Лето в присутствии Ангела - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Тартынская cтр.№ 34

Сердце снова сжалось от боли, когда Лизавета Сергеевна услышала Петю:

— Вырасту, попрошусь на Кавказ и буду бить горцев, пока не покорятся государю!

— Непременно покорятся, лишь завидят такого героя, — снисходительно улыбаясь, проговорил Владимир.

— Они наших пленных продают в рабство или требуют баснословные выкупы, крадут людей с теми же целями. Нападают на мирные станицы, грабят, увозят женщин, а мужчин зверски убивают, — горячился Налимов: для него эта тема была животрепещущей. — У нас вот на Линии…

— Все! — хлопнула по столу Татьяна Дмитриевна. — Не хочу ничего слышать о черкесах, чеченцах и прочих… «кавказских пленниках». Знакомиться с ними предпочитаю в романтических балладах.

— Да, господа, — поддержала подругу Лизавета Сергеевна. — Пощадите детские уши, да и наши тоже. Война — забава только для мужчин…

Чай, как всегда разливала Маша. Она все еще была пасмурна, однако, Лизавета Сергеевна знала, что письмо Краузу с извинением и просьбой вернуться уже послано. Очевидно, он приедет попрощаться с отбывающей назавтра молодежью. Вечер был тихим. Девочки сидели за канвой, Хвостова с тетушкой — за пикетом, Владимир читал вслух модного Гофмана. Лизавета Сергеевна, сославшись на неотложные дела, отправилась к себе, поймав напоследок лукавый взгляд подруги и печально-сиротский Аннет.

Девочка не понимала причин отдаления матери и явно тосковала. Лизавета Сергеевна чувствовала себя виноватой, по возможности ласкала дочь, но изменить ничего не могла, по крайней мере пока все силы и помыслы ее направлены на выздоровление Nikolas. Еще одно противоречие, которое не преодолеть: душа разрывается на части между детьми и Мещерским, и это согласить невозможно… Видимо, надо что-то выбирать. «Только бы встал на ноги, только бы жил, а там… там все уладится», — думала растерянная женщина. В памяти вдовы еще были живы горькие воспоминания о кончине любимого мужа, невыносимая боль потери. Пережить это еще раз? Нет, только не это.

В раздумьях поднимаясь по ступеням, Лизавета Сергеевна почувствовала трепет, как перед свиданием, и усмехнулась этому. Палаша дремала на своем посту, хозяйка отпустила ее. Войдя в комнату, она обнаружила Мещерского стоящим у окна.

— Вы не бережете себя, — упрекнула она больного и принялась хлопотать об его ужине. Юноша радовал своим аппетитом и возрождающимися жизненными силами. Однако съесть он мог пока немного, и движения его быстро истощали. Тогда он ложился и закрывал глаза.

Лизавета Сергеевна стала готовиться ко сну и не могла решить, как ей лечь. Nikolas внимательно следил за ее приготовлениями, а когда она решила все же устроиться в креслах, произнес с улыбкой:

— Так вы вовсе не отдохнете, сударыня. Непременно ложитесь здесь, я пока совершенно безопасен.

Лизавета Сергеевна сердито посмотрела на него и исчезла за ширмой. Облачившись в спальную кофточку и кружевной чепец, она потушила свечу. В креслах, конечно, было неудобно, она никак не могла найти покойное положение. Бесполезно провертевшись так добрых полчаса, дама сердито бросила подушку на кровать возле Nikolas…

День разлуки настал. С утра, как и предполагалось, прибыл Крауз и потревожил Лизавету Сергеевну: Nikolas надо было менять повязку. Ночь прошла спокойно, больной крепко спал или делал вид, не желая смущать уставшую женщину. Утром он не открывал глаз, пока Лизавета Сергеевна не привела себя в порядок и не впустила доктора.

Завтрак случился печальным и тихим. Никто не произнес ни единого слова сожаления или упрека судьбе, но на лицах были написаны грусть и уныние. Отъезжающие печалились оттого, что закончилась легкая, праздная жизнь, наполненная милыми впечатлениями, приятными сердцу занятиями, а главное — присутствием рядом дорогих людей. И, конечно, мысль о Мещерском, о скорбном происшествии, омрачившем отпуск, усугубляла тоску. Остающиеся грустили о том, что более не будет многолюдного веселья, танцевальных вечеров, что лето на исходе и впереди — долгая зима в Москве, беспредметная суета и нудные труды. Все это так не похоже на летний рай.

Лизавета Сергеевна хлопотала об экипажах, давала наказы кучеру Тимошке, который слушал ее со снисходительной усмешкой и повторял:

— Не извольте беспокоиться, барыня. Аккурат доставлю.

Потом она заперлась в кабинете со старшими сыновьями, чтобы еще раз напомнить им основные запреты: не играть, не повесничать, не сорить деньгами, не встревать в дуэльные истории(!), избегать дурного общества и дурных женщин и прочая, прочая.

— Вы видели сами, как нелегко мне достаются деньги, которые я вам сейчас даю и буду высылать после. Не забывайте об этом.

Сыновья слушали с уважительным вниманием, что, возможно, не помешает им впоследствии что-то спустить в карты, а что-то оставить у девок или цыган. Лизавета Сергеевна прекрасно это понимала и делала скидку на молодость. Любуясь статными, красивыми юношами, она несколько раз перекрестила их и поцеловала.

— И передайте Александрову, что я простила его…

Татьяна Дмитриевна с нетерпением ждала своей очереди, чтобы высказаться напоследок. Насилу уговорила она подругу присесть на несколько минут в гостиной.

— Mon ange, я оставляю тебе образцы парижских туалетов. Совсем не обязательно выписывать их из Парижа, твоя модистка вполне способна их сшить сама по этим образцам. Не оставляю надежды увидеть тебя в Петербурге. Мне так хотелось бы познакомить тебя с моим дипломатом. О, это сharmant! Могли бы и тебя пристроить. Сдается мне, в Петербурге больше простора для поиска, можно составить великолепную партию, всем московским на зависть!.. Впрочем, если у тебя с Николенькой все идет на лад…

— Таня, милая, ты меня добиваешь! Ну что у нас может сложиться, подумай. Ну, представь, я приезжаю в Москву с мальчиком-женихом. Да на меня всякая купчиха, не то что московские тузы, начнет пальцем указывать. А что скажут родственники мужа? Что я подаю дурной пример детям, что я распутница?

— Ну конечно, у вас в Москве до сих пор одна забота: «Что станет говорить княгиня Марья Алексеевна!»

— А у вас в Петербурге не так? Кажется, в большом свете ничего дороже репутации нет. Я помню: делай что хочешь, только так, чтобы все было шито-крыто.

Татьяна Дмитриевна немного задумалась, потом произнесла неуверенно:

— Я попыталась сейчас представить тебя с Николенькой в петербургском свете. Воля твоя, но смогла вообразить вас только тайными любовниками и никак не супругами.

— Вот видишь… — совсем загрустила Лизавета Сергеевна. Втайне она надеялась, что подруга ее поддержит и сможет найти неоспоримые доводы и сколь-нибудь приемлемый выход из этого положения.

— Но ведь есть примеры подобных браков, — воспряла Татьяна Дмитриевна.

— Назови! — жадно попросила ее собеседница.

Хвостова задумалась.

— Что же мне делать, Таня? — жалобно произнесла Лизавета Сергеевна. — Мне кажется, я хожу по краю пропасти. Душа разрывается на части между долгом матери и…Я никогда не испытывала подобного. Это чувство меня поглощает так, что я забываю о главном в моей жизни. Вот Аня совсем заброшена.