– А что Тер-Григорян? – вспомнил про партнёра Элькина Буров. – Я его в списках отравившихся не видел.
– Гамлет Мишаевич в порядке. За столом он тоже выпил только три рюмки и съел три блина. А вот Альберт и его подруга в тяжёлом состоянии, они без сознания, до настоящего времени под капельницами. Их состояние на данный момент самое тяжёлое, если, конечно, не считать девятерых умерших.
– А кто умер? – заинтересовался Бегемот. В его списках таких не значилось.
Соболев взял списки, которые лежали на столике возле дивана, и карандашом обвел фамилии.
– Так напомните Николаю Ароновичу про связь в пятнадцать часов. Я полагаю, что вы сможете прийти с ним?
– Благодарю, я, конечно же, приду вместе с Элькиным.
Соболев ушел. Бегемот стал размышлять о том, кому было бы выгодно отравление, но так и не успел прийти к определённому выводу, поскольку неожиданно для себя уснул.
Проснулся генерал в районе двенадцати часов дня. Потянулся и не понял, почему его ноги вдруг во что-то упёрлись. Он сел и огляделся, пытаясь сообразить, где находится. Увидел спящего в кресле помощника Элькина и вспомнил перипетии прошедшей ночи и утра. Он поднялся, прошёл в спальню Николая Ароновича, стараясь как можно легче ступать. Элькин спал. Медсестра тоже спала в кресле. Он дотронулся до её плеча, она вскинулась.
– Как он? – шёпотом поинтересовался Буров.
Медсестра знаком показала ему, что всё нормально.
Генерал вышел в кабинет, разбудил Петра.
– Я пойду переоденусь. Как только проснётся Элькин, позвонишь, – распорядился Бегемот.
– Хорошо, Анатолий Ефремович, – сладко потянувшись, согласился помощник.
Звонок от помощника поступил через час, когда Буров уже закончил приводить себя в порядок и размышлял, не позавтракать ли ему. Но ночное происшествие не позволяло расслабиться. Ему всё ещё мерещилось ночное промывание желудка, и не только желудка, поэтому он склонился просто попить минеральной воды из бутылки.
Когда Бегемот вошёл в кабинет Элькина, помощник сразу кивнул в сторону спальни:
– Проснулся, моется и одевается. Сказал, скоро будет.
Элькин был бледным и осунувшимся, но выглядел, по мнению Бегемота, несравненно лучше, чем до отравления. Он кивком отпустил помощника, потом повернулся к Бурову:
– Ты завтракал? Хотя уже впору обедать.
Бегемот затряс головой:
– Нет, Ароныч, я как вспомню медицинские промывания, так у меня пропадает аппетит. Может, скину в весе. Вчера после процедур почувствовал такую лёгкость, что хотелось летать, вот только ходить не мог. Ты уж извини, что пришлось заночевать в твоём кабинете.
– Толя, я тебе очень благодарен, ты мне спас жизнь. Вовремя вспомнил обо мне, – сказал Элькин. – Ты знаешь, когда умерли Наташа и Дима, и на следующий день, и в день поминок я не хотел жить. Мне было незачем жить – два самых дорогих человека умерли. Я хотел умереть. А потом, ночью, когда понял, что это не просто рвота от перепития, а намного серьёзнее, я тоже хотел умереть. А потом, когда сознание стало путаться, я увидел старуху с косой. Она уже замахнулась и щерила свой беззубый рот. Вот тогда, Толя, я понял, что хочу жить, что очень хочу жить. Пусть с такой потерей, пусть в этом бункере, пусть без солнца и ветра, но хочу жить. Да что там говорить, Толя, спасибо тебе, ты сориентировался вовремя. И хотя сам не мог ещё ходить, спас меня. Пойдём, – вдруг спохватился Элькин, – опоздаем на связь с Раменками.
Перед глазами стоял неясный силуэт. Аликберов шире открыл глаза, попытался сфокусировать взгляд.
Над его кроватью стояла медсестра – это была высокая, рослая и молчаливая женщина, и Аликберов почему-то подумал, что раньше она работала в какой-нибудь клинике для душевнобольных, уж слишком была сильна.
– Что происходит? – осведомился он.
Медсестра молчала.
– Заражение? – колыхнулась в голове вице-премьера паническая мысль.
– Нет, – качнула головой медсестра, – массовое отравление. Масштабы ещё не удалось установить, но пострадавших очень много. Нам нужно собираться, через тридцать минут сеанс связи с Раменками. Я зайду за вами через десять минут, – сказала она, отсоединяя трубку капельницы, – надеюсь, вы сможете одеться самостоятельно.
– Вполне смогу.
Медсестра развернулась и вышла из палаты.
Аликберов откинулся на подушку, подумав, что может полежать ещё минуты три. Нужно как можно скорее установить связь с Раменками. Обстановка в бункере продолжает накаляться: стрельба, сейчас вот – отравление, только мятежа не хватало! А мятеж был вполне возможен, в жилом и техническом секторах обстановка сложилась крайне нестабильная. Не говоря уже об обитателях сектора УЛЬТРА. Честно говоря, что творится в УЛЬТРА, Аликберов представлял себе слабо, как то, что сейчас происходит на периметре. Мысли ускользали, невозможно было сосредоточиться, Аликберов не мог сказать, о чём он сейчас имеет чёткое представление. Что-то неуловимо важное ускользало из памяти.
На сеансе связи с Раменками присутствовали Элькин, Буров, Тер-Григорян и Соболев, а также техник, следивший за исправностью оборудования. Разговор должен был вести Аликберов, но он пока задерживался. Ожидание было напряжённым. После того что всем пришлось пережить этой ночью, все были взбудоражены.
Спокойно себя вёл только Соболев, он, как всегда, прекрасно выглядел: чистый отутюженный костюм, белая рубашка, скромные серебряные запонки, гладко выбритое лицо и безупречная причёска.
На его фоне все остальные присутствующие выглядели блёкло.
Тер-Григорян был чернее тучи. Он не заботился об имидже, врачам так и не удалось спасти его брата, и Альберт сейчас находился в тяжёлом состоянии. Элькин и Бегемот всё ещё были очень бледны. Мундир на генерале почему-то висел тряпкой, и даже награды, казалось, утратили былой блеск.
Сеанс связи было решено провести в одной из переговорных комнат, которая представляла собой небольшой зал со столом, кожаными креслами и встроенной системой конференц-связи.
Медсестра прикатила коляску с Аликберовым. Вице-премьер выглядел лучше многих, но его правая рука была перевязана и находилась в специальной поддерживающей конструкции, которую обычно используют при переломах. На плечи Аликберова был накинут пиджак, под которым виднелась рубашка больничной пижамы. Странно было это видеть: с Раменками должна была осуществляться лишь голосовая связь, а выстроились все как на параде.
– Вы готовы, Аркадий Бениаминович? – официальным тоном спросил Элькин.
– Да.
– Тогда начнём.
Аликберов встал с кресла и пошатываясь подошёл к консоли связи. Было видно, что он находится под действием сильных обезболивающих препаратов. Разговор было решено вести через специальную консоль, которая могла в режиме реального времени записывать разговор. Обычно такие консоли использовались для онлайн-конференций. Сейчас большой монитор, находившийся над панелью с микрофонами, был выключен.