Стоп! Какого черта я обнюхиваю куртку?!
Помоги мне, помоги мне!
Я выдыхаю так шумно, что оживают листья на дорожке. Встряхиваю головой, оглядываюсь и вижу Лариску.
Вид у нее ошалелый.
Подружка стоит, балансируя на одной ноге, распахнув глаза и открыв рот. Губы у нее испачканы белым, в каждой руке по мороженому, и с одного из них звучно шлепается густая капля.
Плям!
– А я вот з-за пломбирчиком бегала, – отмирая, лепечет Лариска. – А что это вы тут д-делали? С с-с-собачкой?
Упавший пломбир слизывает подоспевшая псина – красивая бело-рыжая собака с узкой мордой и пушистым хвостом.
– Мы…
До меня доходит, чьими глазами я смотрела на мир и на себя в нем минутой раньше.
– Мы тут опыты ставили, – отвечаю я, стараясь не заржать, как психическая. – Как заведено в науке, на собаке!
Признаться, я шокирована, но это, если вдуматься, приятный шок. У меня получилось!
Как эмпат я поднялась на новую ступень и попутно расширила сферу применения своего чудесного таланта, захватив и мир животных!
Вот кто бы мог подумать, а? Теперь я знаю, каким видят мир собаки.
Ищу глазами белку-дебелку, но этот ас разведки предусмотрительно скрылся.
– И как? Какой результат? – интересуется Лариска, наклоняясь, чтобы скормить подопытному животному весь пломбир, предназначенный мне.
Я не возражаю, пес заслужил награду.
– Ты поняла ее мысли и чувства? – продолжает допытываться Лариска.
– Она напугана, растеряна, голодна и страдает от одиночества, – говорю я уверенно, как о собственных чувствах.
Так и есть: какое-то время я была этой самой собакой.
– Тогда одного пломбира ей будет мало, – решает добрая Лариска и протягивает собаке второй рожок. – Ешь, маленькая, ешь!
«Маленькая» ростом ей по пояс.
– Машка, как здорово! – восторгается подружка, осторожно поглаживая меховую спину подопытного животного. – Теперь ты можешь работать в цирке, например! В любом аттракционе с дикими зверями тебя с руками оторвут!
– Почему это?
Я смотрю на собаку уже отработанным взглядом эмпата-со-стороны.
Ее эмоциональное свечение теплеет. Происходящее псину явно радует.
– Как – почему? Ты же только посмотришь на тигра, например, и сразу скажешь: «Нет, сегодня его нельзя выпускать со смертельным номером! Он обижен на дрессировщика за стрижку когтей и мечтает откусить ему башку!» – объясняет Лариска. – Или вот в зоопарках и заповедниках, бывает, редких животных спаривать пытаются, так ты и там будешь незаменима!
Я поднимаю брови.
Подружка продолжает увлеченно фантазировать:
– Представь, привозят к последнему на Земле тамбовскому тигру предпоследнюю на Земле тамбовскую тигрицу.
Я начинаю хихикать.
– Ученые думают: «Ура, ура, скоро будут тигрята, мы восстановим редкий вид!» А ты – зырк! – и говоришь им: «Нет, ребята, с женитьбой придется повременить. Тигрице этот полосатый парень глубоко противен, потому что у него перхоть по всему телу и дурной запах изо рта, примите меры, иначе кирдык тамбовским тиграм».
– Тамбовские волки бывают, а не тигры! – хохочу я.
– Волки тоже вымирают, – не тушуется Лариска.
– Так, о волках и им подобных…
Я перестаю веселиться и задумчиво гляжу на собаку. Она тревожно смотрит на меня.
– Что мне с ней делать, а?
– В смысле? Ты хочешь продолжать опыты на животных? – уточняет подружка.
– Нет!
Я машу рукой, и псина испуганно отпрыгивает.
– Ох, извини! Иди сюда, иди ко мне, ко мне! Не пугайся.
Я глажу собаку по впалым бокам и отвечаю Лариске:
– Она просила меня ей помочь.
– Кто?
– Собака!
– Так и просила – помоги, мне, помоги?
– Именно так!
– И что?
– И я хочу помочь! Она же явно потерялась.
Некоторое время мы смотрим друг на друга, потом Лариска бормочет:
– В самом деле цирк, да и только.
Она прикусывает ноготь – думает – и наконец решает:
– Ладно, пошли к Петьке.
– Кто это – Петька? – с трудом поспевая за ней, спрашиваю я.
– Петька – это сторож, – на ходу объясняет Лариска. – И живет он, как положено, в сторожке, а при ней имеется будка для сторожевой собаки, которой на самом деле нет. Ты же не думала, что сможешь держать собаку в бунгало?
Стук в стекло поднимает меня с постели. Я раздвигаю шторы и вижу за окном живую картину «Краски утра». Лариска в оранжево-розовом и алом в смысле колористики вполне заменяет собой рассвет, который я проспала.
Она мне машет:
– Соня, привет!
– Я вроде Маша, – флегматично отвечаю я, распахивая окно. – Ты пришла ко мне с приветом, рассказать, что… Что-то случилось?
– Я разместила на своей страничке в Фейсбуке фото нашей собаки – и дело пошло!
– Нашелся хозяин?!
– Нет еще, но моим объявлением «Найдена собака» поделились уже пятьдесят человек! Так что будет у нашего четвероногого друга хозяин, не сомневайся! Все, мне пора, я опаздываю!
Красочная Лариска превращается из атмосферного явления типа рассвет в космический объект типа комета – и улетает.
Поскольку я в полной мере осознаю свою ответственность за собаку, у которой пока что нет другого хозяина, первый пункт моей сегодняшней программы очевиден: надо выгулять питомицу.
Я забегаю в столовую, чтобы быстро съесть жидкую овсянку, выпить несладкий чай и унести в карманах вареное яйцо, сосиску, сыр и колбасу для собачки.
– Я и сам могу ее покормить, – бурчит сторож Петька.
В отличие от Лариски, я почтительно называю его Петром.
Наш санаторский сторож – мужик молодой, но серьезный. Он все делает очень основательно, и мне это нравится. Я с умилением гляжу на бутерброды, которыми трапезничают Петр и псина: они так похожи на те, которыми угощал меня Саныч!
– Да не стой, садись к столу, – ворчливо приглашает Петр. – Небось обрыдли уже тощие диетические харчи? Бери вон краюху с маслом и ежевичного варенья побольше, а то худая, как собака!
– У собаки порода такая, мне кажется, – без обиды предполагаю я, принимая бутербродище. – Она на гончую похожа, а у них у всех спина колесом и бока впалые.
– Похожа на гончую, – соглашается Петр, оделяя предмет беседы толстым кружком «докторской». – И на тебя похожа тоже. Ты заметила, что она малеха прихрамывает?