Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона - читать онлайн книгу. Автор: Анна Листопад, Валерия Карих cтр.№ 18

– И победил ты, Соломон, – Руфь бросила обжигающий, полный любви и ненависти взгляд и вновь прильнула к Соломоновой груди. На этот раз он не отстранил ее, на короткий миг погрузился в созерцание молящих о взаимности женских глаз – и вновь отвернулся от поцелуев.

– Я построил тебе, Руфь, бамот – «высоту спасения», как это делают на твоей родине, в честь Хамоса. Чтобы ты забыла идолов и истуканов и служила единому богу. Чтобы чувствовала себя на земле Израиля, как дома. (Я желаю, чтобы Израиль был домом для многих.) Но твой Хамос – кровожадный бог. В его честь истреблялись целые города. Это ли религия здоровых разумом людей, это ли религия, ведущая к расцвету? Подобные верования уводят народ в древность, препятствуя развитию и благоденствию. Ибо не только страх должен управлять государством, но и полет мысли, фантазии, желание преуспеть в свободном деянии на благо страны.

– Однако это не помешало моавитянам иметь зрелое и возвышенное желание увековечить свои лучшие достижения. Мы издавна владеем искусством письма и языком камня и глины. Ты сам видел мастерски и изящно выполненные скульптуры богов, барельефы на базальтовых плитах моавитянских святилищ, великолепные геометрические узоры на вазах и сосудах, выполненных в Моавии. Мы, как и вы, израильтяне, уважаем и чтим пророков. Вспомни, как царь Валак вызвал наби Валаама из Месопотамии, чтобы узнать о судьбе моавитянского народа.

– Но при этом ты забываешь, Руфь, что Валаам был призван Валаком, чтобы тот проклял народ Израиля, тогда как евреям божественной волей было запрещено враждовать с «эйлей Моав».

– Но это не помешало твоему народу выжить и вознестись до вершин политического и экономического искусства. Под твоим началом совершаются многие открытия и достижения. Поэтому повторюсь, царь, все, что ни было послано твоему народу, – все укрепило его и сделало зрелым и сильным.

Соломон задумался. Увидев это, Руфь испугалась, что начинает терять влияние и на ход разговоров, и на мысли царя. К тому же сегодня она узнала, что Соломон проявляет большой интерес к своей египтянке, живущей в дальних комнатах. «Проклятая любительница лысых вонючих кошек», – гневно подумала она и поспешила добавить:

– Позволь, царь, мне потешить тебя, позволь устроить такое зрелище, которое объяснит тебе величие и силу моей древней религии, прольет свет на поступки моих прародителей. И может быть, тогда ты полюбишь мой народ и меня! – Она сжала Соломонову руку положила себе на голову на грудь – и снова повлекла его на ложе, уже влажное и терпкое от многочисленных соприкосновений двух тел.

Огромные средства из государственной казны шли на содержание наложниц царя. Он сам установил норму, согласно которой мужчине рекомендовалось не более трех-четырех сношений в месяц, однако причин для собственного воздержания Соломон, видимо, не находил. Приверженность к восточной роскоши и азартный интерес к новым любовным приключениям поглощали драгоценные монеты и время государя.

Те люди, которые были вынуждены нести бремя налогообложения, а также преданные служители монотеистической веры, веры в Яхве, тайно роптали и возмущались образом жизни Соломона. Ведь личная жизнь государя, считали они, неизбежно становится частью общественной и политической действительности. Брак Соломона с египетской царевной, дочерью фараона, – венец дипломатии царя, – на время утихомирил недовольных. Но склонность Соломона потакать идолопоклонническим привычкам многочисленных любовниц нарастала и явно разрушала поддерживаемую Соломоном же идею единства веры.

Чиновники и вельможи, напрямую зависящие от воли и прихоти Соломона, боялись поднимать этот вопрос в беседах с Соломоном. Но те представители народа, которые считали себя сопричастными пророческому братству, стали вслух высказывать тревогу и опасения за будущее Израиля. Поговаривали о том, что те знатные сыны еврейского народа, которые не были обласканы и приближены к кормилу власти, оппозиция государя, могли воспользоваться его чрезмерной склонностью к многоженству, а через это – идолопоклонничеству, расточительности и аморальности. А значит, они имели средства и повод раскачивать стройную государственную башню, искусно выстроенную Соломоном, что, конечно же, могло иметь пагубные для израильтян последствия.

Об этом и рассказал Эвимелеху Ницан, который сам участвовал в сонме пророков.

Устав сидеть на голом полу без опоры, продрогший до костей, Эвимелех вплотную придвинулся к Ницану. Они сели спина к спине, поддерживая и согревая друг друга. По тому, как измокла одежда Ницана, пастух догадался, что тот находится здесь уже не один день.

– Ты, наверное, уже и не помнишь тот день, когда я покинул ваш гостеприимный дом, мой мальчик…

– О нет, Ницан! – вздохнув, возразил Эвимелех. – Когда я увидел, что место твое, обычно занимаемое за трапезой, а потом и ложе пусты, в тревоге и томительном ожидании провел я не один час. Мне не верилось, что ты, так по-дружески и даже по-отечески относившийся ко мне, ушел, не сказав ни слова. Я ждал тебя ночью, втайне прислушиваясь к каждому ночному шороху. Я ждал тебя и в последующий день. Может, какую-нибудь весточку пришлешь ты мне – думал покинутый своим наставником мальчик. И отец, и мать, видел я, тоже огорчились, узнав о твоем исчезновении. Но со временем мы привыкли к мысли о разлуке – да и почему мы должны были ждать чего-то от человека, случайно оказавшегося на нашем пути? Ты стал для нас вестником свободы и вольного отношения к жизни. Как горный поток прокладывает себе путь, повинуясь только собственным устремлениям, так и ты идешь туда, куда зовет тебя свободный разум.

– О мальчик мой, если бы ты знал, сколько сил готов был я отдать за то, чтобы и у меня был настоящий дом – жена, дети. Если бы ты знал, какое счастье, словно семя, пасть на плодородную почву и прорасти в ней, оставляя после себя поколения. Если бы ты знал, сколько препятствий встречает на своем пути ручей, пробивающийся к солнцу. А может быть, и глуп тот ручей, который ищет обманчивого света и стремится вырваться наружу?

– Почему ты говоришь такие грустные вещи, Ницан? Что произошло с тобой за годы разлуки? Какой повод появился у тебя, чтобы покинуть нас? Что произошло в тот день?

– В тот день все, как обычно, были заняты делом: Минуха нянчила Суламифь и учила девочку выпекать хлеб, – при упоминании имени Суламифь Эвимелех вздрогнул, – а мужчины были заняты в поле, мне явилось нечто. Словно вторые веки выросли у меня на глазах, словно пророческие вежды отверстлись для моего ума и сердца, и я услышал божественный глас. Он исходил из яркого, желто-оранжевого солнца, неимоверно лучившегося и сверкавшего передо мной. Этот глас был особый. Он звучал не так, как звучат голоса в наших обычных разговорах. И я бы не мог сказать: мужчине ли принадлежал голос, или юноше, или женщине. Я будто слышал его своими чувствами, зрением, обонянием. Чудесное свечение каким-то образом отзывалось во мне, и я понимал, что оно означает, какие слова и мысли оно несет мне. Я понял, что мне пора собираться в путь, что надо спешить. В тот момент я бы не смог объяснить, почему я покидаю гостеприимный кров Иакова и Минухи, и, очарованный видением, я решил ничего никому не говорить. Прижав на прощание к груди своей твою по-мальчишески нежную руку и бросив последний взгляд на спящего Эвимелеха, я ушел.