Любовь дерзкого мальчишки - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Вернер cтр.№ 39

— Благодарю вас, но вы, вероятно, едете в Раковиц…

— Крюк через Раковиц не так велик, — поспешно перебила его Ванда, — а оттуда вы сможете один ехать в моих санях.

Эти слова были произнесены с трудом, и в них слышалась большая тревога. Прошло несколько секунд, пока Вольдемар ответил:

— Я думаю, будет лучше, если я поеду прямо в Вилицу.

— Но я прошу вас не делать этого, а ехать со мной.

На этот раз в голосе Ванды так ясно слышался страх, что Вольдемар перестал противиться. Он передал кучеру лошадь, приказав ему как можно осторожнее доставить ее в ближайшую деревню, и вскочил в сани, причем разместился на находящемся позади сиденья месте для кучера и взял вожжи.

Поездка происходила в полном молчании. Вольдемар сосредоточил все свое внимание на лошадях, а Ванда, завернувшись в шубу, даже ни разу не повернула головы.

Было уже начало марта, но зима в этом году, казалось, вовсе не хотела кончаться. Дорога, сначала шедшая по полю, снова повернула в лес, где снег был так глубок, что лошади, с трудом передвигая ноги, шли шагом. Темные сосны, стоявшие по бокам дороги, низко склонялись под тяжестью покрывавшего их снега; одна из ветвей задела голову Вольдемара, и облако белых хлопьев посыпалось на его спутницу. Последняя слегка обернулась к нему и проговорила, указывая на деревья:

— Дорога в Вилицу все время идет по такому лесу.

— Это для меня не новость, — улыбнулся Вольдемар. — Я достаточно часто езжу по этой дороге.

— Но не ходите пешком и притом в сумерки. Неужели вы не знаете или не хотите знать, что вам грозит опасность?

Улыбка сбежала с лица молодого человека и уступила место обычной серьезности.

— Если бы я сомневался в этом, то пуля, на днях пролетевшая над моей головой, когда я возвращался из пограничного лесничества, наверное, сделала бы меня умнее.

— Ну, если вы уже имели опыт в данном отношении, то ваши постоянные поездки без провожатого являются прямо-таки вызовом, — воскликнула Ванда, не будучи в состоянии скрыть свой страх.

— Я никогда не выезжаю без оружия, а от выстрела из-за угла меня не оградит никакой провожатый. Если я начну выказывать страх и принимать всякие меры предосторожности, то моему авторитету наступит конец.

— А если бы та пуля попала в вас? — слегка дрожащим голосом спросила Ванда. — Вы понимаете, как близка была опасность?

Молодой человек слегка наклонился к ней и спросил:

— Так, значит, вы хотели спасти меня от подобной опасности, когда настаивали на том, чтобы я проводил вас?

— Да, — последовал еле слышный ответ.

Нордек хотел что-то сказать, но вдруг выпрямился, натянул вожжи и с горечью произнес:

— Вам придется ответить за это перед вашей партией!

Ванда обернулась к нему и посмотрела ему прямо в глаза.

— Да, потому что вы открыто объявили нам войну, хотя в вашей власти было предложить нам мир.

— Я сделал то, что должен был сделать; вы забываете, что мой отец — немец.

— А ваша мать — полька.

— Вам незачем с таким упреком говорить мне это. Эта роковая рознь уже стоила мне достаточно дорого.

— Да, но всякий другой постарался бы добиться примирения; при некоторых уступках между сыном и матерью оно было бы вполне возможным.

— Между сыном и матерью — может быть, но не между княгиней Баратовской и мной, — сухо и твердо произнес Нордек.

Ванда ничего не ответила, она осознавала, что он прав, а вместе с тем чувствовала, что этот человек, считавшийся холодным и черствым, сильно страдал от разлада со своей матерью. Он до сих пор не мог простить ей безграничную любовь к младшему сыну и полное равнодушие к нему, старшему.

Лес кончился, лошади побежали быстрее, и вскоре показался Раковиц. Вольдемар хотел свернуть на большую дорогу, но Ванда остановила его.

— Высадите меня, пожалуйста, у деревни, я пойду пешком.

Нордек несколько мгновений молча смотрел на нее, а затем спросил:

— Значит, вы не решаетесь показаться в Раковице в моем обществе? Да, да, я совсем позабыл, что этого вам никогда не простят. Ведь мы — враги.

— Исключительно по вашей вине, — заявила Ванда. — Никто не заставлял вас враждовать с нами. Наша борьба не затрагивает вашего отечества.

— Лучше не будем касаться этого вопроса, — с горечью произнес Вольдемар. — Я не могу находиться между двумя враждующими партиями. Я должен был на чем-либо остановить свой выбор. Никто не знает, чего он мне стоил, но все равно я его сделал и на том останусь, хотя знаю, что он, быть может, будет стоить мне жизни и обязательно вызовет ненависть всей Вилицы, моей матери, брата, а также и вашу. Но я не избалован любовью и лаской, а потому можете ненавидеть меня, Ванда! Быть может, это самое лучшее для нас обоих!

Они подъехали к деревне. Соскочив со своего места, Нордек протянул руку и хотел помочь молодой графине выйти из саней, но она молча отстранила ее и обошлась без его помощи. Не произнеся ни слова, она только поклонилась и хотела идти.

Вольдемар отступил, его лицо снова стало мрачным, отказ явно глубоко оскорбил его.

— Я пришлю сани завтра, — холодно произнес он, — с благодарностью, если вы только не откажетесь от нее, как от той ничтожной услуги, которую я только что попытался оказать вам.

Казалось, Ванда боролась сама с собой; она уже собралась идти, но остановилась и, запинаясь, произнесла:

— Господин Нордек!.. Я… вы должны обещать мне не подвергаться опасности, как хотели сделать это сегодня. Вы правы, вас ненавидит вся Вилица: не облегчайте ей возможность сразить вас… прошу вас об этом.

Услышав слова Ванды, Вольдемар густо покраснел.

— Вы просите? Хорошо… я буду осторожнее, — тихо произнес он.

— Тогда прощайте!

Ванда повернулась и пошла по дороге в деревню. Нордек смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла за ближайшим домом, а затем вскочил в сани и помчался по направлению к Вилице. Вынув револьвер из кармана, он положил его рядом с собой и, с обычной уверенностью управляя лошадью, внимательно оглядывался по сторонам. Этот упрямый человек, не знавший страха, вдруг стал осторожным и осмотрительным, ведь теперь он знал, что есть существо, которое беспокоится за его жизнь.

Со времени отъезда отца Ванда жила в Раковице одна, но княгиня часто навещала ее и в данный момент как раз находилась в этом имении, решив провести тут несколько дней.

Утром на следующий день после ее приезда они сидели в комнате молодой графини; только что были получены известия от своих, и они еще держали в руках распечатанные письма. Однако эти известия, казалось, были малоутешительны, так как Ванда была очень серьезной, а княгиня — очень хмурой. Наконец, отложив в сторону письма своего брата и сына, графиня проговорила: