Индийская принцесса - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Маргарет Кей cтр.№ 94

Аш добавил, что не видит ничего особо странного в том, что город, по легенде основанный первым убийцей на земле, славится своим вероломством и жестокостью и что его правители верны традициям Каина и находят удовольствие в убийстве и отцеубийстве. История эмиров представляет собой длинную повесть о бесконечных кровопролитиях: отцы убивали сыновей, сыновья злоумышляли против отцов и друг против друга, а дядья избавлялись от племянников.

– Это леденящая душу повесть, и если правда, что призраки – это не обретшие покоя души людей, умерших ужасной смертью, и они действительно существуют, тогда Кабул наводнен призраками. Это город, полный привидений, и я надеюсь никогда впредь его не увидеть.

– Если начнется война, тебе придется, – заметил Уолли. – Разведчиков точно туда пошлют.

– Да, если начнется война. Но я считаю…

Фраза оборвалась на зевке, и Аш устроился поудобнее в развилине между корнями дерева, закрыл глаза от яркого солнечного света и вскоре, умиротворенный сознанием, что они с Уолли снова вместе, крепко заснул.

Уолли долго рассматривал друга, находя в нем перемены, не замеченные поначалу, и другие особенности, прежде ускользавшие от внимания: беззащитность и ранимость худого, дерзкого лица; нежные губы, не вязавшиеся с твердым упрямым подбородком; резкую линию черных бровей, плохо сочетавшихся со лбом и висками, которые приличествовали скорее поэту и мечтателю, нежели солдату. Лицо, полное противоречий, прекрасно вылепленное, но лишенное гармонии. И Уолли показалось, что, несмотря на пролегшие на нем глубокие складки и тонкий шрам от старой раны, спящий мужчина в некоторых отношениях так и не повзрослел. Он по-прежнему судил о вещах с позиции «правильно или неправильно», «хорошо или плохо», «справедливо или несправедливо» – как судят дети, пока не поумнеют. Он по-прежнему думал, что может что-то изменить…

Внезапно Уолли проникся глубоким сочувствием к другу, который считал, что любая «несправедливость» неправильна, недопустима и подлежит изменению, и который, будучи не в состоянии посмотреть на проблему либо с сугубо европейской точки зрения, либо с сугубо азиатской, был лишен удобной брони национальных предрассудков и беззащитен перед фанатичной нетерпимостью Востока и Запада.

Аш, как и его отец Хилари, был цивилизованным и либерально настроенным человеком с живым, пытливым умом. Но в отличие от Хилари он так и не понял, что средний ум не либерален и не пытлив, а в целом нетерпим к любым убеждениям, помимо своих собственных, глубоко укоренившихся. У него были свои боги, но не христианские и не языческие. Он никогда не соответствовал образу безупречного, романтичного, достойного безоговорочного восхищения героя, прежде существовавшему в воображении Уолли. Он был подвержен ошибкам, как любой другой человек, а в силу своего необычного происхождения и воспитания, возможно, даже в большей степени, чем очень и очень многие. Но он по-прежнему оставался Ашем, и никому, даже Уиграму, никогда не занять его места в сердце Уолли. Удод слетел с дерева и принялся искать насекомых на сухой твердой земле. Уолли с минуту лениво наблюдал за птицей, а потом последовал примеру друга и погрузился в сон.

Когда они проснулись, солнце уже спустилось к горизонту, и повсюду вокруг лежали длинные тени. Аш принес воды из ручья, они соорудили легкую закуску из оставленных Гул Базом продуктов и за едой решили, что после визита в дом Фатимы-бегумы Уолли переночует в аттокском дак-бунгало, а утром вернется в Мардан.

Они подъехали к дому в пыльных фиолетовых сумерках, и привратник, не обнаруживший при виде их никакого любопытства, в ответ на вопрос Аша сказал: нет, Кода Дад-хан не появлялся – вероятно, рисалдар-сахиб успел предупредить отца, чтобы тот оставался дома. Аш передал лошадей на попечение привратника и послал к Фатиме-бегуме служанку спросить, можно ли его другу, Гамильтону-сахибу, войти в дом и познакомиться с его женой.

Будь Анджули мусульманкой, Фатима-бегума ответила бы на подобный вопрос возмущенным отказом, ибо к настоящему времени заняла по отношению к ней позицию родительницы. Но поскольку Анджули не была ни мусульманкой, ни девственницей, а ее так называемый муж был не только христианином, но и иностранцем, общепринятые правила не годились. Если Пелам-сахиб готов позволить своему другу запросто общаться со своей молодой женой, бегумы это не касается. Посему она велела служанке проводить двух мужчин в комнату Анджули и сказать Ашу, что, если они хотят поужинать вместе, еду подадут через несколько минут.

Лампы в доме еще не зажгли, но кускусы были подняты, и комнату с высоким потолком и белёными стенами заливал бледный свет угасающего дня и сияние полной луны, восходившей над низкими серовато-коричневыми горами за Аттоком.

Анджули стояла у открытого окна, глядя в сад, где птицы устраивались на ночь в кронах фруктовых деревьев, а из темных тайных уголков вылетали летучие мыши, приветствуя тьму. Она не услышала шагов на лестнице, заглушенных сварливым птичьим гомоном, и обернулась, только когда дверь открылась.

Увидев Аша, но не человека в тени за ним, она бросилась к нему и обняла за шею. Именно такой Уолли впервые увидел ее: высокая стройная девушка, бегущая навстречу с распростертыми объятиями и с выражением столь пылкой любви на лице, что на мгновение показалось, будто оно источает сияние. Она поразила его воображение – и пленила его сердце.

Позже, сидя в одиночестве на залитой лунным светом веранде дак-бунгало, Уолли осознал, что даже не помнит толком, как она выглядит, – знает только, что она прекраснейшая из женщин, когда-либо им виденных: сказочная принцесса, сотворенная из слоновой кости, золота и черного янтаря. Но с другой стороны, он никогда прежде не видел высокородных индианок и понятия не имел о бесконечном изяществе и дивном очаровании, которые скрываются за занавесами пурдаха и ревниво оберегаются от посторонних глаз.

Немногим иностранцам выпадала честь видеть таких женщин или водить с ними знакомство, и эти немногие чаще всего были женами высокопоставленных британских чиновников, которые относились к прелестям «туземок» равнодушно или в лучшем случае с долей снисходительности. Поэтому, когда Аш попытался описать свою жену, Уолли сделал должную поправку на пристрастность влюбленного мужчины и благосклонно предположил, что новобрачная, наверное, довольно привлекательна, как две-три дорогие куртизанки, с которыми Аш свел Уолли в былые беззаботные дни в Равалпинди: темнокожие женщины, подводившие глаза сурьмой, жевавшие пан и красившие узкие ладони хной, чьи гибкие хрупкие тела пахли мускусом и сандалом и излучали почти зримые токи чувственности.

Ничто из виденного им в Индии не могло подготовить Уолли к встрече с Анджули. Он ожидал увидеть маленькую смуглую женщину, а не длинноногую и длиннорукую богиню, Венеру-Афродиту с кожей бледнее спелой пшеницы и прекрасными глазами цвета торфяной воды керрийских болот, осененными черными ресницами.

Как ни странно, она навела Уолли на мысль не о Востоке, а скорее о Севере, и, глядя на нее, он вспомнил о снегах, соснах и холодном чистом ветре, дующем высоко в горах… На ум ему пришла строка из нового поэтического сборника, недавно присланного обожающей его тетушкой: «Непостижим, и чист, и нежен Север…» Непостижимость, чистота, нежность – да, это все про Анджули. Все литературные героини воплотились в ней – она была Евой, и Джульеттой, и Еленой Прекрасной!