– А я говорю – выходил, – стоял на своем Орхан.
– Давайте-ка ложитесь в постель, я тоже к вам прилягу и расскажу сказку о бесхвостом шакале и черном джинне.
– А Хайрийе ты запретила рассказывать сегодня про джиннов, – упрекнул меня Шевкет. – Почему ей нельзя, а тебе можно?
– А они будут проходить через город сирот? – спросил Орхан.
– Конечно будут. В этом городе ни у одного ребенка нет родителей. Хайрийе, сходи вниз и проверь еще раз двери. А мы начнем слушать сказку и уснем.
– Я не усну, – заявил Орхан.
– А где будет спать Кара? – спросил Шевкет.
– В мастерской. Прижмитесь ко мне покрепче, чтобы быстрее согреться. Это кто у меня такой холодный?
– Я, – отозвался Шевкет. – А Хайрийе где ляжет?
Я начала рассказывать сказку, и вскоре, как обычно, Орхан уснул. Заметив это, я замолчала.
– Мама, когда я усну, ты не уйдешь? – спросил Шевкет.
– Не уйду.
У меня и в самом деле не было такого намерения. Шевкет скоро уснул, а я лежала и думала, какое это все-таки счастье – провести первую ночь своего второго брака вот так, обнявшись с детьми, и при этом знать, что неподалеку находится красивый, умный и страстно меня желающий муж. С этими мыслями я и уснула, но сон мой не был спокойным. Да это и не был сон – скорее, тревожная дрема. Насколько я помню, сначала я спорила о чем-то с разгневанной душой отца, а потом явился страшный призрак убийцы, желавший отправить мою душу следом за отцовской; я пыталась убежать, но гнусный убийца не отставал. Потом мне стало сниться, что он бросает в наш дом камни – они стучали по ставням и крыше. Затем он швырнул камень в дверь и вроде бы даже стал в нее ломиться. В конце концов этот злой дух издал жалобный вопль, похожий не то на вой, не то на стон какого-то неведомого зверя, и мое сердце заколотилось от ужаса.
Я проснулась, дрожа. В самом ли деле этот странный вопль мне приснился? Или в доме наяву звучали голоса, которые меня разбудили? Я никак не могла это понять и потому замерла в ожидании, покрепче прижав к себе детей. Не успела я подумать, что это все-таки был сон, как тот же звук раздался снова. Потом во дворе упало что-то большое. Камень?
Меня охватил ужас. А тут еще я услышала кое-что похуже – скрип половиц. Аллах, защити нас! Где Хайрийе, в какой комнате спит Кара, что с телом несчастного моего отца? Дети мирно спали.
Если бы такое случилось до свадьбы, я бы подавила страх, встала и, взяв на себя мужскую роль, сама бросила бы вызов всем джиннам и духам. А теперь я только затаилась и крепче обняла сыновей. Но во всем мире словно бы не осталось ни единой живой души – никто не придет на помощь мне и детям. Ожидая самого худшего, я начала молиться. Мне было одиноко, будто во сне. Потом я услышала, как во дворе открылась калитка. Не послышалось ли? Нет, точно открылась.
Я вскочила, сама не зная, что буду делать, набросила ферадже и выбежала из комнаты.
– Кара! – прошептала я, выйдя на лестницу.
Тишина.
Я надела первые попавшиеся туфли и спустилась вниз. Едва я вышла на двор, как свеча, которую я второпях зажгла от мангала, погасла. Дул резкий ветер, но небо было ясное; когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что месяц неплохо освещает двор. О Аллах! Калитка была открыта. Я замерла на месте, дрожа от холода.
Почему я не взяла нож? У меня не было с собой ничего: ни подсвечника, ни деревяшки какой-нибудь. Я увидела, как открытая калитка тихонько покачивается сама по себе, и только потом услышала скрип – когда остановилась. Помню, я подумала тогда, что это похоже на сон. Однако я точно знала, что не сплю.
Из дома, откуда-то из-под крыши, донесся шорох, и я подумала, что это душа моего бедного отца пытается выйти из тела. Мысль о том, что душа отца испытывает муки, и огорчила меня, и успокоила. Если причина всех звуков – отец, сказала я себе, то бояться нечего, он нас не обидит. И все же так грустно было думать о душе, которая изо всех сил старается вырваться из тела и устремиться ввысь, что я стала молить Аллаха помочь отцу. Потом я решила, что отец защитит не только меня, но и детей, и мне стало полегче. Если за калиткой сейчас притаился злодей, замышляющий дурное, то пусть он боится разгневанной души моего отца!
Тут я подумала: а не Кара ли причиной тому, что душа отца гневается? Не собирается ли отец причинить ему зло? Где Кара сейчас? В этот самый миг я увидела его: Кара стоял на улице недалеко от калитки и с кем-то беседовал. Я остановилась.
На другой стороне улицы, среди деревьев пустого сада, какой-то человек что-то говорил Кара. Едва услышав его голос, я сразу поняла, что именно он издавал те вопли, которые мне слышались во сне. Как же я раньше не узнала Хасана? В его голосе звучали слезы и мольба, но в первую очередь – угроза. Я стала издалека прислушиваться к разговору. Они спорили о том, у кого из них на меня больше прав.
И тут я поняла, что осталась с детьми одна-одинешенька. Мне казалось, что я люблю Кара, но, по правде говоря, я только лишь хотела его любить. А тоска в голосе Хасана и его боль, которую я сразу же почувствовала, жгли мне сердце.
– Завтра я приведу сюда кадия, янычар и свидетелей, которые поклянутся, что мой брат жив и по-прежнему сражается в горах с персами, – говорил Хасан. – Ваша свадьба незаконна. Вы занимаетесь прелюбодейством.
– Шекюре была женой твоего покойного брата, а не твоей, – сказал Кара.
– Мой брат жив, – гнул свое Хасан. – Есть свидетели, которые его видели.
– Он не возвращается с войны уже четыре года, и поэтому сегодня утром кадий Ускюдара развел Шекюре. Если твой брат жив, пусть свидетели расскажут ему, что он больше не женат.
– Шекюре не может снова выйти замуж, пока после развода не пройдет месяц. Это противоречит исламу и Священному Корану. Как отец Шекюре мог согласиться на такое бесчестье?
– Эниште-эфенди тяжело болен, того и гляди умрет. А разрешение на брак дал кадий.
– Это вы с Хайрийе отравили старика?
– Мой тесть весьма опечален твоим неблаговидным поведением по отношению к Шекюре. Если твой брат и в самом деле жив, он тоже может спросить с тебя за твои непотребства.
– Это все ложь. Шекюре напридумывала небылиц, чтобы сбежать от нас.
Из дома послышался крик – Хайрийе. Потом закричал Шевкет, их голоса слились в один. Я, сама того не желая, тоже вскрикнула от испуга и, не соображая, что делаю, бросилась в дом.
Шевкет сбежал по лестнице и выскочил на двор.
– Мама, дедушка холодный как лед! – заходился он. – Дедушка умер!
Я подхватила его на руки, прижала к себе. Хайрийе продолжала голосить. Ее вопли слышали и Кара с Хасаном.
– Мама, дедушку убили, – сказал Шевкет.
Его слова прозвучали очень отчетливо. Услышал ли их Хасан? Я прижала Шевкета к себе еще крепче и, не поддаваясь смятению и страху, унесла его в дом. На лестнице стояла Хайрийе; она спросила, как получилось, что мальчик проснулся и смог незаметно выйти из комнаты.