Голая правда - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Успенская cтр.№ 31

— Да, я читал твой отчет. Тебе многое удалось раскопать. Ты столько знаешь об убитой. Может быть, именно тебе поручить беседу с ним? Пригласи его на послезавтра, чтобы было время подготовиться. И намекни, чтобы он не ждал, когда к нему пришлют официальную повестку. Так будет лучше. Для него.

Посерьезневший Костырев раздраженно снял с носа очки и стал протирать стекла:

— Насчет твоего отчета. Ну, что ты думаешь по поводу всего этого?

Он положил ладонь на тоненькую стопку листков.

— Пока ничего конкретного, — сказала Лиля. — У меня нет оснований с ходу подозревать кого-либо. Общее впечатление — все они что-то знают и недоговаривают. А с руководителем театра Кабаковым мне лично не удалось встретиться. Он сказал, что страшно занят, называл меня деточкой и просил, как он выразился, «не ерундить», у него масса проблем с похоронами.

— А после похорон?

— После похорон он должен лететь в Швецию на съемки. От беседы уклонился. И вот еще… Утром двадцать шестого, во время, в которое примерно произошло убийство, Кабакова в театре не было, дома тоже — администратор театра случайно обмолвилась, что не могла найти его все утро, разыскивая по каким-то хозяйственным делам. Помните, Ильяшин говорил, что видели мужчину около квартиры Шиловской?

— Ты думаешь, что это он? — с сомнением покачал головой Костырев. — Ты написала, что, по словам Величко, Кабаков был близок с покойной…

— Величко, разговаривая со мной, недвусмысленно намекала, что отношения Шиловской и Кабакова были значительно более глубокими, чем Дружба учителя и ученицы. Ребенок Шиловской будто бы от него, а не от первого мужа. Документально подтвердить отцовство нет никакой возможности — официально отец Оли Шиловской Руф Батаков, художник. Он, кстати, уже полгода живет в Париже.

— Их близкие отношения могут быть просто досужими домыслами. Но, во всяком случае, Кабаков должен много знать о личной жизни актрисы. А что этот юноша, как его, Пансков?

— Трясется от одного упоминания фамилии Шиловской. Боится, что его имя начнут трепать. Он был протеже Шиловской и ее последней пассией. По всей видимости, найденное в спальне письмо было адресовано именно ему.

— Это твое мнение?

— В данном случае оно совпадает с мнением самого Панскова. Он уверяет, что их отношения последнее время были на излете, и с ужасом думает, что именно поэтому актриса покончила жизнь самоубийством. В убийство не верит — говорит, что Шиловская была достаточно эксцентрична и могла в отместку покончить с собой. Похоже на то, что это ему Шиловская посвятила последние строки.

— И кому-то понадобилось использовать эти строки для создания видимости самоубийства?

— Может быть, преступник случайно нашел письмо и подкинул его, чтобы запутать следствие.

— И с этой же целью похитил перстень… — с сомнением проговорил Костырев. — Мне пока кажется, что эти эпизоды объединены единым организующим центром… Но преступник все же не успел предусмотреть всех обстоятельств, и поэтому мы имеем сейчас несколько разрозненных фактов, объяснения которым трудно найти… Что представляет собой Пансков?

Лиля пренебрежительно пожала плечами:

— Он какой-то бескостный… Трус, но трус опасный. Двуличен. Ищет во всем свою выгоду. В глубине души, кажется, рад, что Шиловская погибла, но боится, что его заподозрят в чем-то. Я не вижу у него основания решиться на такой шаг. У него есть невеста, девица из богатой семьи. Если уж вы интересуетесь моим мнением насчет того, кому была выгодна смерть Шиловской, то, безусловно, ее второму мужу, Барыбину.

— По принципу: убивает тот, кому наиболее выгодно? Борьба за пакет акций нефтеперерабатывающего заводика? Я помню твой отчет. — Костырев подошел к окну, за которым медленно кружился, оседая на карниз, белый тополиный пух, похожий на снег. От этого тихий летний вечер напоминал хмурый декабрьский день, когда низкое солнце не в силах осветить все темные углы города и небо над домами расчерчено стрелами падающих хлопьев. — Так что ты думаешь насчет Барыбина? Что рыльце у него в пушку?

Лиля твердо сказала:

— У него были не только материальные основания убрать Шиловскую — их отношения, как рассказала Величко, были далеки не только от дружеских, но и от нейтральных. У них с переменным успехом тянулась настоящая холодная война. Барыбин решил вновь жениться, а Шиловская отказывалась давать ему развод иначе чем за миллион долларов. Вполне могло произойти так, что холодная война на определенном этапе переросла в открытые боевые действия и закончилась весьма печально. Для Шиловской, естественно.

— А кто эта Величко? — спросил Костырев, морщась. — Почему ты ее мнению так доверяешь?

— Она близкая подруга Шиловской, кажется, единственная подруга. Правда, она выпивает, но у меня нет оснований не доверять ей.

— А что, она, как жена Цезаря, выше подозрений? — хмуро спросил Костырев. — Тебе персональное задание — проверь ее алиби. То же самое касается Панскова…

Костырев посмотрел на часы и удивленно покачал головой:

— Поздно уже, Лиля, давай по домам. Послезавтра мы будем препарировать Барыбина. Ты будешь главным препаратором. Хорошо?

Лиля довольно улыбнулась. Ей доверили важный участок работы — самый настоящий допрос, причем допрос человека влиятельного, состоятельного, известного.

Она должна составить список вопросов, которые нужно задать этому надувшемуся от важности денежному мешку. Вопросы не должны насторожить его, но нужно внушить, что она знает больше, чем показывает… Первый вопрос, который она ему задаст, будет такой…

Вот он у нее завертится, как уж на сковородке! Жаль, что это будет только послезавтра. Поскорей бы… Ну а пока надо вплотную заняться молодым прилипалой, как его… Пансковым… Пусть расскажет поподробнее, что у него там было с этой актрисой… Противный тип, слюнявый мальчик!

Неожиданно стал накрапывать крупный холодный дождь, потом грянул ливень. Небо полосовали яростные молнии, и грохот струй, бьющих наотмашь по жестяным крышам домов, заглушал все другие звуки. Глухо громыхал отдаленный гром, как будто где-то высоко в небе небрежные грузчики передвигали тяжелую мебель.

Сразу же после ливня горьковатая духота городского лета сменилась освежающей прохладой, легкие с удовольствием расправлялись, набирая в свои розовые пузырьки влажный воздух, пахнущий озоном. Под напором упругих струй с деревьев смыло пыль, и потрепанные, устало опущенные листья радовали взгляд грубоватой насыщенной зеленью. С веток толстых лип, еще не успевших открыть свои скромные желтые цветочки, падали крупные прохладные капли.

Остановившись под деревом, Владислав задрал голову. В узком ущелье между плотно застроенными домами, в разрыве иссиня-черных туч показался светлый кусок голубизны, и сразу же в него ворвались лучи закатного солнца, золотя фигуры промокших деревьев. Тяжелая капля упала на поднятое вверх лицо и, теплея, неспешно скатилась вниз. Влад слизнул ее и улыбнулся — как будто слеза, только не соленая.