— Объявился, — тем же тоном ответила Соня. — Я пока приказала ему не высовываться. Отнеси ему плащ вон за то дерево. Леонид, ты слышишь, что я говорю?
Это уже Соня спросила по‑русски, хотя Разумовский вполне сносно говорил по‑французски.
— Слышу, — отозвался тот.
Когда оба мужчины вышли на свет, Соня едва не расхохоталась, так нелепо выглядел Леонид в купленном плаще. Нелепо, но не подозрительно. Вот только его босые ноги не вязались с одеждой остальных трех человек компании.
— Ничего, — ответила собственным мыслям Соня. — Главное, дойти до кареты, а там… Жан, нам далеко ехать до моего дома?
— Я еще не осмотрелся, — пробормотал тот, наморщив лоб. — Помню только, что он недалеко от порта.
— По‑моему, лучше будет доверить поиск верной дороги извозчику наемной кареты, в которой мы поедем. Если ты, конечно, помнишь адрес.
— Адрес помню, — с досадой отозвался Шастейль. Но тут же сказал себе, что в таком замечании Софи он сам виноват. Мог бы быть повнимательнее.
Но в этом не было ничего страшного. Даже если бы он забыл адрес, достаточно было бы достать из‑за пазухи — кажется, именно там ему придется носить документы всю жизнь! — купчую на особняк, принадлежащий теперь графине де Савари.
Впрочем, напрягать свою память ему не потребовалось, потому что извозчик и в самом деле привез их туда, куда следовало, и горевший у входа фонарь обрадовал Жана. Значит, живущий в соседнем особняке Пабло Риччи, с которым Шастейль познакомился в прошлый свой приезд, сдержал слово: его управитель присматривал за собственностью княжны.
Пришлось в такой поздний час побеспокоить соседей — если Шастейлю ценой невероятных усилий удалось сохранить документы, то ключи от дома сгинули — счастье, что он оставил запасные управителю Пабло.
На звонок дверного колокольчика вышел и сам хозяин.
— Здравствуйте, дружище! — Он обнялся с Жаном. — Но как вы одеты! Что‑то случилось с вами в дороге?
— Случилось, — со вздохом ответил тот, — еле живы остались.
Между тем обе женщины и Разумовский выбрались из кареты и теперь терпеливо ожидали, когда Жан закончит свои переговоры с соседом.
Художник — судя по всему, далеко не бедный — скосил взгляд в сторону Сони.
— Позвольте, я провожу вас в дом, — предложил он, подходя. И обратился к Соне, безошибочно определяя в ней главное лицо: — Все‑таки я достаточно изучил ваш дом и могу предложить усталым путникам все, что они пока здесь найти не смогут… Я понимаю, вы устали с дороги, вам не до того, чтобы уделять внимание постороннему человеку… но кто еще сможет о вас позаботиться, не слишком утруждая собственной персоной?..
Соня подумала, что и художник, наверное, как Жан Шастейль, разбогател совсем недавно, потому что речь у него не блистала изяществом, он, похоже, копировал кого‑то. Но то, что искренне хотел услужить, не позволило Соне отвергнуть его помощь.
— Если вас не затруднит, — скромно ответила она.
Художник просиял:
— Пабло Риччи всегда к вашим услугам, прекрасная сеньора! — Он пошел к своему дому, крича на ходу: — Бенито, иди сюда немедленно, куда ты запропастился, ленивый бездельник!
Соня с усмешкой оглянулась на Мари, и та, поняв, что хозяйка кивает ей на живую иллюстрацию ее же недавнего поведения, смущенно потупилась. Что поделаешь, не хватает ей пока лоска, чтобы прислуживать такой знатной госпоже, как хозяйка.
Жан Шастейль, не обращая внимания на разыгрывавшуюся перед домом сцену, поспешил к дверям, чтобы открыть замок.
Леонид Разумовский стоял позади всех и переминался с ноги на ногу.
— Ты же босой! — всполошилась Соня. — Еще не хватало заболеть после столь успешного освобождения и перенесенных страданий.
В доме не было никакой мебели, и Соня тщетно оглядывалась вокруг в надежде обнаружить хоть какой‑нибудь стул, чтобы рухнуть на него, такую вдруг почувствовала усталость.
И в этот момент снаружи раздался шум, стук, что‑то несли, проталкивали, задевая о косяк двери. Не успели путешественники оглянуться, как посреди самой большой комнаты на первом этаже возникли стол, стулья, еще двое слуг несли обитую парчой кушетку. Какая‑то толстая темнокожая служанка втащила корзину, полную еды.
— Что это такое? — Соня в недоумении оглянулась на Жана.
Тот усмехался, не делая и попытки вмешаться в царившую вокруг суматоху. Мари, повинуясь незаметному знаку, которым Жан дал ей разрешение уйти — госпожа все еще не пришла в себя, — удалилась в сторону кухни. Теперь она должна была за всем проследить, раз, кроме нее, у княжны нет пока других слуг.
— Бесполезно. — Шастейль махнул рукой, пододвигая Соне стул. — Пытаться остановить эту суету так же невозможно, как прекратить извержение вулкана. Наш сосед Пабло — человек южный и, как всякий южанин, на взгляд северянина, не знает меры в проявлении своих чувств. Он сильно скучает здесь, в своем особняке. Вокруг живут люди богатые и знатные. Они не торопятся признавать выскочку, разбогатевшего в один момент. Модный художник — это еще не аристократ. А тут кстати приехали мы. Согласитесь, нам вовсе не помешает чья‑то забота, пусть и такая лавинообразная… Садитесь, Леонид, не стойте… Сейчас я распоряжусь, чтобы вам подали горячего вина.
— У нас есть и вино? — спросила Соня.
— По крайней мере одна бутылка выглядывала из корзины такой колоритной темнокожей служанки.
Он подмигнул Соне и Леониду и оставил их одних, если не считать слуг, которые все еще продолжали вносить какую‑то мебель и расставлять ее по углам.
Глава двенадцатая
Несмотря на шум и суету, которую производили не столько слуги, сколько сам художник, особняк постепенно заполнялся мебелью и теплом. Уже затопили камин, и дрова весело потрескивали в нем. На столе появилась скатерть, посредине которой водрузили канделябр с семью свечами.
— Простите, ваше сиятельство, — обратился к Соне Пабло Риччи, — а позволено ли мне будет узнать, кто этот мужчина, который до сих пор кутается в плащ и при этом бос и небрит?
Соня поневоле напряглась, но потом мысленно одернула себя. Сеньор Пабло принимает такое живое участие в устройстве своих соседей с возможным комфортом, что можно вполне извинить его любопытство и свойственный художникам острый глаз: в момент разглядел все подробности.
— Это мой соотечественник, Леонид Разумовский, граф и офицер лейб‑гвардии, которого мы сегодня освободили из рабства…
— О Мадонна! — воскликнул потрясенный Пабло. — Я чувствовал, я знал, что с покупкой особняка русской сеньорой у меня начнется очень интересная жизнь!.. Вы не расскажете, как граф попал в рабство? И что это за рабство, в каковое может попасть такой аристократ?
— Он плавал на галере.