Легкое поведение - читать онлайн книгу. Автор: Линда Джейвин cтр.№ 34

— Я никогда не понимала, зачем до свадьбы держать коленки сдвинутыми, — продолжала она. — Я знаю многих девушек, которые свято блюдут свою честь, зато между собой ведут такие разговоры, что уши вянут. Их soi-disant [21] невинность не имеет ничего общего с добротой, великодушием или заботой. Другие публично осуждают фривольных девиц, а сами тайком прелюбодействуют. Ненавижу лицемерие. Я считаю, что это куда больший грех, чем свободная любовь.

Моррисон мог приятно общаться с человеком за обедом, а потом в своем дневнике описать его как олуха, лизоблюда или зануду. Он сплетничал о женщинах раскованных, смелых и развратных с таким же удовольствием, с каким вступал с ними в отношения. Он вслух говорил о тех, кто подхватил сифилис, в то время как собственные переживания из-за воспаления яичек и прочих, куда более серьезных напастей доверял только своему дневнику. В этом смысле он был таким же, как большинство. И так же, как большинство, открыто выражал свое презрение к ханжеству и лицемерию.

— Ты должна знать, моя дорогая Мэйзи, что женщины, у которых постоянно сдвинуты колени, меня никогда не привлекали. Так что, пожалуйста, продолжай.

Мэй подчинилась. Она рассказала, как чуточку выпятила грудь навстречу пальцам доктора Фи, представив себе, что это пальцы Томми, робкого веснушчатого подростка с соседней улицы. Пару недель назад она, повинуясь мимолетной прихоти, затащила Томми за сарай в их поместье Палм-Нолл, которое построил ее отец для своей большой семьи в районе Вернон-Хайтс. Она легла на траву и попросила Томми встать рядом на колени. Он послушно исполнил приказ, словно загипнотизированный. Она подняла юбку своего легкого свободного платья, после чего непринужденно, как будто играла в куклы, положила его руку туда, куда ей хотелось. Интуиция, подсказывавшая ей, что ощущение от прикосновения чужих пальцев будет более волнующим, не подвела. После этого они с Томми встречались каждый день. Однажды она направила его свободную руку к своей груди. За три дня до ее визита к дантисту она уже сняла перед Томми юбки, и он зверем бросился на нее, лег сверху и долго терся, пока не кончил в собственные штаны. После этого он поспешно скрылся и с тех пор не возвращался. За все те дни, что они провели вместе, он не произнес ни слова.

Моррисон ловил себя на мысли, что истории Мэй, пусть даже неприятные для ушей любовника, были по крайней мере увлекательными, как сказки из-под пера Джона Клеланда или Фрэнка Харриса.

— Как выглядел этот Фи? — спросил он.

— У него были набриолиненные усы, концы которых он подкручивал вверх. Одевался щеголевато, а из ворота рубашки торчала мускулистая, жилистая шея.

Моррисон слегка приподнял голову, чтобы продемонстрировать свою шею. Но Мэй была поглощена рассказом и, казалось, ничего не заметила.

«Что ж, юная леди. Давайте заглянем в ваш ротик. Где болит?» — спросил доктор Фи.

Пока он осматривал ее зубы, она чувствовала тяжесть его тела, прижимающегося к ней сбоку. Ее штанишки постепенно становились влажными. Ей казалось, что она уже чувствует характерный запах своего влагалища. (Из книг она почерпнула нецензурный вариант этого слова и знала, что это ругательство. Но оно ей безумно нравилось.) Она задержала дыхание.

«С вами все в порядке?»

Дантист положил свою ухоженную руку на ее бедро. В ярком свете лампы блеснуло обручальное кольцо. Миссис Фи посещала швейный кружок ее матери; это была очаровательная леди с хорошими зубами. То, что происходило сейчас, не имело никакого отношения к миссис Фи. Оцепенев, Мэй в упор смотрела на доктора.

Тому не понадобилось много времени, чтобы убедиться, что с ее зубом нет никаких проблем — достаточно ледяного компресса и нескольких капель опийной настойки. Применив анестезию, он отвернулся, чтобы вымыть руки.

«Не согласитесь ли вы отобедать со мной?»

Мама часто говорила ей, что ни одна порядочная и уважающая себя девушка не пойдет в ресторан одна с мужчиной, намекая, что с этого и начинаются «неприятности» вроде той, что случилась с ее старшей сестрой Сьюзи, из-за чего она теперь и жила в родительском доме вместе с малышкой Элис. Но ее мама временами бывала такой невообразимо старомодной. А ведь не за горами был двадцатый век.

«С удовольствием», — ответила Мэй. Опий со спиртом помогли ей сбросить оковы последних сомнений, если они и были.

Легкой походкой следуя рядом с доктором Фи к ресторану, что находился в двух кварталах, Мэй чувствовала взгляды, которые бросали на нее из проезжающих мимо экипажей. Когда с ними поравнялась пекарская повозка, от теплого дрожжевого запаха свежеиспеченного хлеба у нее еще сильнее закружилась голова. К тому времени как они оказались на углу улиц Грант и Буш, она уже хихикала, сама не зная над чем. Ресторан назывался «Ле Пуле», и рядом с дверью красовалась вывеска «Лучший на свете обед за доллар», а ниже, чуть мельче, было выведено: «Отличная еда — и конфиденциальность». Доктор Фи обнял ее за талию и провел через обеденный зал, с застеленными льняными скатертями столами, изящной посудой и хрустальными канделябрами, прямо к лифту, который находился в дальнем углу. На третьем этаже лифтер отодвинул железную решетку кабины, и официант во фраке проводил их в красиво оформленную приватную обеденную залу, заднюю стену которой закрывала портьера.

Они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как зашли в ресторан. Пока доктор Фи заказывал две бутылки сухого шампанского, коктейли из креветок и еще несколько блюд для ланча, Мэй заглянула за портьеру. У нее замерло сердце. Ее взору открылась спальня с большой медной кроватью под атласным покрывалом. Она опустила портьеру и села на стул с высокой спинкой, расправляя юбки.

Лицо дантиста окутало выражение растерянности, как внезапный туман окутывает рыбацкую гавань. Когда официант вернулся с шампанским и едой, они чокнулись бокалами. Мэй чувствовала себя актрисой на сцене. И это сознание вкупе с шампанским и опийной анестезией придали ей храбрости.

Подцепив розовую креветку изящной коктейльной вилкой, она исполнила дебютную версию того самого танца с фазаном, который посчастливилось наблюдать Моррисону в тот первый вечер в Шаньхайгуане. Эффект, произведенный на доктора Фи, был сногсшибательным. Не размениваясь на комплименты и прелюдию, он уложил ее на розовую плюшевую кушетку, раздвинул ей ноги и просунул руку в штанишки. Когда его пальцы нащупали влажную мякоть, он усмехнулся. Она позволила ему раздеть себя, хотя так нервничала, что даже дрожала. Когда он уже порядком поработал пальцами — куда более искусно, нежели Томми, — она была едва ли не в обморочном состоянии блаженства. Правда, при виде того, как он расстегивает свои брюки и достает красный и набухший член, ей стало страшно. Но он показал ей, как ловко входит это чудовище в ее рот, а потом и во влагалище. Поначалу было больно, но она ни за что на свете не остановила бы его. Никогда еще она не чувствовала себя такой взрослой и могущественной.

Моррисон вдруг встрепенулся:

— Сколько же лет тебе было, Мэй?