальник, не шибко обижайся. Мне велели тебя проверить.

— Я в обиде на своих начальников, которые заслали меня в эту дыру.

У входа в здание администрации Марка встречал худой мужчина лет сорока с вытянутым лицом, прорезанным глубокими вертикальными морщинами. В отличие от остальных зеков, одет он был в гражданский костюм и добротные сапоги. Колючий взгляд из-под козырька модной кепки недоверчиво прощупал Марка.

— Заходи, прокурор. Посмотрим, с чем ты явился.

По голосу Марк узнал Кумаря, с которым разговаривал по телефону. Вор открыл дверь в темное здание. Композитор остановил его.

— Нет, Кумарь, время терять мы не будем. Я пришел не к тебе, а ко всем заключенным. Вот к ним и пойдем. У меня хорошие новости для многих. Зачем заставлять людей ждать. — Марк обернулся к встретившим его зекам. — Ведь так, ребята?

Те предусмотрительно промолчали, смущенно поглядывая на вора в законе.

— Откуда меня знаешь? — спросил тот.

— Смешной вопрос. Я знал, к кому иду.

— И не дрейфил?

— Я с хорошими новостями, — Марк весомо приподнял папку.

— Сначала я сам посмотрю бумаги, — заявил вор.

— Зачем? Я прочту для всех. Но могу сказать сразу, что твоей фамилии там нет. Твоя участь будет зависеть от того, как пройдет моя сегодняшняя встреча. По-моему, это справедливо, Кумарь. Как говорится, по понятиям.

Вор молчал, карман его пиджака оттягивал пистолет. Остальные переминались, готовые согласиться.

— Люди волнуются, Кумарь. — Марк неопределенно махнул папкой в сторону столовой, на плац перед которой, как он слышал, высыпали все зеки, в ожидании важных известий. — Если провожатых не будет, то я и один дойду.

Композитор повернулся. Зеки, стоявшие за спиной, расступились.

— Собирайте всех в одно место, — уверенно распорядился Марк, чувствуя, что инициатива теперь на его стороне. — Я один раз речь толкать буду. Уже к утру многие из вас будут на свободе. Хотите услышать, кто? Тогда за мной.

Композитор шагал медленно и продолжал говорить. Спокойный уверенный голос был сейчас его главным и единственным оружием в неравной схватке.

— Хорошая сегодня ночь. Тихая, и луна светит. Читать можно без подсветки. А главное, сегодня изменится ваша жизнь. Завтра уже всё здесь будет по-другому. Представляю, сколько несправедливости вы натерпелись. Долгие годы от этого страдала вся страна. Но время изменилось. Виновные понесут наказание, а вы будете на свободе. Вам еще памятник поставят, как безвинным мученикам, а старые монументы снесут. Вот увидите.

Марк в окружении зеков вышел на небольшой плац. Сзади шагал хмурый Кумарь. Перед столовой бурлила рыхлая масса заключенных. При виде незнакомца в строгом плаще, все ринулись к нему. Композитор жестом и строгим голосом осадил толпу:

— Стоять! Двигаться не надо! Это помещает нашей беседе. Тихо! Прошу тишины! Я — прокурор из Москвы. Мы только что пересмотрели ваши дела. Все, кто несправедливо был осужден, сегодня же будут выпущены на свободу. Те, кто уже отсидел половину срока, тоже будут помилованы. Остальные могут подать заявления на апелляцию. Мы их рассмотрим в ближайшие дни прямо здесь, в вашей колонии. Все приговоры будут пересмотрены. И по каждому случаю, мы примем справедливое решение.

Толпа одобрительно загудела.

— А сейчас не будем терять время. Попрошу полной тишины! Я привез с собой списки амнистированных. Я зачту их. — Композитор потряс папкой и перешел на спокойный тон. — Если услышите свою фамилию, попрошу соблюдать спокойствие. Ваши товарищи тоже имеют право на добрую весть. Радоваться будете потом, когда я закончу читать.

— Читай, прокурор, не томи.

Марк помассировал горло под шарфом, медленно раскрыл папку и попросил стоявшего рядом заключенного:

— Подержите, пожалуйста.

Композитор подхватил несколько листков, включил тумблер мегафона и поднес рупор к тонким губам. Монотонным низким голосом он стал зачитывать длинный список фамилий.

— Емельянов Федот Кузьмич, Ширкунов Дмитрий Григорьевич, Кривошапко Николай Николаевич, Смищук Антон Пантелеевич, Шимбаев Марат Каримович…

Заключенные напряженно вслушивались в необычный голос Композитора. Он зачитывал список личного состава воинского подразделения, взятый из штаба. С каждым словом его голос становился все мрачнее и глуше, а слова неразборчивее, будто он погружался в мутную грязь и вещал оттуда. Включенный на полную громкость мегафон усиливал низкие звуковые колебания и давил на слушателей. Поначалу им стало просто неприятно. Кто-то ощутил головокружение, кто-то старался подавить мутную волну, поднимающуюся из желудка. Но никто не уходил, все даже придвинулись поближе, чтобы не пропустить свою фамилию.

Марк растягивал гласные, усиливал шипящие звуки, его горло напрягалось, речь становилась нечленораздельной, и постепенно слилась в единый жуткий вой. Он перешел в инфразвуковой диапазон и отбросил ненужный мегафон. Раскрытый рот, раздутая шея, дрожащая грудь выталкивали неслышимые звуковые волны, которые пронизывали заключенных, входя в резонанс с их внутренними органами.

Дрожь и страх охватили толпу. Лица исказились от ужаса. Многие согнулись в пояснице и упали на колени. Другие сжимали голову, разрываемую колющей болью. Третьи хватались за сердце. У четвертых перехватывало дыхание, и они судорожно пытались заглотнуть воздух.