Полуночные признания - читать онлайн книгу. Автор: Кэндис Проктор cтр.№ 15

– Это правда, что сказал Доминик? – спросила она. – Какой-то янки приходил к тебе в больницу Сантера?

Только через секунду Эммануэль поняла, что Мари-Тереза говорит об убийстве Генри Сантера.

– Он служит у генерала Батлера, – ответила Эммануэль, наблюдая, как Жан-Ламбер поднимается по ступеням, – начальником военной полиции.

– Вряд ли он побеспокоит тебя снова, – произнес Жан-Ламбер. От одышки его голос был неровным. – Бену Батлеру и его банде убийц и воров нет никакого дела до убитого южанина. – С помощью раба он опустился в белоснежное кресло-качалку. Его лицо слегка исказилось от боли. – Спасибо, Батист, – тихо произнес он.

– Не думаю, что майор Купер бросит расследование, – сдавленно произнесла Эммануэль.

Старик очень медленно повесил трость на ручку кресла и полез в карман за трубкой и кисетом.

– Ты, похоже, гордишься этим?

Эммануэль покачала головой:

– Нет, если ты подразумеваешь тщеславие.

Жан-Ламбер перестал набивать трубку и посмотрел на нее. В его взгляде промелькнуло некоторое удивление. У Филиппа были такие же синие глаза. И у Доминика тоже глаза викинга, как называл их Жан-Ламбер.

– А-а… Он, похоже, человек долга? Хочет поймать убийцу, поскольку это входит в его обязанности? Хорошо. – Он сунул трубку в рот и сжал ее зубами. – Интересно.

Эммануэль ничего не ответила, хотя она начала подозревать, что Зак Купер полон решимости найти убийцу и по другим причинам. В конце концов, как начальник военной полиции он должен был поддерживать порядок и наблюдать за всем в городе – от конфискации и распределения имущества мятежников до очистки улиц и предоставления пищи и крова тысячам негров, потерявших работу, и бедняцкому населению города. То, что он пришел на кладбище прошлой ночью, было объяснимо. Но почему он принимает личное участие в расследовании смерти Генри Сантера?

– Долг и честь? – насмешливо произнесла Мари-Тереза. – У янки? Сомневаюсь. Если бы Генри не убили таким странным образом, на следующий день никто бы об этом случае и не вспомнил.

Жан-Ламбер зажег спичку, но его рука замерла в воздухе. Он посмотрел на жену; в его глазах читались сдержанная неприязнь и враждебность.

– Человек не волен выбирать, как ему умереть.

Мари-Тереза ответила ему таким же холодным взглядом.

– Это зависит от жизни, которую он ведет, от друзей, которых выбирает.

Жан-Ламбер, потягивая трубку, ничего не ответил. Мари-Тереза повернулась к Эммануэль и отрывисто произнесла:

– Ты должна немедленно закрыть больницу.

Эммануэль возразила:

– Нет. Она будет работать.

Жан-Ламбер кивнул с молчаливым одобрением, но Мари-Тереза резко выдохнула, издав типично французское «пффф». В ее понимание благопристойности и респектабельности не укладывалось то обстоятельство, что супруга одного из де Бове трудится в лечебнице.

– Во вторник у нас будет собрание, – наконец произнесла Мари-Тереза, – на котором мы будем шить рубашки для пленных солдат Конфедерации. Их держат на Шип-Ай-ленде. Ты к нам присоединишься?

Мари-Тереза устраивала такие мероприятия каждый месяц и всегда приглашала на них Эммануэль. Но невестка ни разу не присутствовала, хотя знала, что это не улучшает ее репутацию в глазах окружающих. Чуть вздохнув, она произнесла:

– Я постараюсь. Но после того как не стало Генри, работы в больнице невпроворот.

– Тогда брось ее, – произнесла Мари-Тереза.

Эммануэль стиснула зубы, но ничего не ответила. Жан-Ламбер кашлянул, заполняя неловкую паузу.

– Сегодня вечером будут поминки – ты слышала об этом? – Наклонив голову, он сосредоточился на трубке. – Майор унионистов, о котором ты нам говорила, придет туда?

– Конечно, нет, – поспешно произнесла Мари-Тереза. – Появляться там, где поминают покойника? Даже у янки хватит такта, чтобы этого не делать.

Эммануэль бросила взгляд поверх сада в направлении конюшен, над которыми на фоне полуденного неба начали собираться бело-голубые облака.

– Он будет там.

Уже спускались сумерки, когда Эммануэль повернула на улицу Конти. Из садов доносился стрекот кузнечиков, громкий и отчетливый в жарком спокойном воздухе. В полдень, после того как она покинула Эспланад-авеню и вернулась домой, прошел короткий дождь. Теперь небо снова было чистым, ярко светила полная луна.

Эммануэль уловила отдаленный шум от расположенного на берегу кабаре: в субботний вечер ни война, ни оккупация не способны были помешать людям собираться в тавернах, бильярдных залах и борделях. Но дома на улице Конти были тихими, воздух напоен запахом жаренного в оливковом масле чеснока, слышался тонкий звон фарфоровой посуды. Внезапно Эммануэль почувствовала себя одинокой. Ей стало казаться, что кто-то крадется за ней, столь слабой и беззащитной. Эммануэль пыталась отогнать этот страх, но он шел за ней по пятам. Кое-как она добралась до угла Бургунди-стрит и увидела высокое узкое здание – городской дом Генри Сантера и его сестры Элис. За стоящим у дома фонарем виднелись дугообразные ворота и грациозная каменная лестница. Жилыми были второй и третий этажи дома.

Когда Эммануэль вошла в помещение, она обнаружила, что здесь уже полно народа. Мужчины и женщины стояли несколькими группами и негромко переговаривались. Из-за жары газовый свет не зажигали, окна занавесили черным, воздух был горячим и немного дымным от свечей, которые стояли в канделябрах у изголовья покойного. Эммануэль остановилась у холодного неподвижного тела Генри Сантера. Она часто видела умерших людей, но одно дело – просто мертвый, подумала она, другое – убитый.

Генри Сантер лежал на покрытом черной тканью столе около переднего окна гостиной. Руки покойного были сложены на груди. Когда Эммануэль посмотрела на Сантера, то внезапно ощутила запах жасмина и гвоздик и словно перенеслась обратно на кладбище. И хотя рубашка Генри была безукоризненно белой и хорошо отглаженной, а черный шелк жилета не окровавлен стрелой, его неподвижная поза чем-то напоминала жуткую сцену убийства.

Коротко вздохнув, Эммануэль поспешно отвела взгляд от лица своего старого друга. Морщинистые щеки сейчас разгладились, белая борода была безукоризненно ухожена. Человек на столе выглядел странно – это был Генри, но какой-то очень чужой, словно оболочка, не имеющая того, что когда-то было ее другом. Эммануэль почувствовала страх, но тут же устыдилась этого, поскольку ей следовало оплакивать Генри, который, вполне может быть, погиб вместо нее. Она с силой зажмурилась и прошептала: «О Боже, Генри. Мне так жаль. Может, это все предназначалось мне?»

Открыв глаза, она увидела выстроившихся для молитвы людей со шляпами в руках. Эммануэль словно вернулась в занавешенный черными драпировками зал с его остановившимися часами, и тихими разговорами собравшихся для погребальной церемонии. Она увидела Элис Сантер с серым от горя лицом. Эммануэль подошла к пожилой женщине, чтобы погладить ее холодную, страдающую артритом руку, дотронуться губами до сухой щеки и произнести приличествующие случаю, хоть и бесполезные фразы: «Он был замечательным человеком. Если я могу что-то сделать…»