— Он нанял частного детектива, тот каким-то образом раздобыл настоящее свидетельство Уилла о рождении.
Лейн помассировала виски круговыми движениями указательных пальцев.
— И решил, что отец Уилла — Кент, потому что Шарон так указала в свидетельстве?
— Джонни Мак спросил, кто отец Уилла — он или Кент.
— И что вы сказали ему?
— Правду.
Лилли Мэй испустила долгий вздох облегчения. — Сказали ему все? Как Шарон попросила у вас денег на аборт, как вы хитростью заставили Кента усыновить Уилла?
Лейн взяла чашку с чаем.
— Да. Объяснила, как и почему мы с Кентом поженились и усыновили Уилла, и что до предсмертного признания Шарон Кент считал мальчика своим сыном.
— Понять не могу, с чего моя дочь стала перед смертью набожной и принялась исповедоваться в грехах. — В уголках серых тусклых глаз Лилли Мэй появились слезы. — Я любила мою Шарон. Но видит Бог, она дурно вела себя. Люди, наверное, подумали, что смерть от СПИДа была карой за ее грехи. Только это не Божья кара. Она сама виновата в своей болезни. Если б не пристрастилась к наркотикам, то не умерла бы от этой жуткой заразы.
Лейн молчала. Она была согласна с мыслями Лилли Мэй о никчемной жизни Шарон, но не могла в отличие от нее осуждать родную мать Уилла. В конце концов, Шарон дала ей то, чего она никак не могла получить иным образом, — ребенка Джонни Мака.
— Стало быть, Джонни Мак знает правду. — Лилли Мэй задумчиво посмотрела на Лейн. — А вы не рассказывали ему о жизни с Кентом? Не сказали, какую цену заплатили за жизнь Уилла?
— Нет, не сказала. И не хочу, чтобы ты посвящала его в мои секреты, понимаешь?
— Да, понимаю. Очень хорошо понимаю.
* * *
То, что у двери его встретила бабушка, а не кто-то из слуг, сказало Уиллу, как ей хотелось видеть его. Может, раз он знает, что Кент не был его отцом, не следует думать об Эдит Уэйр как о бабушке. Но как совладать со своими чувствами? Мисс Эдит, как все обращались к ней из уважения к ее положению в обществе, всегда была любящей бабушкой, постоянно расточавшей на него внимание и деньги.
Эдит взяла его за руку, взгляд ее был неуверенным печальным.
— Спасибо, что пришел, Уилл. Я понимаю, что отношения между нами были натянутыми после смерти твоего отца… то есть Кента.
— Да, мэм. Наверно, вас очень потрясло известие, что Кент не мой родной отец.
— Разумеется. Сильно потрясло всех нас, кроме Лейн, всегда знавшей…
— Не говорите ничего дурного о моей матери, — сказал Уилл. Под ложечкой у него засосало. Он не станет слушать, как мисс Эдит обвиняет его мать. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Пусть ему четырнадцать лет и другие считают его ещё ребенком, он знает, что к чему. Знает, что его мать страдала больше всех. Слышал, что говорил ей Кент перед разводом. Знал, как обходился с ней. А теперь, когда Кент погиб, люди считают, что его убила она. Но он знает, что это неправда. Мать никого не способна убить. Разве что в самообороне или защите того, кого любит.
— Хорошо, — ответила Эдит. — Не будем сегодня говорить о Лейн. Сейчас у меня более важная проблема. — Эдит ввела Уилла в холл с мраморным полом и закрыла за ним дверь. — Мэри Марта очень взволнована, никак я; не можем ее утихомирить. Джеки предложила дать ей успокоительное, но моя бедная девочка после смерти Кента принимала слишком много лекарств. А лекарства иногда плохо действуют на нее. Я подумала, что ты сможешь ее успокоить. Ты всю жизнь мог оказывать чудотворное воздействие на Мэри Марту.
— Конечно, я сделаю все, что смогу, но если она все еще в тяжелом состоянии, как в день похорон па… Кента, то вряд ли даже узнает меня.
— После похорон она ни с кем словом не обмолвилась, — сказала Эдит. — До сегодняшнего вечера. Несколько часов она укачивала одну из своих кукол и называла своим ребенком. Потом вдруг отшвырнула куклу, сказала, что это не ее ребенок, что ее ребенок уже большой мальчик. Потом начала звать тебя.
Эдит прослезилась. Когда она закрыла глаза, на ресницах заблестели капельки, на скулы заструилась влага.
— Ты всегда играл с ней в эту вашу игру. Ну, где притворяешься, что ты в самом деле ее ребенок. Я надеялась, что и сейчас поиграешь. — Эдит открыла глаза и взглянула в лицо Уиллу. — А если она скажет что-то… ну, понимаешь, о Кенте…
— Не думаете, что есть смысл вызвать врача? — спросил мальчик. — Не старого дока Моргана, а психиатра, который будет в состоянии оказать ей помощь.
— Если улучшения не наступит, то, конечно, придется прибегнуть к психиатрической помощи. Знаешь, мы показывали ее разным врачам, она даже оставалась в нескольких частных клиниках, но помочь ей не смог никто.
Уилл начал подниматься, потом остановился, заметив, что бабушка осталась в холле.
— Не идете со мной наверх?
— Нет. — Эдит покачала головой. — Думаю, будет лучше всего, есди ты зайдешь к ней один. Она всегда предпочитала, чтобы ты общался только с ней. Но когда будешь уходить, пожалуйста… просто скажи мне, как у нее дела.
Мальчик кивнул:
— Непременно.
Комната Мэри Марты находилась в конце коридора. Мальчик немного постоял у закрытой двери, несколько раз глубоко вздохнул и морально приготовился к тому что обнаружит, войдя в комнату тети. Когда постучал, Джеки Каммингс тут же открыла дверь.
— О, привет, Уилл. — Она отступила, чтобы дать пройти мальчику. — Мисс Эдит сказала, что ты идешь сюда. Надеюсь, тебе удастся успокоить тетю. Видишь, она учинила разгром в комнате, но мисс Эдит не позволила дать ей успокоительного. И, пожалуй, она права. Мы держим Мэри Марту в состоянии одури со дня похорон твоего отца… то есть Кента.
Уилл быстро обежал взглядом комнату. Детская. Приют маленькой девочки. Повсюду разбросанные куклы, валяющееся на полу постельное белье, подушки и книги наводили на мысль, что у маленькой девочки, живущей здесь, был сильный приступ раздражения.
Мэри Марта, забравшись в дальний угол, сверкала глазами и методично вырывала из книги лист за листом. Бумага падала на пол, словно осенние листья с ветвей.
— Никаких сказок на ночь. Никаких сказок на ночь, — твердила она, уничтожая книгу.
Уилл сделал несколько неуверенных шагов в ее сторону. Он сам не знал почему, но между ним и Мэри Мартой существовала какая-то особая связь. Всегда, насколько он помнил. Теперь он думал, что они с инфантильной тетей когда-то привязались друг к другу, потому что он сам был ребенком. Но по мере того как он становился старше, связующие их узы не рвались. Мэри Map та часто называла его мой ребенок, и когда на нее находил один из капризов, его родители позволяли ей лелеять фантазию, что мать его она, а не Лейн.
— Тетя Мэри Марта?
Услышав его голос, она тут же перестала выдирать листы.
— Уилл?