Янтарная Ночь - читать онлайн книгу. Автор: Сильви Жермен cтр.№ 70

«…ЯЗТИиН YJ3MOJ А 21ТЯАЯН ЗНТ»

Абсолютно непонятной.

И однако в этот миг сердце каждого из них было более одиноко, чем когда-либо. Но на что же оно охотилось, где охотилось, сердце Джейсона? На этот раз она сама сказала: «Я здесь!» Даже не сказала, а выкрикнула. Лежа на льду, над Джейсоном, накрывая его всем своим телом, припав глазами к его пустому взгляду, приникнув губами ко льду, обжигавшему их до крови, и изо всей силы стуча кулаками, она кричала: «Я здесь!» Но Джейсон не отвечал. Только горы отражали эхо этого крика, разнося его все дальше и дальше, от пропасти к пропасти: «Я здесь! Я здесь! Я здесь!..»

Ее крик разбился о покалеченный палец Джейсона. Она скорее не увидела, а услышала в жесте этого обрубка вопросительный ответ, который сама дала в день их первой встречи: «Где здесь?»

«Где здесь?» — казалось, вопрошал Джейсон, тыча концом своего черного указательного пальца в необъятность небес, в пустоту.

«Где здесь?» — этот вопрос больше не оставлял Баладину. Где здесь — где же был Джейсон? Где же его радость, его любовь? Где же его молодость? Где же Лили-Лав-Лейк? Где же его жизнь? Где же то, что называют смертью? Где здесь, где? Где же Бог? Где здесь милосердие и мир?

Здесь — ничего. Баладина не находила ничего. Баладина больше ничего не понимала, становилась дурочкой, начисто лишенной разумения. Мысль ей заменяла култышка черного пальца, воздетого Джейсоном прямо в ничто. Тогда она стала блуждать по улицам города — как побродяжка с глазами шлюхи. Шла босиком, не могла больше выносить обуви; ей требовалось ощущать непосредственное соприкосновение почвы со своей кожей, иначе почва ускользала из-под ног. Она смотрела на мужчин безумным, совершенно остекленелым взглядом, словно удостоверяясь, не прячется ли за их внешностью Джейсон. И ненавидела всех мужчин за то, что они не Джейсон. Отдавалась кому попало, всем, кто желал ее, ибо тогда ее тело становилось всего лишь вещью, выброшенной за пределы всякого ощущения, всякого чувства, всякой мысли; отбросом, который она хотела унизить еще больше.

Потом она вернулась в Черноземье. Ей больше некуда было идти. Черноземье было наиболее близким нигде. Не было больше Джейсона, чтобы отвезти ее на берега Великих озер. Джейсона здесь больше не было. Где не было?

Где здесь? Янтарная Ночь — Огненный Ветер был последним, кто мог дать ответ на подобный вопрос, столь же безмерный, сколь и бессмысленный. Он сам боролся, словно опутанный зверь, попавшийся в сети вины, — тем более разрушительной, что он по-прежнему отказывался ее признавать. Как и прежде, Баладина нашла пристанище у Таде и Ципели. Но теперь это пристанище больше всего походило на берлогу впадающего в спячку медведя. Ибо она вернулась как сомнамбула. Больше не слышала других, даже не видела, будь то Неса или Шломо. Все ее внимание было отвлечено, поглощено неотвязным вопросом. Где же Джейсон, и где его нет? И она путала собственное присутствие с отсутствием Джейсона. В конце концов она слегла. Вопрос завладел ее телом и душой. И она погрузилась в сон, чтобы преследовать его в бесконечном сновидении. Покрепче зажмурила глаза, как в былые времена, в детстве, когда Янтарная Ночь — Огненный Ветер водил ее через лесные заросли, населенные призраком мертвого брата, которого она так боялась, что ничего не хотела видеть. Ничего из ужасающего внешнего мира. Зажимала, как прежде, глаза кулачками, чтобы наполнить их ночью и вспышками красок. И грезила.

Ей надо было грезить. Спать, чтобы не потерять рассудок; грезить, чтобы окончательно не потерять Джейсона. Ей надо было грезить, чтобы не умереть от смерти Джейсона. Не умереть от холода. Надо было грезить, чтобы обоим вырваться из хватки льда, освободиться от гор.

Она начала грезить о медленном спуске тела Джейсона с гор к морю. Потоки, озера, речки, реки — этот спуск был извилистым, через все воды. Она выводила Джейсона из замерзших, ледяных вод к более подвижным, глубоким и цветистым. Вела его к самым фантастическим глубинам морей, туда, где в синевато-зеленых безднах мчатся косяки светящихся рыб, танцуют морские коньки, извивая свои тонкие кружевные хвосты, скользят медузы, с телами словно стеклянный колокол, отороченый длинной полупрозрачной бахромой. В безднах, усыпанных морскими звездами цвета песка и солнца, среди кустистых рыжих и желтых водорослей, спиралевидных раковин, мозаики кораллов. В лиловатых безднах, заросших просторными скалистыми лесами, где ветви топорщатся золотыми вздутостями и расцвечены бордовыми, розовыми и оранжевыми актиниями.

На самом деле так она постепенно вырывала у смерти свое собственное тело, углублялась в заповедные глубины плоти, в самую густоту крови, чтобы почерпнуть оттуда силу и желание жить.

В последний раз влекла она Джейсона в толщу и красноту плоти, в пазухи вселенной. Вырывала его у гор, у льдов, ломала смертную окостенелость, чтобы вернуть ему простор, движение, биение пульса. Ибо, раз уж пришла смерть, то пусть эта смерть будет всем, кроме неподвижности, пусть будет танцем, скольжением, плаванием, музыкой, порывом и ходьбой. Всем, кроме неподвижности.

Она грезила, чтобы вопрос о том, куда уходят люди после смерти, мог проникнуть сквозь все складки земли, распространиться по всей вселенной. Чтобы переплавить воспоминание о Джейсоне в свою собственную плоть и кровь. Не горам хранить тело Джейсона, превратить в камень память о нем. Ей и только ей дано преобразить тело умершего Джейсона, вернуть ему сокровенную, тайную жизнь. Она питала Джейсона своим сном, питала чудодейственным исподом плоти. Вот почему она беспробудно спала. Это было ее успением любовницы. Их последним общим с Джейсоном сном.

Однажды вечером постоянно обострявшаяся напряженность между Пеплом и Янтарной Ночью — Огненным Ветром прорвалась. Ребенок еще раз отверг его попытку сближения, замкнувшись в надменном из-за своей болезненности молчании. Желая отвести сына в его комнату, Янтарная Ночь ласково протянул к нему руку, но малыш отвернулся с безразличным видом и скрестил руки за спиной. Тогда доведенный до крайности Янтарная Ночь — Огненный Ветер угрожающим жестом резко поднес руку к самому лицу ребенка, и крикнул: «Ты и вправду не заметил моей руки, а? Ну так может, сейчас увидишь! Тебе пощечину надо влепить, чтобы ты соблаговолил ее заметить?» Тогда Пепел, глядя ему прямо в глаза, ответил сухо: «Прекрасно видел. А сами-то вы ее видели? Любоваться не на что, настоящая колотушка». Янтарную Ночь ошеломил этот ответ. Он, и правда, не видел своей собственной руки, не замечал, насколько она тяжела и уродлива, занесенная над ребенком, готовая ударить. И вдруг, словно удар молнии, к нему вернулся весь тот вечер, когда он отдал Розелена на смерть. Огненной вспышкой ясности, трезвости. Пронзительной отчетливости. Вновь увидел свою руку в тот миг, когда схватил Розелена за плечо и вытолкнул одного, на середину гостиной, залитой белым светом, — одного-одинешенька средь смеха и презрения. Увидел свою руку, как видят лицо в ярком свете. Лицо, побагровевшее от гнева, искаженное гримасой высокомерия по отношению к другому — жалкому ничтожеству, ослепленное потребностью причинить боль, унизить свою жертву, убить.

Он смотрел на руку, изобличенную ребенком, и через нее увидел себя таким, каким был в вечер убийства Розелена.