Восхитительный куш - читать онлайн книгу. Автор: Полина Федорова cтр.№ 6

— Значит, ваше появление в моем доме было хорошо спланированной операцией? — усмехнулся Иван.

Княгиня смущенно отвела глаза, и румянец на ее щеках стал еще гуще.

— Иван Федорович, я была оскорблена, да что там говорить, я была в бешенстве, поэтому, возможно, несколько переборщила с театральными эффектами. Но я не могла дать ни князю, ни вам даже малейшего шанса разрешить ваши с ним расчеты миром. Вы — великолепный предлог уйти от мужа. Честь не позволит ему потребовать моего возвращения.

— И какова же моя роль в этой освободительной войне? — спросил Тауберг.

— Быть моим щитом, — ни минуты не задумываясь, выпалила княгиня.

— Звучит благородно, — со вздохом сказал Иван, — но по совести вы используете меня в своей остроумной операции, как пешку.

— Иван Федорович…

— Я не сетую, сам напросился, — остановил ее Тауберг. — И еще одно уточнение. Надеюсь, намек на женитьбу тоже был театральным эффектом? Расстаться со свободой не входит в мои ближайшие планы.

Княгиня замахала на него руками.

— Помилуйте. Безусловно, это была шутка… шпилька, чтобы вас позлить. Простите, чего в запале не скажешь…

— Вашим стратегическим да и тактическим талантам мог бы позавидовать Наполеон, — сказал Тауберг, вставая с кресла.

— Я надеюсь, что моя участь будет не столь трагична, — ответила княгиня, с улыбкой поднимаясь вслед за ним. Она шагнула к Ивану и протянула ему руку.

— Благодарю вас.

Тауберг взял теплую, мягкую руку с длинными изящными пальчиками, склонился над ней и не удержался, чуть повернул в сторону, прикоснулся губами к запястью. Нежная кожа пахла лавандой. Он резко выпрямился, шагнул назад, отпустив руку Александры Аркадьевны. В ее глазах мелькнуло странное выражение, будто рябь пробежала по тихой заводи.

— Спокойной ночи, сударыня. Она склонила голову.

— Спокойной ночи, Иван Федорович.

И быстро направилась к двери зала. «Вот такая диспозиция», — отчего‑то вспомнилась Ивану Пашкина фраза, когда он смотрел ей вслед, а шаловливый золотой завиток на гибкой шее, казалось, подмигивал ему, покачиваясь в такт легкой поступи хозяйки.

На следующее утро в Раздумьино, подмосковную деревеньку князей Всеволожских, Тауберг отправился верхом, хотя вряд ли это было разумно. Холодная осенняя погода, размытые дороги делали сие предприятие если и не опасным, то, по крайней мере, рискованным. Но события последних дней принесли слишком сильные потрясения всех основ жизни Ивана Федоровича, и ему насущно необходимо было чем‑то отвлечься, почувствовать хотя бы привкус былой, как ему теперь стало казаться, спокойной и упорядоченной жизни, где все было знакомо, где он знал, что и как делать, от кого чего ожидать, где по ту сторону были враги, а по эту — фронтовые товарищи. Добрался, слава Богу, без приключений, только ноги замочил.

— Иван! Иван, да что с тобой творится? — вывел его из раздумий встревоженный голос князя Сергея Всеволожского.

Майор рассеянно оглянулся вокруг, тряхнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания.

Здесь, в Раздумьино, все было как встарь, без изменений. Печка с голубыми изразцами наполняла кабинет теплом, тускло поблескивали золотым тиснением корешки книг, пахло кожей и табаком, такими любезными и привычными сердцу мужчины запахами. Иван еще раз тряхнул головой и виновато взглянул в глаза князя Сергея:

— Прости, у нашей Пелагеи свои затеи.

— Ты где? — с легкой обидой в голосе спросил Всеволожский. — Здесь или еще в Москве? Пора и о деле поговорить: не зря же я тебя вызвал. Соберись — твои мозги нам ой как сейчас нужны.

— Я готов.

Дверь кабинета скрипнула, и в проеме показалась девушка лет восемнадцати, небольшого росточка, с чудными, чуть раскосыми, миндалевидными глазами и копной густых темных волос.

— А, вот вы где? Совещаетесь?

Это и была проблема, из‑за которой Тауберг сегодня проделал верхом сорок верст. Счастье, что это была не его проблема, а князя Всеволожского. Девушку звали Полина Сеславина, приходилась она дальней родственницей Всеволожским и проживала в Казани, но после разрушительного пожара в начале сентября, превратившего город в руины, князь Сергей взял ее в опеку и привез в Москву. С этого момента и началась череда загадочных событий. Трижды кто‑то пытался лишить Полину жизни, и только милосердие Божие не дало злодейским планам осуществиться. К сегодняшнему дню ситуация еще больше накалилась, и требовалось предпринять решительные меры, чтобы вывести преступника на чистую воду. Поэтому князь Всеволожский и обратился к помощи Тауберга.

— Я могу войти? Надеюсь, вы понимаете, что в вопросе о моей жизни и смерти у меня, по крайней мере, имеется хотя бы совещательный голос, — произнесла Полина, решительно направившись к креслам.

Сергей беспомощно глянул на Тауберга. Но Иван только пожал плечами. Он уже третий день только и делал, что выяснял отношения с упрямицей, которую ему подсунул то ли черт, то ли дружок Волховской, то ли выжига Голицын. А спорить с женщиной всегда себе дороже.

Совещание началось. Разоблачение преступника решено было осуществить по возвращении в Москву на бале‑маскараде, который давала матушка князя Сергея в честь помолвки сына и Полины. И Таубергу отводилась в этом весьма значительная роль.

Рыцарские латы в спальню Тауберга, служившую ему теперь и кабинетом, Пашка втащил с превеликим трудом. Иван еще спал, когда камердинер, громыхая железом, ввалился в комнату, Тауберг в это самое время смотрел страшный сон: огромный кованый сундук тащили, впрягшись веером, лупоглазые болонки. Внутри сундука, в крайнем смятении и рассеянности, сидел он сам, время от времени с силой упираясь головой в крышку.

— Пашка! — позвал он и открыл глаза.

— Туточки я, — склонилась над ним взъерошенная голова камердинера. — Приснилось что, ваше высокоблагородие?

— Тьфу ты, черт, — буркнул Тауберг, отстраняясь от низко склоненного над ним рябого лица Пашки. К тому же изо рта его исходило такое крепчайшее луковое амбре, что в пору было зарыдать и облиться слезами. — Ты чего тут притащил мне? — спросил Иван, поворотясь к Пашке спиной и набрасывая на себя шлафрок.

— Чево велели, то и притащил, — радостно сообщил Пашка.

— Ты, голубчик, отвечай, коли тебя спрашивают, — одернул камердинера Тауберг. — А, маскарадный костюм!

— Так точно. Вчерась вы велели мне съездить сегодня поутру к господину мастеру и забрать этот панцирь. Я съездил и, как изволите видеть, привез.

— Ну, благодарствуй, коли привез, — уже мягче сказал Тауберг. — Ладно, давай мерить будем.

Одевались доспехи долго. Иван Федорович при сем процессе успел не единожды пожалеть, что на бал‑маскарад, затеянный Всеволожским, он избрал именно этот костюм. Наконец было надето последнее: рыцарский шлем с цветастыми перьями на макушке и покрытые металлической чешуей перчатки. Шумно выдохнув в решетку забрала, Тауберг глухо спросил: