— Двойную «метаксу» a la grecque
[24]
; мне как обычно. И побыстрее, пожалуйста. — Он снова посмотрел на Гноссоса, улыбнулся и по одной карте перекинул колоду из ладони в ладонь — расстояние не меньше девяти дюймов. — Тебя ведь не особенно удивит, Папс, если без всякого риска, лишь в обмен на некоторое сотрудничество ты получишь Исключительный Статус в размерах, вполне достаточных, чтобы сохранить твой Иммунитет, Защиту и Неионизированность, скажем, до следующего поколения?
Карты полетели в обратном направлении, как меха сжимающейся концертины. Гноссос не успел ответить — дверь открылась, и по комнате прогарцевала сестра Фасс с бокалом «метаксы», полупинтой «пинья-колады» и ведерком льда. Оранжевые шпильки шикарно утопали в мягкой ткани керманского ковра. Полосатый халат сидел на ней в обтяжку.
— Это мистер Паппадопулис, сестра Фасс, — продолжал Овус, внимательно глядя на обоих и выискивая признаки давнего знакомства. — Не этот ли человек наградил вас тем самым триппером, который вы потом передали мне? Отвечайте честно.
Сестра Фасс довольно цинично окинула Гноссоса взглядом — от бейсбольной кепки до чужих военных сапог.
— Нет, сэр, — ответила она.
— Очень хорошо. Проследите, чтобы нас никто не беспокоил за исключением хунты.
— Хунты? — переспросил Гноссос. Сестра прошлась по ковру и закрыла за собой дверь. На ногах у нее были ажурные чулки.
— Сядь, — сказал Овус. — Давай поговорим en famille
[25]
.
Гноссос опустился в свободное кожаное кресло у кровати. Что ж, поиграем — и посмотрим, что получится. В комнате не было окон, только дверь. У него крутило живот, но это могли быть похмельные травмы кишечника, результат бурного вчерашнего испражнения. Он глотнул «метаксы» и выдавил из себя самое умное, что пришло в голову:
— Рискни.
— Ancient regime
[26]
скоро падет, Гноссос.
— Ну да?
— Beau monde
[27]
готов опрокинуться.
Гноссос кивнул.
— Грядет coup d'e tat
[28]
. B te noire
[29]
обречен.
— B te noire?
— Президент Карбон.
— А-а.
— Всего лишь «а-а»?
— Я про это уже слышал.
— Янгблад?
— Меня это не интересует, — вставая и отыскивая глазами свободную поверхность, куда можно поставить стакан. — Я вне политики, сечешь?
Овус — терпеливо и сверхдоверительно:
— Гноссос?
— Что?
— Хочешь «Форд»?
— Чего?
— Грант. Десять тонн. Личный секретарь, офис для исследований?
— Не заводи меня.
— Гуггенхайм в Париже, Флоренции, в любом балдежном месте, например, в Танжере?
— В Танжере?
— Хочешь Нобелевскую премию Мира?
— Чего?
— Я готов платить. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе.
— Овус, старик, у меня есть только голая реальность, а она тебе нафиг не нужна.
— Au contraire, дружище, au contraire
[30]
. — Овус отодвинул шторку, свисавшую, словно над окном, у него над кроватью. На стене болталась карта Афины, утыканная миниатюрными бумажными флажками разных цветов. — Ты принесешь мне Кавернвилль, — сказал он.
— Кавернвилль?
— Entre nous, Гноссос, на случай, если ты не в курсе, знай, что в Кавернвилле тебя считают jeunesse dorйe
[31]
. Фигурой. Антигероем.
— Херня, старик. К этому говну у меня иммунитет.
— Снова entre nous
[32]
, Гноссос, у тебя и близко нет иммунитета к этому говну. Сознательно или нет, но ты их притягиваешь.
— Послушай, старик, я Исключение, и этим сказано все. Сам по себе. Я не люблю, когда люди подходят ко мне слишком близко. Особенно психи, которым позарез понадобилась моя жопа. Выкладывай поскорее, что там у тебя еще, мне некогда.
— Да, я знаю. Кстати говоря, как идет учеба? Уверен, что хорошо.
— Почему это?
— Тебе ведь не часто приходится заглядывать в деканат, да? Они всегда хороши, Гноссос, я имею в виду оценки. И что интересно, для всех это полная неожиданность. Ты как-то внушаешь людям мысль, что никогда не занимаешься, тебе не кажется? Похоже на твой же сиротский синдром.
— Что-то я не въезжаю, старик, скажи прямо.
— Навар, который ты снимаешь со своей безотцовщины. Кому придет в голову ассоциировать тебя с Бруклином?
Гноссос опустил стакан — в последних словах он почувствовал хитро замаскированную угрозу самой своей сути.
— Знаешь что, Овус, мой старый приятель? Янгблад, черт бы его побрал, позвонил среди ночи, только для того, чтобы вытащить меня к тебе. — Делая шаг к двери. — Однако ситуация начинает меня напрягать, слишком отдает средним классом для моего…
— Дверь заперта, Гноссос, снаружи. И ты не вполне в себе.
— Я ее вышибу, детка.
— Ты можешь вести себя логично или алогично — как тебе больше нравится, но слушай внимательно. Ты хочешь остаться в Афине. Но так, чтобы вмертвую не зависать на учебе, верно? Ты хочешь Иммунитета. Я это устрою. Ты хочешь Исключительности — я и это устрою. Посмотри на карту.
— Я смотрю. Я в любом случае Исключение, имей это в виду.
— Только субъективно. На деле ты беззащитен, пойми. Самые важные флажки, конечно, красные. В душе я традиционалист. Ex post facto
[33]
, они должны смениться синими.
— Ex post какого еще facto?
— После coup d'etat. Как ты, возможно, успел заметить, районы женских общежитий, особенно группа Сирен, отмечены светло-розовым. То же и Кавернвилль. Преподавательские корпуса, мужские общежития, квартиры в центре, большинство землячеств — за исключением Южных братств — от ярко-красного до киновари. Однако моей непосредственной заботой остается Кавернвилль. Он требует обращения.