Однажды преступив закон… - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 37

– Да, – сказала Таня. – Это уж точно! Она снова обвела взглядом комнату. Старенькое кресло напротив телевизора, придвинутый вплотную к окну шаткий стол-книга, фотографии на стене. В самом центре – портрет пожилой женщины со строгим лицом, а под ним – групповой снимок: компания молодых людей в камуфляже, при автоматах и прочих военных причиндалах, сидящих на броне какой-то боевой машины, тоже разрисованной пестрыми камуфляжными разводами. Лица у всех серьезные и заметно осунувшиеся, лишь один – видимо, записной весельчак, – напоказ скалит зубы. И Инкассатор тоже здесь, его квадратный подбородок ни с чем не спутаешь, хотя на снимке он и покрыт недельной щетиной, почти бородой…

– Так вот ты какой, северный олень, – задумчиво пробормотала Таня, подходя поближе к стене с фотографиями и злясь на себя за то, что тянула время.

– Случайный снимок, – словно оправдываясь, ответил Юрий. – Был там проездом, ну и не удержался, влез в объектив. Глупо, конечно…

Он замолчал, оборвав свою речь на полуслове. За версту было видно, что он врет, причем врет неумело и сам понятия не имеет, зачем ему это вранье. Таня прямо сказала ему об этом.

– Врать-то ты не умеешь, – заметила она, разглядывая фотографии. – Впрочем, Бог тебе судья. А это, наверное, мама?

Слово “мама” она произнесла мягко и просто. Юрий давно заметил, что некоторые люди стесняются самых естественных чувств. Когда он учился в школе, в ходу у его одноклассников были такие заменители слова “мама”, как “мать”, “маманя”, “мамаша”, “старуха” и даже “матка”. Незабвенный трепач Цыба, например, изобрел слово “махан” по аналогии с “паханом” и был очень горд собой. Юрий тоже не избежал этого поветрия, и до сих пор воспоминание об этом заставляло его морщиться, как от зубной боли. То, как Таня произнесла “мама”, заставило его в очередной раз пожалеть о том, что он ничего не может предложить этой женщине. Его тянуло к ней со страшной силой, и, что было удивительнее всего, он ощущал не только физическое влечение, но и некую духовную близость.

– Да, – сказал он, – это мама. А вот это отец.

– Они?..

– Да, умерли. На маминых похоронах я даже не был, опоздал. А твои родители?..

– У меня нет родителей, – коротко ответила Таня. Это была ложь, но Инкассатору незачем было знать о том, как она сознательно сделала все, чтобы родители считали ее умершей. Они были еще не настолько старыми, чтобы этот удар оказался для них смертельным, и она решила, что лучше умереть для них сразу, чем день за днем причинять им горе, такое же неотвязное, как ее болезнь. Возможно, это была жестокая глупость, но в ту пору Тане было семнадцать лет, и спросить совета ей было не у кого.

В ее воображении внезапно родилось бредовое видение: она увидела себя в домашнем халате и тапочках, сидящей в этом продавленном кресле напротив тускло мерцающего черно-белого экрана с крепеньким, как молодой боровичок, младенцем на коленях. У младенца из ее видения был характерный квадратный подбородок и темные волосики. Она едва удержалась от того, чтобы тряхнуть головой. К подобным мыслям и фантазиям она не привыкла: они ее просто никогда не посещали. Она терпеть не могла халаты, тапочки и черно-белые телевизоры, а что касается младенца, то говорить об этом было вообще смешно. Однако ощущение уютного, расслабляющего тепла и покоя, навеянное этим видением, проникло в душу и ни в какую не желало из нее выходить.

Она поймала себя на том, что все еще стоит посреди комнаты, глазея на продавленное кресло. Это выглядело глупо, но она почему-то была уверена, что в присутствии хозяина можно выглядеть как угодно: он поймет и не осудит. Чтобы он тебя осудил, надо сделать настоящую, большую подлость, и тогда его суд будет скор и суров. Она поняла, что находится в полушаге от того, чтобы сделать эту подлость. Презервативы, купленные вместе с уже опустевшей бутылкой водки, ждали своего часа в сумочке. Это была первая ее покупка подобного рода. До сих пор она прекрасно обходилась без них. Она сама не понимала, зачем приобрела пеструю картонную коробочку с изображением томной грудастой блондинки на крышке. Неужели руки действовали по собственной инициативе, независимо от мозга, который тешил себя иллюзией неприступности?

Она тряхнула головой, заставив свои роскошные волосы слегка заволноваться, и снова полезла в сумочку за сигаретой. Инкассатор вдруг шагнул вперед. Двигался он на удивление плавно и бесшумно, словно ожившая капля ртути из какого-нибудь фантастического боевика. При его габаритах подобная плавность и стремительность вызывали невольное уважение, граничащее с испугом. Наблюдая за ним в те моменты, когда он, вот как сейчас, переставал корчить из себя инфантильного чудака и становился самим собой, было легко поверить, что этот человек в одиночку перестрелял многочисленную охрану и добрался до Графа, который за долгие годы привык считать себя неуязвимым и недосягаемым. Бедный Граф! Он и умер-то, наверное, так и не успев по-настоящему испугаться…

Широкая и теплая ладонь Инкассатора легла на Танину руку, державшуюся за клапан сумки. Таня попыталась высвободиться, но ладонь удерживала ее кисть с мягкой, но совершенно непреодолимой силой. Другая рука Инкассатора легко, едва ощутимо коснулась ее волос, прошлась сверху вниз по округлости щеки и, зарывшись в душистую темную волну прически, мягко обхватила затылок. Откинувшись на этот подголовник, Таня посмотрела в придвинувшееся совсем близко лицо Юрия. Она умела читать в мужских лицах так же легко, как в открытой книге с крупным шрифтом, и без труда разглядела в глазах Инкассатора огонек желания. Но помимо этого мерцания, всегда тлевшего в глазах всех без исключения мужчин, с которыми Тане приходилось иметь дело, там было еще что-то. Это “что-то” обещало вещи, в которые Таня раз и навсегда перестала верить в возрасте семнадцати лет.

Откуда-то снизу по всему телу разлился сухой расслабляющий жар, и Таня впервые в жизни почувствовала, что теряет голову. Крепкие пальцы Инкассатора обхватили ее затылок, заранее пресекая все попытки к сопротивлению, хотя сопротивляться Таня не собиралась. Его сухие губы приблизились к ее рту, на мгновение она ощутила на коже тепло его дыхания, закрыла глаза и на какое-то время словно перестала существовать.

Спустя несколько минут способность контролировать себя частично вернулась, и Таня вдруг осознала, что ее плащ валяется на спинке кресла, а сама она быстро и умело расстегивает рубашку Инкассатора. Когда и куда исчез грубый свитер, в котором Юрий до этого расхаживал по квартире, было совершенно непонятно. Судьба свитера Таню не интересовала. Она вдруг поняла, что именно намерена сделать в ближайшие несколько секунд, и оцепенела от ужаса. Собрав жалкие остатки своей воли, как проигравший сражение полководец собирает вокруг себя разбитую, но непобежденную гвардию, она уперлась ладонями в твердую, как стальная плита, грудь Инкассатора и изо всех сил оттолкнула его. Казавшееся прочным и несокрушимым кольцо его рук податливо разомкнулось, и Таня поспешно отскочила на шаг, с трудом переводя дыхание и поправляя растрепавшуюся прическу. Способность соображать все еще вернулась к ней не до конца, и она действовала скорее инстинктивно, чем руководствуясь трезвым расчетом. Из ее груди вырвался сухой, отрывистый, похожий на кашель смех, губы исказила пренебрежительная гримаса.