Злые боги Нью-Йорка - читать онлайн книгу. Автор: Линдси Фэй cтр.№ 9

Жилище Вала, на Спринг-стрит. Я уже несколько месяцев здесь не появлялся. Второй этаж симпатичного уютного домика, с развешанными по стенам смешными политическими плакатами и патриотическими изображениями Джорджа Вашингтона и Томаса Джефферсона. Пожарные – герои Нью-Йорка, а герои зарабатывают на повседневную жизнь политикой, поскольку очертя голову бросаются в пылающий ад, не получая за это платы. Потому их дни поделены: в качестве развлечения они тушат пожары, выбивают добродушие из соперников – членов других пожарных дружин – в организованных потасовках, пьют и ходят по шлюхам в Бауэри. А в качестве работы помогают друзьям избираться или получать назначения на городские места, и потому все они умудряются избирать и назначать друг друга. Может, люди и стали бы возражать против такой системы, но они поклоняются пожарным. Кто выступит против пожарного, если тот одет в красную рубаху и ты передаешь ему в окно собственного ребенка?

У меня не хватает смелости ни на то, ни на другое. Ни на политику, ни на длительное воздействие Вала.

Валентайн – демократ, точно так же, как некоторые люди бывают докторами, грузчиками или пивоварами, и цель его профессиональной жизни – растереть в порошок ненавистных вигов [12] . Демократы не слишком беспокоятся о нескольких разрозненных группах антимасонской партии, чья единственная цель – убедить Америку, будто масоны намерены зарезать нас всех в кроватях. Они не проводят бессонных ночей из-за Партии свободы, поскольку, к радости нью-йоркцев, рабство здесь было полностью отменено в 1827 году, а посвящать свою политическую жизнь росту благосостояния чернокожих крайне немодно. Шкура Вала зудит от махинаций вигов: все они, как правило, торговцы, доктора и законники, по большей части зажиточные и каждый – с претензией на это, джентльмены-белоручки, которые устраивают грандиозную возню по поводу повышения тарифов и обновления банков. Общепринятый демократический ответ на аргументы вигов – восхвалить природную добродетель крестьянина, а потом швырнуть в Гудзон урны с бюллетенями, отданными за вигов.

Правда, по-моему, их главное различие не в политике. Насколько я понимаю, демократы желают получить голоса от каждого ирландского налогоплательщика, а виги желают отправить всех ирландских налогоплательщиков в Канаду.

Вся эта возня мне противна. Надо, правда, признаться, что брат мой живет неплохо. А для человека, который постоянно пренебрегает двумя верхними пуговицами рубашки пожарного и думает о морфине примерно как большинство людей – о тонике, дома он забавный чистюля. Каждое утро подметает пол и каждый месяц полирует подставку для дров ромом.

– Горло, небось, пересохло? Вода, ром, джин или пиво? – Брат порылся на кухне и, вернувшись, выставил на стол рядом со мной две кружки. – Давай, выбирай первую пару. Веришь, мало 38-му на Броад селитры, там весь подвал был нафарширован французским кремом. Ряды бочек с бренди. Такой невезухи я в жизни не встречал…

Он продолжал трепаться, а я прищурился, стараясь сосредоточиться. Вал оделся с вялым тщеславием типичного парня из Бауэри, щеголяя нарядной белой рубашкой, черными брюками и полурасстегнутым шелковым жилетом с пионами. Здоровый, умытый, но явно вымотался. Мой брат – вылитый я, только на треть больше, мальчишеское лицо с ямочками, темно-русые волосы, острым клином заходящие на лоб, и печальные мешки под ярко-зелеными глазами. Правда, мы оба не сильны по части глубоких мыслей. Особенно Вал. Он скорее похож на другого типа: выходит, пошатываясь, из борделя – только что пырнул там кого-то ножом, – на нем повисла пара симпатичных молли, благоухает джином и смеется, как басовая труба органа. Очень живое описание настоящего американского мертвого кролика. Когда мой брат смеется, он вздрагивает, будто ему не следует смеяться. Так оно и есть. Никогда еще по гниющим городским улицам не вышагивал столь мрачный джентльмен в вычищенном черном сюртуке.

– Вот это было зрелище, Тим, – заключил Вал с кривой усмешкой. – И не прошло и пары секунд, как отовсюду полезло ворье. Один хитрющий старикан лет семидесяти нагреб столько сигар, что не мог запихать их в шмотки, будь я проклят. Завязал штаны веревками на лодыжках и засыпал сигары туда.

И тут до меня дошло, что не так помимо моих травм: я по макушку накачан лауданумом. После ухода доктора (как я надеюсь) брат влил в меня столько настойки, что образ штанов, переполненных сигарами, показался мне на редкость кошмарным. Валентайн осторожно добавляет уксус в рыбный соус, присматривает за закипающим молоком для кофе, но в его венах течет столько наркотика, что правильно рассчитанной дозы опиатов от него не дождешься. Между тем, таинственная боль вгрызалась пылающими клыками в мое лицо. Мне хотелось ощутить рану. Может, опознать ее.

– Плевать на сигары. Как я тут очутился? – спросил я, язык с трудом ворочался во рту.

– Я нашел тебя на Бэттери, в крепости Святого Писания. Один парень из наших засек, как ты славно подружился с Библейским обществом – валяешься на спине в полной отключке – говорил я тебе, синичьи мозги, найти костоправа, – а в Партии все знают, что ты мой брат, и сразу заслали мне словечко. Эти святоши-горлодеры стояли на страже твоей тушки и тысяча двести шестьдесят одной Библии, спасенных с Нассау-стрит.

«Святоши-горлодеры». Церковники, стало быть. Я смутно припомнил контуры трех мужчин в сером церковном сукне на фоне мутного света звезд. Они спорили, будет ли безопасно оставить со мной и стопками Библий одного человека и отправить двоих за оставшимися книжками. Потом один предложил сходить за доктором, но двое других заявили, что это глупость. Господь даст мне силы, когда увидит, что его книги уцелели. Я в тот момент был не в состоянии возражать.

– Когда я появился, они сдали мне тебя с рук на руки, – небрежно продолжал Вал, сняв с языка табачную крошку. – Тебе здорово ушибло два ребра и… в общем, долго лежать тебе не придется.

– Прости, что тебе пришлось пропустить часть пожара.

– В любом случае, я уже нас устроил, – объявил Вал, будто возвращаясь к теме, которую мы случайно упустили. – У нас с тобой, Тим, новая профессия. Она тебе понравится, как птице – воздух.

Я не обращал на него внимания.

Я возил кончиками пальцев по маслянистому квадрату ваты, прикрывающему верх правой стороны лица. Глаза в порядке, раз уж я вижу все ясно, как сквозь церковное стекло. Правда, наркотики все смазывают. И Вал сам сказал, худшие мои травмы – пара ушибленных ребер. Не мог же я повредить башку. Или мог? Я все еще слышал слова брата, сочувственные, но поспешные, когда он отвернулся и пошел вытаскивать людей из рушащихся домиков. Его голос звучал сухо, как наждак. Я не слышал такого голоса уже много лет. Я пытался представить, как выгляжу, и от этого кровь в жилах внезапно стала скользкой и верткой, как угорь.