Рабыня порока - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Светлов cтр.№ 43

— Я уже сказал.

— Но, Алим, — вдруг мягко сказала она и хотела взять его за руку, которую он отдернул, — ты подумай, я служу при дворе, меня любит сам царь. Всю жизнь рвалась я к этому… Все преступления, которые я сделала…

— Моими руками… — вставил он.

— Все невзгоды, которые я перенесла ради достижения этой цели, все… все… все это я должна забыть, бросить все, чтобы идти за тобой в какие‑то степи, в какой‑то табор, к чужим, незнакомым мне людям… Для чего? Ты не хочешь этого, ты только нарочно говоришь это, чтобы сделать мне неприятное. Да и зачем тебе это? Ты отстал от той жизни. Ты привык к другому. Разве тебе не хорошо здесь? — ласково спросила Марья Даниловна.

Но Алим тотчас же страстно возразил:

— Как бы мне хорошо ни было, мне там лучше. Разве рыба в лоханке лишена воды? Но у нее нет простора, нет свободы. И совесть моя неспокойна. Я до сих пор вижу Стрешнева, которого я задушил, вижу обгорелый труп карлицы, вижу пламя, в котором сгорела усадьба. Все вижу я по ночам, и сон мой неспокоен, как неспокойна моя совесть. Но ежели я уйду туда, с тобой, я буду знать, для чего я все это сделал, и совесть моя успокоится.

— Но разве ты все еще любишь меня?

Он грубо схватил ее за руку.

— Я ненавижу тебя! — почти крикнул он. — Ты — горе моей жизни!

— Так уходи в свои степи, я помогу тебе, и оставь здесь свое горе, — улыбнулась она, высвобождая руку, которую он больно стиснул.

— Я не уйду без тебя…

— Но почему, почему же, ежели ты не любишь меня?

— Я ненавижу тебя, — повторил он с прежней силой. — Да, ненавижу, но порой проходит ненависть моя, и мне кажется, что я опять люблю тебя, как любил свою потерянную совесть…

Она нахмурилась и, не давая ему продолжать, резко проговорила:

— Довольно, цыган. Много наболтал ты тут всякого вздору. Я не хочу тебя более слушать. Когда‑то мы стояли на одной дороге, но теперь наши дороги далеко разошлись друг от друга. Тебе не достичь меня по моей, я не пойду по твоей. Ты говоришь, что не страшишься моих угроз, я — не боюсь твоих. Разойдемся. Будем, значит, бороться друг с другом, а кто поборет — увидим.

Она отстранила его жестом со своей дороги, и он пропустил ее.

— Хорошо, — проговорил он, посторонившись. — Будем бороться. Но помни: или ты будешь моей и уйдешь со мной, или погибнешь… Я честно предваряю тебя об этом. Поступай, как знаешь.

Она пожала плечами и, ни слова не сказав ему в ответ, спокойной поступью пошла к ограде Летнего сада.

В качестве столичного губернатора светлейший Меншиков обязан был ежедневно объезжать город и о всем замеченном им каждое утро доносить лично императору.

Во всякое время года и во всякую погоду князь совершал свою прогулку по городу, выезжая из дома рано утром.

Тройка лошадей, запряженная в красивую модную повозку, ожидала его давно у подъезда занимаемого им дома.

Несколько дней спустя после того, как он убедился в том, что Марья Даниловна начинает мысленно изменять царю и увлекаться Орловым, Меншиков сидел в своей комнате и в сотый раз, может быть, обдумывал наивернейшие способы, чтобы погубить Марью Даниловну, которую ненавидел теперь от всей своей души.

Не придумав ничего подходящего, он пришел в дурное расположение духа и, стукнув кулаком по столу, стал одеваться к выезду.

В это время вошел его денщик и доложил, что поданы лошади.

— Знаю, — резко ответил князь, — того ради и одеваюсь.

Денщик, однако, не уходил и переминался с ноги на ногу у порога.

— Что тебе еще? — сурово спросил его князь.

Денщик доложил, что приехал полковник Экгоф и желает видеть князя по экстренному делу.

Князь терпеть не мог никаких экстренных дел и еще больше не любил ради одного дела откладывать другое, уже задуманное. Но сегодня он был не в духе, и потому тотчас же рассвирепел и крикнул денщику:

— Полковник Экгоф! Что ему еще от меня нужно? Мне некогда с ним растабарывать. Пусть завтра заедет.

Но не успел он проговорить этих слов, как дверь отворилась, и в ней показался сам полковник Людвиг Экгоф.

— Простите меня, ваша светлость, — спокойно и с достоинством проговорил он, — но у меня тоже нет времени заезжать завтра.

Меншиков злобно взглянул на него из‑под своих седых бровей.

— Стало, ты нынче у дверей подслушиваешь, Экгоф, — сказал он ему.

— Нет, князь. Но я, долго поджидая ответа, пришел в нетерпение и подошел к дверям. Я услыхал ваши речи. Мне ждать некогда, и с позволения вашей светлости я тотчас же доложу то, что имею сказать.

— Говори, коли так, — пожав плечами, ответил ему Меншиков, внутренне удивляясь его смелости и необычайной настойчивости. — Что развесил уши, ступай! — накинулся он на денщика, который немедленно вышел. — Говори же! — крикнул князь Экгофу, топнув ногой.

Он даже кивнул ему головой на кресло, но сам не сел, а продолжал одеваться.

— Говори! — еще раз повторил он, видя, что полковник медлит. — Или я тебя отсюда вышвырну. В чем твое дело, если у тебя есть таковое?

Наконец, после некоторой внутренней борьбы с самим собой, Экгоф решился:

— Дело идет об одной преступнице, князь, которую я хочу предать вашему усмотрению.

— О преступнице? О какой там еще преступнице, говори толком и не тяни по‑пустому.

— Ее зовут… Марьей Даниловной Гамильтон, но у нас ее называют Гамонтовой.

Рука Меншикова дрогнула при этих словах так сильно, что он оторвал дорогую застежку от своего камзола.

С быстротой молнии князь очутился около полковника и, глядя на него загоревшимся взором, вскрикнул:

— Ты говоришь про Гамонтову, что в близких прислужницах у императрицы и что император…

Он сдержался и умолк, вопросительно глядя в глаза полковнику.

— Про нее самое.

— Что ты шутки шутить вздумал? — все больше и больше волнуясь, заговорил князь. — Какая она преступница, в своем ли ты уме, полковник?

— В своем, светлейший князь, и повторю, коли велишь, свои слова не токмо перед тобой, но и перед коллегией.

— Какие‑нибудь бабьи выходки, а ты преважно называешь их преступлениями? — с упавшей надеждой в голосе проговорил Меншиков.

— Марья Даниловна настоящая преступница, князь. И если твоя светлость готова выслушать меня…

— Говори. Говори же все, что знаешь.

— Знаю я многое и все скажу, что знаю. Ее преступления неисчислимы и страшны и, если позволите…

— Как «если позволю»! Я слушаю тебя обоими ушами. Только, бога ради, не тяни, говори скорее!