И еще – Шаповалов! Я сердито вытерла слезы. Да пошел он вообще к черту! Не буду о нем даже мельком думать…
Дверь осторожно скрипнула.
– Кто здесь? – испуганно вскрикнула я.
В дверь аккуратненько, бочком, с виноватым видом вполз Гриша. Выглядел он не лучше меня: какой-то помятый, в нечищеных ботинках, с замызганным несвежим воротничком.
– Ты что?
– А ты? – быстро ответил Гриша вопросом на вопрос.
Я нахмурилась:
– Я тебя спросила первой, и я – начальник.
– Понятно: я – начальник, ты – дурак. Ты – начальник, я – дурак.
– Я серьезно!
– Серьезно и отвечаю.
– Гриш! Не балагурь! – Я, отвернувшись, быстро вытерла следы слез тыльной стороной кисти и провела рукой по волосам: не растрепались ли? Что бы ни случилось – тайфун, цунами или высадка инопланетян на Красной площади, – но моя прическа должна быть безукоризненной, а нервы – стальными канатами.
– Ты плакала, – констатировал мой заместитель.
– Тебя это не касается.
– Конечно.
– Ты не ответил на один вопрос: зачем ты пришел?
– Ну… не сиделось дома. Места себе не нахожу… Все думаю…
– А ты не думай, – оборвала я его. – А соображай! Когда-то ты был хорошим креативщиком. Те времена, видимо, давно ушли в прошлое? Но напрячь свои извилины придется всем нам. Ради нашего же общего дела.
Я била, жалила, выискивала больные места и направляла туда свои точечные удары. Гриша это понял и отвернулся. Кажется, сейчас я выглядела законченной сукой, но ничуточки в этом не раскаивалась.
– Да-да, я понимаю. Но ничто мне на ум не приходит. Вот только… – он замялся.
– Гриша! У меня забот по горло. – Для большей убедительности я резко провела ребром ладони по своей шее. – Неприятностей тоже выше крыши. Если у тебя есть какие-то соображения, догадки, – а они должны быть! – выкладывай и не тяни.
Гриша искоса посмотрел мне в глаза, как затравленный зверек. Наконец, решившись, он щелкнул замочком портфеля и достал какую-то бумагу.
– Это что? – показала я на нее пальцем, словно боялась заразиться.
– Письмо. Я обнаружил его в своем портфеле… Утром.
– Как оно туда попало?
– Без понятия.
– Это не ответ. Письмо было в твоем портфеле. Так?
– Так, – обреченно сказал Гриша. – Но как оно туда попало – я понятия не имею! Честное слово!
– И что там?
– Прочитай сама.
Я взяла бумагу. С белого листа ровные машинописные строки извещали нас о том, что ролик никто не вернет и чтобы я по этому поводу даже и не «волновалась». И никаких действий предпринимать я не должна, иначе мне придется, и очень скоро, пожалеть об этом. Слово «пожалеть» было почему-то напечатано жирным шрифтом.
Я посмотрела на Гришу. А он – на меня.
– Ну не из воздуха же оно материализовалось? Как-то оно попало к тебе… Кто имел доступ к твоему портфелю? Только ты?
– Не совсем…
– Что значит – «не совсем»?! – взвилась я. – Мне твои намеки не требуются. Или ты выкладываешь все, как есть, или я… за себя не ручаюсь! Мы расстались с тобой в субботу. Вчера был выходной. Каким образом в течение выходного дня могла попасть к тебе эта бумага?! Объясни, будь добр!
Я подалась вперед всем корпусом.
– Дело в том, что я был дома у наших сотрудников. Я подумал, что если я поговорю с ними, попробую убедить того, ну… того, кто взял ролик, вернуть его, то все будет по-старому, никто не пострадает, и работа спокойно пойдет дальше…
– Ты – что?! Ездил к ним домой?! – не поверила я своим ушам.
Гриша виновато кивнул.
– Ты соображаешь, что творишь?!
– Соображаю. Но я болею душой за наше дело не меньше тебя! И если ты сама не помнишь, то я позволю себе напомнить тебе, что мы с тобой на пару стояли у истоков этой компании и на первых порах я даже вложил в нее свои деньги!
Это была чистая правда – Гриша в то время получил свою долю от продажи родительской квартиры и вложил деньги в агентство. Впоследствии я неоднократно предлагала ему выкупить его долю, но он только отмахивался и говорил, что пожизненная роль моего заместителя его вполне устраивает.
– Так вот, – ровным тоном продолжал Гриша. – Я болею за наше дело ничуть не меньше твоего, поэтому и решил поговорить с каждым по отдельности. Провести, так сказать, воспитательную беседу.
– И ничего мне не сказал!
– Ты бы не разрешила.
Я провела рукой по столу, как бы смахивая несуществующую пыль.
– Не разрешила бы, – подтвердила я.
– Вот видишь! Так что я был прав. Но сейчас речь не об этом. Я решил поговорить с каждым глаза в глаза и объяснить им, что лучше вернуть ролик на место. Компания не станет выносить сор из избы и все вернется на круги своя.
– У кого ты был?
– У всех, – выдохнул Гриша. – У Никиты, у Марка, у Тамары Петровны, даже к Ульяне заехал.
– Как ты к ней-то попал?
– А что? Позвонил и попал, – захорохорился Гриша. – Она, между прочим, нормальная, милая девчонка! Зря ты так.
– У нас все здесь нормальные, милые люди. И, тем не менее, один из нас предатель, – подчеркнула я. – Спер ролик и сбагрил его куда-то на сторону! Скорее всего, нашим «заклятым друзьям», Хризенко и Подгорову, которые только и мечтают о лаврах Канн. А может быть… он просто сидит и выжидает? Как паук: в каком месте дрогнет паутина? Сукин сын!
Гриша весь передернулся. Если уж я употребляю крепкие словечки, значит, дело, совсем дрянь. И он это понимал не хуже меня. Ситуация вышла из-под контроля. Вот как все это называется.
– Поэтому я и решил… взять инициативу на себя. Сначала я позвонил Никите. Он удивился, но согласился встретиться со мной. Только предупредил, что у него очень мало времени. Мы встретились в кафе, недалеко от его дома.
– И что? Поговорили?
– Поговорили. Никита сразу сказал, что он ни в чем не замешан, я просто трачу время зря. Мол, он не сумасшедший, чтобы убить свою же идею собственными руками.
– Портфель ты где оставил?
– На стуле, – обреченно сказал Гриша. – Когда выходил в туалет. Как-то неудобно идти туда… с портфелем.
– Ясно. Никита – кандидат номер один. Дальше!
Гриша взглянул на меня и забарабанил пальцами по столу.
– Дальше был Марк. Этот принял меня у себя дома. Раскордаш, грязь, бардак… Марк куда-то торопился и говорил со мной практически на ходу. Параллельно он с кем-то говорил по телефону. Входил и выходил из комнаты в кухню. По-моему, он даже не сразу врубился, о чем я ему толкую. Но сказал он почти то же самое, что и Никитка: он, дескать, ни к чему не причастен и подозревать его – глупо. Он дорожит нашей компанией и все прочее в таком же духе… Тамара Петровна – та вообще, по-моему, обиделась. Я сидел в кухне и разговаривал с ней «между» борщом и котлетами. Она угостила меня и тем, и другим. Борщ она, кстати, готовит классно.