Ночь Дон Жуана - читать онлайн книгу. Автор: Ганс-Йозеф Ортайль cтр.№ 13

— Я так и думал, голубка. Я это сразу почувствовал! Я познакомлю тебя с дирекцией театра и приглашу на пробы, если ты того пожелаешь!

— Я не знаю, сударь… Отпустите меня, мне нужно подумать!

— Я уверен, что ты придешь ко мне, в мою комнату. Только представь себе: чудесные подарки!

Лоренцо поцеловал кончики ее пальцев, улыбнулся и снова вернулся в зал. Он был уверен, что красавица придет. Все приходили. Даже самые знаменитые певицы все-таки приходили через некоторое время, потому что чего-то ждали от него. Чего-то особенного! Арию, ведущую партию в дуэте, триумфальный выход в образе богини! И да Понте обещал им все что угодно, немедленно начинал работу над сценой, бормотал что-то про себя. И все время целовал ее. Он целовал женщину. С помощью слов завлекал ее, пока она не сдавалась. Да, он неизменно побеждал!

— Лоренцо, я хотел бы задать тебе еще один вопрос, — крикнул ему Казанова, стоило да Понте войти в зал. — Кто поет партию Церлины? Я ее знаю?

— Иоанна. О, что это я в самом деле? Я хотел сказать, что встретил в коридоре Иоанну. Просто умора, она считает себя певицей! Большинство слуг в Праге несут подобный вздор!

— Так кто же играет Церлину?

— Партию Церлины поет Катарина Бондини, супруга директора.

— Значит, в опере играют три женщины: Тереза и две Катарины, одна из них находится под постоянным присмотром матери, а вторая замужем. В этом случае я могу поспорить, Лоренцо, что ты попытался подъехать к Терезе!

— Попытался, Джакомо, но безуспешно. Она тщеславна и заносчива, как истинная примадонна! Тебе очень понравилась бы Тереза.

Казанова расхохотался. Они еще раз подняли бокалы. Затем Казанова дал знак подать птицу. Да Понте все время следил взглядом за Иоанной, старавшейся не приближаться к нему. Почему она отворачивалась? Чтобы он мог насладиться красотой ее шеи, плавным изгибом от уха до плеча?

— Голуби! — крикнул Казанова и показал на подносы. Да Понте вздрогнул от одного лишь этого слова. — Голуби и перепела, такие же, как и у нас дома. Я велел запечь их в беконе из Тироля, а под слой бекона добавить кусочки черных трюфелей. Приятного аппетита!

Да Понте растерянно взглянул на птицу. В этой игре было нечто бесстыдное, как и сам Казанова. Было бессмысленно тягаться с ним, он всегда находил вьгход из любой ситуации и оставался в выигрыше. Что же это значило? Разве эти птички вообще съедобны? Лоренцо наколол одну из них, оторвал ножку и попытался сгрызть мясо с кости. Да, вкус был великолепен, настоящее наслаждение!

— Скажи-ка, Лоренцо, — добавил Казанова, пытаясь, как и да Понте, расправиться с горой небольших птиц, — что нравится Дон Жуану? Что он ест и пьет?

«Ест? Пьет? Неужели Джакомо говорит серьезно? Все мысли Дон Жуана были заняты только женщинами, они были смыслом его жизни, и больше ничто не имело значения. Разве мне, Лоренцо да Понте, следовало составить целое меню? Может, написать карту вин, внести туда шампанское, а также и другие напитки? Смешно, Моцарт не оценил бы этого и не взялся бы за музыку».

— Ты ведь не думаешь, что мне следовало составить список его любимых блюд, сочинить прекрасное меню? Дон Жуан и его меню? Было бы просто смешно!

— Я бы это сделал, — холодно возразил Казанова. — И какое бы это было меню!

И все-таки Казанова говорил серьезно. И какое бы это было меню! Что он снова имел в виду? Какое же? Что бы это было? Нет, Лоренцо не мог спросить его об этом прямо, не стоило выставлять себя на посмешище. У да Понте и так не было ни малейшего представления о том, как понравиться Казанове. О чем же они говорили сегодня во время обеда? Вспомнилось какое-то удачное выражение, что-то из Шиллера. Оно сразу пробудило интерес Казановы. Верно, да Понте говорил о размахе. Да, именно о нем, только размах заставит Казанову умолкнуть.

— Я признаю, Джакомо, — вздохнул да Понте, — что недостаточно внимания уделял мелочам. Однако мой Дон Жуан зачаровывает в определенной мере… ну, это скорее…

— Его размах, Лоренцо, размах! По крайней мере, об этом ты говорил сегодня днем. Только между нами, я все меньше понимаю, в чем твой размах! Все услышанное от тебя напоминает мне скорее меню из арий: три женщины — три арии, то в присутствии отца, то дуэт с женихом, то в полном одиночестве! И это ты называешь размахом? В этой мешанине арий нет ничего нового, и у этой оперы нет никакого размаха!

— Да, я уже говорил, что ты слишком щепетильно относишься к деталям, Джакомо. Отец, жених, откуда-то, в никуда — разве все это имеет какое-либо значение? Никакого, абсолютно никакого значения! У трех женских партий в самом начале оперы совсем, иной смысл!

— Какой же? Может быть, ты хочешь помочь своей Терезе и двум Катаринам попасть в Вену?

— Джакомо, ты меня разочаровал! Три женщины выходят на сцену в самом начале оперы, потому что с этого момента они станут преследовать Дон Жуана! Они вступают в тайный сговор и не дают ему покоя. Теперь роли изменились, и женщины преследуют его, а не он их. Они подобны фуриям, богиням мести!

— Они преследуют его? Три женщины преследуют Дон Жуана? Может, женихи тоже помогают им?

— Женщины хотят застать распутника на горячем! Они хотят соблазнить его и получить доказательства!

— Это действительно ново! Оригинально, свежо! Дон Жуан становится трусом, он бежит от трех женщин, преследующих его. Тебе почти удалось перевернуть все с ног на голову! Кроме тебя, мой дорогой Лоренцо, никто бы не додумался до такого размаха!

Да Понте вытер губы. На подносе не осталось ни одного голубя. Джакомо немного задумался, притих, доедая свою порцию. Он уставился в одну точку, полностью погрузившись в свои размышления, словно ему нужно было осмыслить новый вариант старого сюжета.

— Это все, Джакомо? Тебе больше нечего сказать? Признайся, что тебе никогда не пришла бы в голову мысль придать старой, истории свежие и невообразимые нюансы. И ты говоришь, что моя опера — мешанина отдельных партий? Ни в коем случае! Я с самого начала создаю три конфликта, а напряжение в опере нарастает вместе с их развитием.

— Да, возможно, это произведет впечатление! Немного напряжения, постоянное беспокойство в воздухе…

— Это ты сказал, Джакомо.

— Мне хотелось бы взглянуть на оперу. Не думаю, что у тебя что-то получится. Просто смешно, что ты заставляешь трех женщин преследовать Дон Жуана! Почему он не исчезает, например, опять в твое никуда?

— Вместо того чтобы и дальше глумиться над моим либретто, приходи на репетицию в театр, я тебя приглашаю! Только ты и никто другой можешь быть главным критиком! Скажешь, что тебе не понравилось. Можешь ругать меня, потешаться надо мной. Но готов поспорить, что мое либретто ожидает успех!

Оба снова подняли бокалы. Звон бокалов повторился несколько раз и был настолько громким, что Паоло, стоявший за дверью, стал прислушиваться к разговору. О чем они говорили? Было трудно разобрать. Шум казался похожим на возню двух мальчуганов, не поделивших игрушку. У господина да Понте был высокий голос, а у Казановы, наоборот, бас. Сначала причитания. Затем крики! Оба перекрикивали капеллу, все еще продолжавшую играть. Синьор Джакомо велел музыкантам после нескольких композиций поменять местоположение. Сейчас они играли из самых дальних комнат дворца, так что музыка больше походила на журчание подземного родника. Для Моцарта существовала только музыка. Разговоры и болтовня не имели значения, все это ничто по сравнению с музыкой!