Старик, который читал любовные романы - читать онлайн книгу. Автор: Луис Сепульведа cтр.№ 11

«Выдоенная» змея разжимала кольца, которыми обвивала руки охотника, и повисала плетью, словно осознав, что дальнейшая борьба бесполезна и, оставшись без своего главного оружия, она оказывается лишь легкой добычей противника. Получив от рептилии то, что ему было нужно, Антонио Хосе Боливар с омерзением забрасывал змею в чашу леса, куда-нибудь подальше от тропы.

За яд хорошо платили. Каждые полгода в поселок приезжал представитель какой-то лаборатории, где делали противозмеиную сыворотку. Он-то и скупал у Антонио Хосе Боливара его калебасы с отравой и оставлял взамен специально приготовленные для будущей охоты стеклянные флакончики с резиновой крышкой.

Несколько раз случалось так, что змея оказывалась проворнее Антонио Хосе Боливара или более сообразительной, чем он рассчитывал. Впрочем, это уже было неважно. Он знал, что последует за ядовитым укусом. Сначала его тело распухнет, став похожим на туловище жабы, затем опухоль спадет, и он проваляется в бреду и горячке несколько дней. А потом… потом все пройдет без следа. Первую, так дорого обошедшуюся и едва не стоившую жизни прививку ему сделали одним из самых сильных ядов. Каждый последующий укус ядовитой змеи лишь укреплял его иммунитет. Антонио Хосе Боливару нравилось наблюдать за изумленным выражением лиц поселенцев, когда он, словно невзначай, показывал им свои запястья и предплечья, во многих местах отмеченные характерными шрамами.

Жизнь в сельве дала ему не только прививку от змеиного яда. Его тело приобрело кошачью гибкость и с годами становилось лишь сильнее. О сельве, ее чудесах и опасностях он знал столько же, сколько любой индеец из племени шуар. Он выслеживал добычу так же, как любой из шуар. Он плавал и нырял так же, как любой из шуар. В общем, он был как бы одним из них, но в то же время он так и не стал одним из них.

Он был чужим, и по этой причине индейцы иногда просили его на какое-то время покинуть их племя. И дело было не в недоверии или отсутствии симпатии. Наоборот, он им очень нравился, и больше всего в нем нравилось то, что он был чужим. Индейцы объяснили Антонио Хосе Боливару, что им нравится встречать его, знать, что он где-то рядом, общаться с ним… При этом ничуть не меньше им нравились то чувство грусти, которое они испытывали в его отсутствие, та печаль, которая находила на них, когда не было возможности просто взять и поговорить с ним. Тем сильнее был всплеск радости, когда они, словно дети, встречали его вновь.

Шло время. Сезоны дождей сменялись периодами хорошей погоды. Постепенно, год за годом, он познавал обычаи и ритуалы индейского народа. Ему позволялось присутствовать и даже участвовать в ежедневном поклонении высушенным на солнце черепам врагов – тех, что пали в честном бою как храбрые воины. Вместе с индейцами он читал нараспев их не то гимны, не то молитвы, в которых они возносили хвалу павшим врагам за то, что от тех к ним переходит их сила и воля, а кроме того, выражали надежду на долгий мир без войн и междоусобиц.

Он даже был приглашен принять участие в обряде прощания. Когда старейшины племени решали, что настал их час «уходить», в стойбище устраивали большой праздник.

Старейшинам подносили все ту же натему, но приготовленную по особому рецепту – с добавлением нескольких трав, которые считались очень ядовитыми. Под ритмичное чтение обрядовых заклинаний и под воздействием галлюциногенного отвара перед уходящими раскрывались двери в будущие жизни, в которых уже все было предначертано богами. Антонио Хосе Боливар помогал индейцам переносить неподвижные, начинающие остывать тела уходящих старейшин в шалаш, построенный в самой чаще сельвы. Там вместе с другими посвященными он обмазывал их сладчайшим медом с пальм чонда.

На следующий день, продолжая твердить заклинания, он шел с другими индейцами к шалашу, где исполнялся обряд приветствия новых жизней, в которые вступили ушедшие старейшины. Им предстояло принять облик рыб, бабочек, хранящих тайную мудрость зверей или вольных птиц. Соплеменникам же оставалось лишь собрать в шалаше белые, дочиста обглоданные безжалостными челюстями хищных муравьев кости.

Пока Антонио Хосе Боливар Проаньо жил среди народа шуар, ему не были нужны книги о любви для того, чтобы познать ее.

Так как он не был одним из них, у него не могло быть жен из племени шуар. Но поскольку он был как бы одним из них, гостеприимное племя шуар всегда предоставляло ему на сезон дождей одну из своих женщин. В этом поступке индейцев не было ни капли снисходительности – скорее наоборот, они были горды тем, что могли оказать другу такую услугу. Вместе с женщиной ему выделялась и одна из хижин – по его просьбе на некотором удалении от стойбища.

Предназначенная ему женщина затягивала долгую, почти нескончаемую песню и уводила его на берег реки. Там она мыла его и натирала ему все тело благоухающими лепестками диких цветов. Затем они вдвоем возвращались в хижину, где женщина ложилась на циновку, расставляя чуть согнутые в коленях ноги. На телах, слившихся в порыве любви, дрожали отблески тлеющих в очаге углей. При этом все время, что мужчина проводил с женщиной, та продолжала негромко, почти не сбиваясь с ритма, напевать древнюю любовную песню, в которой говорилось о красоте тел влюбленных и о чистой радости наслаждения, многократно усиленного звуками песни любви.

Это была самая чистая любовь – любовь, целью которой является только она сама и ничего более. Не было в этой любви места ни жажде обладания, ни ревности.

– Никто не в силах захватить и присвоить себе раскат грома. Никто не может отобрать небеса у другого человека. Никто не может забрать небо с собой при расставании.

Так однажды Нушиньо объяснил другу, на чем строятся отношения мужчины и женщины у народа шуар. Сидя где-нибудь на берегу неспешно текущей Нангаритцы, можно было подумать, что время забыло об этом уголке амазонских джунглей. Но птицы, прилетавшие с запада, уже знали, что происходит в той стороне. Огромные машины вгрызались в толщу сельвы, нанося ей страшные раны и вырывая из нее целые куски.

Индейцам шуар тоже пришлось ускорить ритм своей жизни. Они уже не могли позволить себе провести три года на одном месте, с тем чтобы потом спокойно и неторопливо уйти, дав природе возможность восстановить силы после долгого сосуществования с человеком. Теперь, не успевал сезон дождей смениться ясной погодой, как племя собирало свои жилища и кости предков и уходило все дальше в джунгли, стараясь как можно дольше откладывать встречу с чужаками, объявившимися на берегах Нангаритцы.

В Эль-Идилио с каждым днем прибывало все больше новых переселенцев. Теперь они ехали в эту глушь, поверив басням властей о программе быстрого развития во вновь осваиваемых районах скотоводства и деревообработки. С увеличением количества жителей в поселке неизбежно появилась лавка, а в ней алкоголь – просто как товар, лишенный всякой ауры сакральности. Ритуал потребления спиртного исчез, и за короткое время самые слабые, быстро привыкшие к хмельному дурману люди спились. Но, пожалуй, самым страшным для здешних мест стало, подобное чуме, нашествие золотоискателей. Это отребье без каких бы то ни было представлений о морали и чести стекалось сюда со всех концов страны с единственной целью – обогатиться, и как можно быстрее.