Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Эмблер cтр.№ 71

— Прошу прощения, генерал. Портье не совсем правильно вас представил.

— Ерунда. Прошу вас, не беспокойтесь.

Мы обменялись рукопожатием. Слегка прихрамывая, Вагас подошел к стулу и аккуратно сложил на него пальто, шляпу и трость.

— Хотите выпить, генерал?

Он благосклонно кивнул:

— Благодарю вас. Коньяк.

Я позвонил, чтобы вызвать официанта.

— Присядете?

— Благодарю вас. — Он сел.

— Сигарету?

Гость внимательно осмотрел содержимое моего портсигара.

— Английские?

— Да.

— Хорошо, тогда, пожалуй, покурю.

Я поднес ему спичку. Он обвел взглядом комнату и снова посмотрел мне в глаза. Потом тщательно поправил монокль, словно желая лучше меня разглядеть. И заговорил, к моему удивлению, на практически безупречном английском:

— Полагаю, господин Марлоу, вы хотите знать, кто я такой и почему пришел к вам.

В ответ я пробормотал нечто вроде того, что в любом случае очень рад. Он улыбнулся. Я вдруг поймал себя на мысли, что надеюсь не увидеть больше этой улыбки. Не улыбка, а гримаса. Теперь, когда я знал, что он генерал, мне было легче составить о нем представление. В мундире Вагас выглядел бы лучше. Хромота? Вероятно, ранение, полученное на поле боя. Тем не менее в манере говорить, в движениях рук чувствовалась какая-то изнеженность, придававшая его облику оттенок гротеска. А затем я с изумлением обнаружил, что румянец на его щеках искусственный. Кроме того, под челюстью, ниже уха, я увидел границу густого грима. Генерал слегка повернулся на стуле, и в обычных обстоятельствах я не усмотрел бы в этом движении ничего, кроме желания сесть поудобнее, но теперь я понял: гость старается, чтобы на него не падал свет.

Выслушав мой вежливый протест, генерал пожал плечами.

— Как странно, господин Марлоу. Мы, жители континента, половину жизни проводим в убеждении, что англичане невоспитанны. На самом деле они намного вежливее и доброжелательнее нас. — Вагас негромко покашлял. — Но не буду отнимать у вас время. Я пришел, так сказать, движимый дружескими чувствами, а также чтобы иметь удовольствие познакомиться с вами. — Он сделал паузу. — Я был другом, близким другом, господина Фернинга.

Я охнул, что прозвучало довольно глупо, потом выразил свои соболезнования.

Генерал склонил голову.

— Его смерть стала для меня огромной трагедией. Бедняга. Итальянские водители просто омерзительны. — Последняя фраза прозвучала легко, непринужденно и без всякой убежденности. К счастью, появление официанта избавило меня от необходимости отвечать. Я заказал напитки и закурил. Потом сказал:

— Боюсь, я не имел удовольствия знать господина Фернинга.

По какой-то причине он решил неверно истолковать мои слова.

— Я тоже, господин Марлоу. Фернинг действительно был моим близким другом, но я его не знал. — Генерал взмахнул сигаретой. — Я вообще убежден, что человека узнать невозможно: мысли, скрытые чувства, как мозг осмысливает увиденное — то, что отличает нас друг от друга. Посторонний наблюдает только внешнюю оболочку, маску. И лишь иногда мы видим самого человека, хотя, — его взгляд на мгновение устремился в потолок, — глазами художника.

— Вероятно, вы во многом правы. — Я не позволил сбить себя с толку. — Однако я имел в виду, что не был знаком с Фернингом.

— Какая жалость! Думаю, вы с ним прониклись бы взаимной симпатией, мистер Марлоу. Он был — как говорят? — чувствительным человеком.

— Вы хотите сказать, чутким?

— Именно. Понимаете, он был выше банальностей, выше убожества повседневного существования — он был человеком с философией.

— Неужели?

— Да, господин Марлоу. Фернинг верил, как верю я сам, что наш мир озабочен лишь тем, чтобы получить максимум комфорта, затратив минимум усилий. У него были идеалы, однако он хранил их в должном месте — в дальнем уголке сознания, вместе с мечтами об утопии.

Мне все это начинало надоедать.

— А вы, генерал? Вас тоже интересуют станки?

— Я? — Он удивленно вскинул брови. — О да, господин Марлоу. Я определенно интересуюсь станками. Но, — его лицо несколько оживила притворная улыбка, — я интересуюсь всем. Вы еще не гуляли в городском парке? Там вы увидите уборщиков, которые ходят кругами, как души в аду, апатично и бездумно, собирая мусор и обрывки бумаги. Понимаете? Понимаете, о чем я? Для меня нет ничего слишком специального, экзотического. Меня интересует все, даже станки.

— Именно так вы познакомились с Фернингом?

Генерал пренебрежительно взмахнул рукой:

— Господи, конечно, нет. Нас представил друг другу один из друзей, и мы обнаружили общий интерес к балету. Вы любите балет, господин Марлоу?

— Да, просто обожаю.

— Неужели? — удивился он. — Я очень рад это слышать, очень рад. Только между нами, господин Марлоу, — я часто спрашивал себя, не связан ли интерес бедного Фернинга к балету больше с прелестями балерин, чем с обезличенной трагедией танца.

Принесли напитки, чему я искренне обрадовался.

Генерал понюхал коньяк, и я заметил, что его губы скривились в гримасе отвращения. Мне уже было известно, что бренди в «Париже» плохой, но гримаса меня разозлила. Гость осторожно поставил бокал на приставной столик.

— Милан был бы невыносим, если бы не опера и балет. Это единственная причина, по которой я сюда приехал. Наверное, вам одиноко тут без друзей, господин Марлоу?

— До сих пор я был слишком занят…

— Да, конечно. Вы прежде посещали Милан?

Я покачал головой.

— Тогда вы получите удовольствие, открывая для себя новый город. Лично я предпочитаю Белград. Но это естественно — я югослав.

— Никогда не был в Белграде.

— Это удовольствие у вас еще впереди. — Генерал умолк. — Вы примете приглашение на завтрашний вечер в ложу, которую арендуем мы с женой? Дают «Лани» [56] и «Лебединое озеро». Потом втроем поужинаем.

Перспектива провести вечер в обществе генерала Вагаса меня совсем не привлекала.

— С удовольствием. К сожалению, завтра вечером мне нужно работать.

— А послезавтра?

— Деловая поездка в Геную.

— Тогда давайте договоримся на следующую среду.

Отказаться в третий раз было бы невежливо, и я согласился.

Вскоре после этого генерал встал, собираясь уйти. На столе лежала миланская вечерняя газета. Большую часть ее первой страницы занимала статья с яростными нападками на Британию. Генерал посмотрел на газету, затем перевел взгляд на меня.