Седьмой выстрел - читать онлайн книгу. Автор: Даниэль Виктор cтр.№ 32

— Своим замечательным вкусом он обязан мелкой мичиганской фасоли, — доверительно прошептал сенатор Нельсон.

В сущности, ни один из семи сенаторов, с которыми мы повидались в тот день (не говоря уж о Бьюкенене, который беседовал со мной в прошлую пятницу), не сообщил ничего, что существенно отличалось бы от сказанного Крейном. Все они сознавались, что испытали облегчение, избавившись от нападок Филлипса, но стояли на том, что не радовались его гибели и что ван ден Акер именно тот, с кем стоит поговорить о возможности заговора.

— Скажите, — обратился к Бевериджу Холмс, когда мы закончили опрос, — как вы объясните столь однообразные ответы своих коллег?

Беверидж на миг задумался, и его прежде гладкий лоб прорезала глубокая складка. Затем он произнёс:

— Полагаю, мистер Холмс, вы обнаружите, что на некоторые вопросы профессиональные политики приучаются давать схожие ответы. Возьмём, к примеру, повышение налогов. Это тема, которая у всех вызывает неодобрительную реакцию. И какой политик скажет, что он выступает за повышение налогов? Но, как мы знаем, очень легко сначала утвердить этот курс, а затем из прагматических соображений отказаться от своих слов. То же самое и насчёт смерти. Ни один политик не признаётся вслух, что рад гибели своего соотечественника — особенно такого выдающегося и значительного оппонента, как Грэм. Отсюда и одинаковые ответы.

— Смерть и налоги, а, сенатор? — задумчиво промолвил Холмс. — Кажется, это ваш государственный деятель, Бенджамин Франклин, заметил, что только их одних и невозможно избежать.

— А вы знакомы с американской историей, мистер Холмс, надо отдать вам должное. Но я не уверен, что вы понимаете наших политиков. Вы как будто не согласны с моим объяснением. У вас имеется другое?

— Очевидное — только одно, — парировал Холмс. — Оно состоит в том, что все эти люди заранее договорились об ответах.

На этом мы расстались с сенатором Бевериджем, а он всё стоял в коридоре и качал головой.

Мы с Холмсом планировали уехать в Нью-Йорк следующим утром, а потому сняли номера в величественном отеле «Вашингтон», прямо напротив министерства финансов и Белого дома. К счастью, президента Тафта мы нигде не видели, потому что Холмс, несомненно, спросил бы и его, каким образом сам глава исполнительной власти связан с Великой Тайной Убийства Филлипса!

Рано утром на следующий день мы с пустыми руками (или мне так только казалось?) возвращались в Нью-Йорк. Я ощущал разочарование, Холмс же, напротив, выглядел весьма довольным. Он сидел, откинувшись на мягкие подушки зелёного бархата, рядом с дверью купе, выходившей в коридор (такое устройство вагона типично для американской железной дороги). Его молчание побуждало меня любоваться мелькавшими за окном великолепными сельскими пейзажами. Мы были в купе одни и потому оба могли наслаждаться видами, сидя у окна, однако Холмс, вероятно, не стремился к этому. Когда состав медленно изгибался на поворотах, он как будто специально отворачивался от окна.

— Как вы можете быть таким спокойным, Холмс? — спросил я наконец. — Мы просто зря потратили время в этой поездке! Повидали меньше половины сенаторов, упомянутых у Филлипса, потому что остальные в отлучке, а те семеро, с кем всё-таки удалось побеседовать, отвечали в унисон, словно древнегреческий хор.

До того как я заговорил, Холмс безучастно разглядывал пустой коридор вагона. Теперь он, улыбнувшись, повернулся ко мне.

— Разочаровываешься тогда, дружище, когда многого ожидаешь. Я и не надеялся, что эта небольшая экспедиция много нам даст. И всё же её надо было совершить. Вспомните наши расспросы в деле с отравленным ремнём для правки бритв. Как и в том хитром случае, мне было необходимо непосредственно ощутить, какую ненависть все эти люди питали к жертве.

— Но вы же понимаете, Холмс, что тогда у нас получается слишком много подозреваемых. Все те политики, не говоря уж о Фревертах и Беверидже…

— Не забудьте Рузвельта… — усмехнулся он.

— В самом деле, Холмс! — воскликнул я. — Вы можете быть серьёзней?

— В запутанном деле, Уотсон, лучший помощник — здравый смысл. Я подозреваю всех, пока не разыщу виновного.

— Но поведение Филлипса в разное время беспокоило огромное количество людей.

— Напротив, Уотсон, — сказал Холмс. — Думаю, вы переоценили сложность этого случая. Филлипс выдвинул обвинения против Сената в тысяча девятьсот шестом году. Его убили пять лет спустя. Это слишком долгий период для того, чтобы таить злобу. Я бы предположил, что нам стоит поискать того, кто имел зуб на Филлипса непосредственно перед убийством, того, кто лишь недавно пережил событие, заставившее его дать выход ненависти к писателю.

— Потрясающе, Холмс. Вы начинаете вносить ясность.

— Вы же знаете мой метод, Уотсон. Чтобы исключить всё неправдоподобное, сначала надо ознакомиться с действующими лицами трагедии. Вот почему мне странно слышать, что вы считаете наше путешествие в Вашингтон безрезультатным. Мы уже установили, что Филлипса ненавидели очень многие, независимо от того, кто на самом деле является убийцей, и это одна из двух причин, по которым мне кажется, что мы должны продвинуться в понимании случившегося у парка Грамерси.

— Но каким образом мы сможем разобраться с таким количеством подозреваемых?

— Не беспокойтесь, Уотсон, — проворчал он. — Для начала хватит какой-нибудь старой местной газеты. Кому Филлипс больше всего навредил своими журналистскими расследованиями?

— Ну. сенаторам.

— Точно. Но что для политика хуже жалкой критики в прессе?

— Политическое поражение? — предположил я.

— И снова верно! Итак, мы обратимся к выборам, проходившим незадолго до убийства Филлипса, и выясним, не провалились ли некоторые из тех, в кого он метил, в ноябре тысяча девятьсот десятого года, всего за несколько месяцев до того, как его застрелили.

— Беверидж! — вскричал я. — Я так и думал. Никогда ему не верил — и его шофёру тоже. Бородач, преследовавший меня, показался мне похожим на Роллинза. Может, они обменивались посланиями? Такой подозрительный тип. как Роллинз, отлично подходит под описание того бродяги в дневнике Голдсборо. — Теперь мне всё стало ясно. Всё, за исключением мотива. — Но чего я не могу понять, так это почему политика для Бевериджа была важнее давнишней дружбы с Филлипсом.

— Да уж, действительно, Уотсон, — саркастически усмехаясь, сказал Холмс. — Вы, как обычно, выстроили превосходную аргументацию, но, боюсь, упустили ключевой компонент.

— Какой же? — отрывисто спросил я, надеясь этим выразить своё недовольство.

Поезд дал гудок, и Холмс, прежде чем ответить, дождался, пока он смолкнет.

— Разве мы, дружище, не работаем над предположением, что подозреваемый — один из тех, на кого Филлипс нападал в «Измене Сената»?

— Так и есть!

— Значит, вы забыли, Уотсон, Беверидж и вправду был лучшим другом Филлипса, его действительно забаллотировали в тысяча девятьсот десятом году, но Беверидж никогда не становился жертвой репортёра. Он не был мишенью его статей.