Красное море - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Шадловский cтр.№ 4

Камеры предварительного заключения (или «маацар» на иврите) и в Офакиме, и в Нетивоте славились своей перенаселённостью, духотой и дурным отношением начальства и охраны к заключённым. В Беэр-Шеве, по сравнению с другими, КПЗ считался одним из лучших, самым уютным, если, конечно, в такой ситуации может идти речь об уюте. А уж по сравнению с российскими, здесь вообще курорт. Так говорил Дядя Борух. А он знал, что говорил. Насмотрелся за свою жизнь. В камере было два помещения. В одном туалет с душем, в другом, соответственно, спальные места. Нельзя сказать, чтобы было очень просторно, но те, кто приходил из других мест, утверждали, что здесь намного лучше.

— Всё, принимайте новичка, — Горкадзе ввёл в камеру парня. Тот держал под мышкой матрац. На вид ему было лет тридцать — тридцать пять. Невысокого роста, длинные волосы, борода, одет в джинсу…

— О, пацаны, лоха привели, — загорелся Бык. — Ну-ка, ты, иди сюда!

Парень оглядывался, искал, куда бы положить матрац. Но место было только возле Доры. Он кинул матрац рядом с ним.

— Ты кто? — спросил Шульман. — Постой, постой, что-то мне твоё лицо знакомо. Ба! Так это ж Евгений Чёрной, журналист. Я твои фотографии в газете видел. Ты-то как сюда попал? За что? Садись сюда, со мной.

Журналист присел на койку. Зажал руки между коленями.

— Честно говоря, понятия не имею. Мне позвонили из полиции, сказали, чтоб я пришёл, что какая-то жалоба на меня, нужно проверить…Я, как нормальный человек, пришёл, а меня в наручники…И понеслось! Тут тебе и шантаж, и угроза убийства, и связь с криминалом, и черт знает что ещё! Я уж и не помню толком.

— Да-а, — протянул Игорь, — влип ты по самые яйца. Если полиция вцепилась, так просто не отвертишься. И что, ты хочешь сказать, что ни в чем не виноват?

— Ну знаешь, было бы желание, а компромат на любого можно найти. Что же теперь делать?

— Ждать. Кто у тебя адвокат?

— Нет у меня адвоката.

— Значит, дадут бесплатного. Правда, здесь и платные адвокаты — дерьмо. Не переживай, судя по всему, влепят тебе года три. Ну, ладно. Где ж тебе пристроиться? — Шульман оглядел переполненную камеру. Остановил взгляд на Мише. — Слышь, Дора, дуй в душевую. Будешь возле параши спать.

— А почему я? — заныл Дорман. — Пусть новенький туда идёт.

— Дора, ты никак головой поехал? Права вздумал качать! — Натан недоуменно повертел головой. — С ним здесь, как с человеком обращаются, а он…Хочешь, чтоб мы тебя «марокканцам» отдали? Смотри, у нас не застоится. Они любят таких, как ты. Будешь им не только трусы стирать, но и задницу подставлять. Хочешь?

Дорман молча свернул свой матрац и скрылся в душевой. Оттуда донеслось его недовольное ворчание. Евгений бросил свои вещи на освободившееся место. Рядом лежал смуглый парень, все время смотрел в потолок, будто хотел в нем дырку сделать. Его смуглость была не природная, скорее всего, обгорел на жарком израильском солнце.

— Не обращай на него внимания, — сказал Натан. — Он румын, не понимает ни хрена, ни на иврите, ни по-русски.

— За что же его сюда?

— Неизвестно. Может, нелегал, а может, и пришил кого-нибудь. На допросы его не вызывают, суда ещё не было.…Слушай, журналист, ты уже бывал в этих местах?

— Не приходилось.

— Ну, тогда, с крещеньецем тебя, — Игорь Шульман достал из-под подушки самодельный нагреватель, изготовленный из двух проводков и консервной крышки. Опустил его в банку с водой, включил в розетку. — Кто чифир будет? Кстати, журналист, чтоб ты знал на будущее: в «хате» не сорить, не плевать, это неуважение. Теперь это наш дом, а в доме не срут. Что касается Доры, то все его вещи помечены дыркой. Видишь, на кружке, на ложке… Никогда его вещи не бери, ничего ему не давай, не здоровайся за руку… Иначе сам будешь считаться «опущенным». Понял?

Игорь сделал глоток, передал банку Сашке Евреину. Тот понюхал, поморщился, но тоже отпил. Банка пошла по кругу. Потом все с наслаждением закурили. На нижней полке заворочался пожилой мужичонка с испитым лицом.

— О, наш убивец прочухался, — засмеялся Шульман.

— Сам ты убивец, — прошепелявил мужичонка. — Дай чифирчику.

— Это Лёша Бляхман. Его за убийство посадили, — пояснил Натан Евгению. — Свою бабу врезал бутылкой по голове. Светит двадцать пять лет. Так что, когда он выйдет, ему уже будет далеко за семьдесят. Если вообще выйдет.

— За что ж он её так?

— По пьянке. Она ему сказала, что он не мужик. А Лёша обиделся. Потом неделю от полиции бегал. В итоге, сам пришёл и сдался.

— А что было делать? — подал голос Бляхман. — Жрать нечего, денег нет. Тут хотя бы кормят. — Он тяжело вздохнул. — Она сама виновата. Разве можно так мужика оскорблять? Я ж из Дагестана, у меня кровь горячая.

— Башка у тебя дурная, а не кровь горячая! — Игорь поднялся, чтоб заварить новую порцию. — Эй, Колян, подваливай к нам, не бойся, — позвал он бывшего главного инженера, — ничего тебе Бык не сделает.

Николай Борисович молча взял из рук Шульмана банку с чифирем, выпил, и снова отошёл в свой угол, куда испуганно забился с самого утра. Весь день он мучительно размышлял, чем ему придётся рассчитываться за ночное прегрешение. Что с него ещё потребует Бык, или хуже того, Дядя Борух? И надо ж было такому случиться! Он чисто автоматически взял ту злосчастную сигарету, даже не задумался. Нет, он знал, что чужое брать нельзя, но даже представить себе не мог, чем это обернётся. Кто бы мог подумать, что он, Николай Борисович Кляймер, главный инженер огромного производства, бывший депутат всех мыслимых и немыслимых советов, член коммунистической партии, близкий друг первого секретаря Молдавии, и т.д. и т.п., окажется в таком дерьме?! Что он будет бояться какого-то недоноска, какого-то Быка, который и на быка-то не похож…

— Слышь, Колян, не мучайся, — угадал его мысли Шульман. — Твоя «хавера» телекарт принесёт? Вот и отдашь его Быку. Будете в расчёте. И не расстраивайся. Много тебе не дадут. В крайнем случае, три месяца не будешь появляться дома. Ты же не судимый, в первый раз…

— Все мы когда-то были в первый раз! — буркнул Натан. — Смотря какой судья попадётся. Есть тут один гад, лысый…То ли ''марокканец'', то ли ещё кто, короче, сефард… «Русских» терпеть не может. Залепит на полную катушку! Мало не покажется! Как говорится, «мама, не горюй».

Натан улёгся на койку, закинул руки за голову и прикрыл глаза. Воспоминания, как уже бывало не раз, накатывались медленно и неотвратимо. Где же он все-таки допустил оплошность? Или его арест, это просто чья-то ошибка?

Натан давно уже понял, что этот мир не для него. Но в каком из известных миров ему жить, не знал. Он страшился смерти, хотя догадывался, что там, за чертой, душе, не обременённой телом, наверное, будет легче. Нет, не смерти Натан боялся, а предсмертья. Того, что предшествует уходу: боли и одиночества. О чем бы ни умолял Бога человек, а в глубине души он больше всего надеется на лёгкую смерть. Нет, не надеется, жаждет! Жаждет, потому что боится.