Аферистка - читать онлайн книгу. Автор: Кристина Грэн cтр.№ 14

Несмотря на замедленность своих реакций и медленный темп речи, Генрих вовсе не был идиотом, он никогда не старался сказать что-нибудь только для того, чтобы заполнить паузу или нарушить молчание. Он был боксером во всем, даже в том, что касалось словесного общения. Генрих выжидал, маневрировал, уклонялся и пользовался подходящим моментом, чтобы нанести точный удар. К словесным атакам он оставался совершенно равнодушным, они не трогали его. Казалось, между ним и миром висела боксерская груша, которая перехватывала слова и превращала их в молчание. Генрих сознавал свою недюжинную физическую силу и всегда применял ее с крайней осторожностью.

— Порой достаточно всего лишь взглянуть на соперников, дать им почувствовать, что ты не боишься вступить с ними в бой. Но если этим нельзя ограничиться, надо успеть нанести удар первым. Это очень важно, поскольку второго шанса у тебя не будет.

На день рождения он подарил мне боксерские перчатки, и мы стали тренироваться прямо в комнате. Те, кто ходил в боксерский клуб, раздражали Генриха. Ему необходим только один соперник — он сам. И еще тот, кого он любил. Я не расспрашивала его о женщинах, о его прошлом, и он тоже не интересовался, кто я и откуда. Главное для нас — настоящее: еда, питье, любовь, бокс. Мне нравилось наблюдать за ним во время тренировок. Генрих преображался, работая с боксерской грушей. Неуклюжесть и грубость манер спадали, словно ненужная, сковывающая движения одежда. Боксер должен уметь концентрироваться, обладать быстротой реакции и хорошо развитым интеллектом. Все эти качества в полной мере присущи Генриху. Работая швейцаром и вышибалой, Генрих вынужден терпеть свою кличку Кинг-Конг, нести многочасовые дежурства у дверей бара, применять время от времени физическую силу, чтобы утихомирить разбушевавшихся посетителей. Он должен был зарабатывать себе на жизнь. Но деньги не имели для него большого значения, они нужны были ему лишь для удовлетворения его скромных потребностей.

У Генриха не было ни машины, ни телевизора, ни стереоаппаратуры. У него в квартире стоял лишь старый радиоприемник. Мой приятель носил потертые вельветовые брюки, клетчатые рубашки и пуловер, а также спортивные ботинки, которые выбрасывал только тогда, когда у них отлетали подметки. Он неимущий чудак, то есть идиот в глазах окружающих. И они посмеивались над нами — над Кинг-Конгом и Джейн, красавицей и чудовищем. А Генрих не обращал на их шуточки никакого внимания. Его непробиваемое спокойствие раздражало меня так же сильно, как шарканье ногами и чавканье за столом. Правда, я уже немного привыкла к его манерам. Во всяком случае, меня больше не рвало, когда я наблюдала, как он ест.

Генрих обретал совершенство, лишь когда боксировал. И я часто думала, что, чтобы не пропасть в этой жизни, нужно концентрироваться на одном, самом ярком своем таланте. К сожалению, я не обладала выдающимися способностями. Я была всего лишь молоденькой, хорошо сложенной девушкой с серыми глазами, черными волосами и лицом, которое можно назвать миловидным. Генрих считал меня красавицей. Восхищаясь мной, он ставил меня на такой высокий пьедестал, что сам рядом с ним казался маленьким и лишенным всяких достоинств. Это, конечно, льстило моему самолюбию и укрепляло мою уверенность в себе. Однако для опытного боксера отсутствие тактики в любви было непростительным упущением. Он чрезмерно расточал свои чувства, поэтому следовало ожидать, что мой финальный удар будет эффективным и принесет ему полное поражение.

Теперь больше никто в «Ките» не осмеливался лапать меня, потому что Генрих на глазах у всех каждый вечер или утро заходил за мной в ресторан. Мои обидчики сообщили прибывшей на место происшествия полиции, что между ними возник небольшой спор и один из них пострадал в результате неосторожного обращения с ножом. Свидетели подтвердили версию. Напавшие на меня парни оказались не греками, а албанцами, известными в порту дельцами. Наткнувшийся на нож албанец быстро залечил колотую рану, о чем я искренне сожалела. До меня дошли слухи, что бандиты поклялись отомстить Кинг-Конгу и ждали только удобного случая, чтобы рассчитаться с ним. Однако в «Ките» я часто слышала подобные истории о клятвах мести и считала, что ими можно запугать только слишком робких и боязливых людей.

В порту нет секретов. Эльфи как-то рассказала мне, почему внезапно закончилась боксерская карьера Генриха. Оказывается, он отправил в нокаут одного из руководителей боксерского клуба, и тот потом основательно лечился в больнице.

— Кинг-Конг долго не понимал, в чем дело, — сказала Эльфи, покрутив указательным пальцем у виска. — Однако, как известно, чокнутые хороши в постели.

— Мы занимаемся любовью раз двенадцать в сутки, — заявила я, прочищая зубочисткой отверстия в солонке.

— Врешь.

— Нет. Он просто не может остановиться. И если Генрих при этом надевает презерватив, то он приобретает форму боксерской перчатки.

Был один из тех дней, когда мне ужасно не хотелось вставать. И все же я встала с постели, правда, уже после полудня, после очередного полового акта, во время которого Генрих не пользовался презервативом. Завтрак, как всегда, он подал мне в постель. Я не испытывала никакого страха перед Кинг-Конгом. Его забота казалась мне назойливой, а молчание угнетало, как немой упрек. Постепенно я осознала ту власть, которую имела над ним. Я могла безнаказанно унижать его словами и отказами. Я не злая по натуре, но порой на меня что-то находит. Кроме того, меня раздражал бесконечный, непрекращающийся гамбургский дождь. Провожая меня на работу, Генрих заботливо держал над моей головой зонтик, словно щит. Неужели он считает, что дождевая капля может убить меня? Его чрезмерная опека действовала мне на нервы.

В «Ките» царило нездоровое возбуждение. Посетители спорили и ругались друг с другом, заявляли свои претензии официанткам и возмущались поданными блюдами. Когда один из них подставил мне подножку и я, неся уставленный тарелками поднос, споткнулась и растянулась на полу, моему терпению наступил предел. Было нестерпимо обидно, что присутствующие громко смеялись надо мной, а вышедший в зал шеф во всем случившемся обвинил меня. Что оставалось делать?

— Я немедленно ухожу из этого вонючего ресторана! — заявила я в сердцах и тут же выполнила свою угрозу, несмотря на уговоры шефа остаться.

Я отправилась на квартиру к Генриху. В это время он был на работе в баре, где женщины потворствовали эротическим фантазиям мужчин, за что мужчины платили немалые денежки в кассу заведения. Боксер неохотно брал меня с собой на работу. А мне нравилось бывать в стриптиз-баре. Я с любопытством наблюдала за его посетителями. Это можно делать незаметно, так как в зале царит полумрак, а я садилась у прожектора, освещавшего сцену. На лицах мужчин были написаны все их чувства. Это тоже своего рода стриптиз — откровенный выплеск тщательно скрываемых в жизни эмоций.

Наблюдая за происходящим в стриптиз-баре, я думала о силе женской власти над инстинктами и похотливыми желаниями мужчин. В конце концов я пришла к выводу, что выступающие в стриптизе женщины не могут воспользоваться плодами своей победы над мужчинами, потому что лишены права распоряжаться собственным капиталом. Пока игра идет не по их правилам, пока львиная доля доходов достается владельцам баров и сутенерам, сексуальное превосходство женщин ничего не стоит. Постарев и подурнев, они переходили на работу в садомазохистские клубы, где, надев неудобные кожаные костюмы, хлестали плетками жалобно повизгивающих извращенцев. Причем делали это с тем же скучающим или отсутствующим выражением лица, с каким выступали на сцене стриптиз-бара.