Ночной поезд - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Вуд cтр.№ 31

– Наверно, появился очень важный пациент, раз вы оба здесь выполняете лабораторную работу?

Они оба взглянули на Лемана Брюкнера.

– Никакого важного пациента нет, Брюкнер, – беспечно откликнулся Шукальский, вдруг осознав, как неосторожно они поступили. – Просто научное любопытство. – Он включил улыбку. – Вы же знаете, что врачи за народ.

Худое лицо Брюкнера осталось бесстрастным, и он продолжил работу.

Повернувшись к лаборанту спиной, чтобы тот не видел, чем она занята, доктор Душиньская размазала образец бактерий по центру предметного стекла и провела его сквозь пламя бунзеновской горелки, чтобы сгустить их. Пока она работала, Шукальский подошел к Брюкнеру, взглянул на то, что делает лаборант, и некоторое время беседовал с ним о больном, анализами которого занимался Брюкнер.

Мария поместила предметное стекло под микроскоп. Она взглянула через окуляр, отрегулировала сначала осветительное зеркало и, наконец, фокус. Когда микробы отчетливо возникли в поле зрения, на ее лице появились признаки волнения.

– Доктор Шукальский, – сказала она, едва сдерживая волнение, – пожалуйста, вы не посмотрите на это?

– Да, конечно.

Когда он заглянул в окуляр и увидел красные, слегка изогнутые, похожие на стержни организмы, у него дрогнуло сердце.

– Они явно похожи на то, что мы ожидали, – пробормотал он.

Оба врача некоторое время приводили в порядок место, где работали, затем поместили образцы в инкубатор, распрощались с Брюкнером и покинули лабораторию. Оба пришли в кабинет Шукальского и не промолвили ни слова, пока за ними не закрылась дверь.

Ян откашлялся и сказал:

– Боюсь, мое любопытство взяло верх над здравым смыслом. Отныне нам придется вести себя предельно осмотрительно.

Мария кивнула, и в комнате наступила тишина, пока оба раздумывали над достигнутыми результатами. Шукальский догадался, что семена, которые в его сознании заронил отец Вайда, прорастали всю ночь и теперь захватили весь его мозг. И, как бы он ни старался избавиться от фантастической идеи, она лишь еще больше цеплялась за его сознание: «Эпидемия тифа».

– Ян, – Мария отошла от окна и посмотрела ему прямо в глаза, – мне в голову пришла идея.

– Да?

– С Кеплером у нас может получиться. Возможно, вполне возможно, что у вас получится убедить нацистов в том, что он заболел тифом. А немцы таковы, что не захотят иметь с ним ничего общего, если действительно поверят в это. И у меня возникла мысль…

– Продолжайте.

– Она возникла сегодня рано утром, пока я шла в больницу. Я подумала, как легко можно спасти Кеплера. А затем я спросила себя: «Нельзя ли других спасти таким же образом?»

Шукальский не мог скрыть своего изумления.

– Других!

– Понимаю, это звучит фантастично, но что если привить других жителей Зофии и получить из Варшавы подтверждение положительных результатов? Мы вполне можем устроить целую эпидемию.

– Мария…

– Ян, конечно, это сумасшедшая мысль, и я все утро раздумывала, стоит ли вас беспокоить. Только подумайте. Если вакцина сработает на Кеплере, тогда она может помочь и другим.

– Ради бога, Мария, как раз об этом я и думаю со вчерашнего вечера!

Он в равной степени испытывал и облегчение, и волнение. Облегчение от того, что Мария решила рассказать об этом, и волнение от того, что эта невероятная идея, облаченная в слова, вдруг показалась пугающе вероятной.

– Почему бы вакцине не сработать? – продолжил доктор. – Если мы получим достаточное количество положительных результатов, сто или триста – столько, сколько нам нужно, – немцы сами объявят этот край пораженной инфекцией зоной. Мария, а разве это не может отпугнуть их? – Жуткая картина Освенцима вспыхнула в его воображении. – Мария, вы же знаете, как привередливы немцы, как они избалованы и более цивилизованы, чем мы, поляки. Как раса они не подвергались тифу столь часто, как мы, поэтому врожденный иммунитет у них слабее. Так что если они заражаются этой болезнью, то переносят ее тяжелее, да и смертность выше.

Пока он говорил, Мария невольно обнаружила в Шукальском сторону, которая ей до сих пор была неведома. Этот человек оказался эмоциональным, он легко загорелся, воображая будущее.

– Вы сами знаете, что в данное время нацисты на русском фронте столкнулись почти с такой же ситуацией, что и Наполеон. Линии снабжения войск растянуты. Все живут скученно в бункерах. Солдаты ходят в грязной одежде, и, знаете, они, весьма вероятно, на Украине обзавелись вшами. При наличии грязи и вшей не хватает лишь микроба тифа, который, если они им заразятся, приведет к столь же ужасной эпидемии, как и та, что косила армию Наполеона. Из-за этого в вермахте до смерти боятся угрозы тифа. Мария, они не смогут выдержать эту болезнь.

Он обошел стол, явно сдерживая эмоции, и тихо сказал:

– Тиф для нас ужасная болезнь, но для немцев она равнозначна катастрофе. Если в каком-то районе будет объявлена эпидемия, там введут карантин, они начнут избегать его как огня.

Она уже хотела было сказать: «Я знаю», но не смогла произнести этих слов.

– Нацисты будут избегать нас, словно чумных, не в переносном, а в буквальном смысле, и те, кто находятся здесь, скорее всего, покинут эти места – по крайней мере большинство из них. Они перепугаются, особенно после того, как их лаборатории в Варшаве подтвердят предполагаемые выводы. Даже продовольствие они не захотят вывозить отсюда. Наши фермеры перестанут страдать от нацистского грабежа, доведшего их почти до голодного существования.

Оба напряженно глядели друг на друга, ее ледяные голубые глаза не отпускали взгляд его темных, неспокойных глаз. Это мгновение затянулось. Шукальский тихо сказал:

– Возможно, мы просто мечтаем. Несколько микробов на диапозитиве – и мы спасаем от нацистов весь город. Мы пока даже не знаем, удастся ли выработать вакцину или как она подействует на человека. К тому же говорить о тотальной эпидемии просто сумасшествие. На бумаге все может казаться правдоподобным, но в действительности… Как сделать так, чтобы жители всего города выглядели больными? И как сохранить это в тайне? Всем придется быть в курсе дела. А если немцы произведут осмотр, что они найдут, кроме обычных, здоровых… – Он тяжело вздохнул. – Похоже, я увлекся… этой…

– Необходимостью бороться за свою страну, – тихо сказала она.

– Мария, ваш друг Гартунг был прав. Мы все же должны сражаться так, как каждый из нас это умеет лучше всего. Мы ведем себя как овцы. Я хочу жить. И я хочу, чтобы моя жена и сын жили. Со времен оккупации я думал лишь о том, как уцелеть, даже если это означает жить так, как того хочется нацистам. Возможно, этого уже недостаточно.

Он приподнял рукав и взглянул на часы.

– Сейчас я схожу к отцу Вайде. Мы сможем встретиться в лаборатории сегодня вечером?