Ковчег - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Мэйн cтр.№ 8

Мимо меня проплывает равнина. На севере все как будто залито белилами, словно близость к Богу лишает красок. Даже небо белое. Люди, живущие там, носят желтую или серую одежду — естественные цвета шерсти и льна. На юге местные окрашивают материю индиго и горчицей, отчего становятся похожи на мухоловок и турманов, стайками порхающих в небе.

За десять дней я покрыла двести миль. Полупустыня осталась позади. Сейчас я еду через степь, где бледно-зеленая трава смешивается с сухой и желтой. Вокруг меня пьяно порхают оранжевые, зеленые, черно-синие бабочки. Кажется, все существа добиваются в жизни успеха. Только не я. (Мой осел тоже рад бы добиться успеха, но он как-никак всего лишь осел.)

В полуразрушенной рыбацкой деревеньке я торгуюсь за место на грузовом судне. Капитан неразговорчив, покрыт морщинами, черен и склонен верить в дурные приметы. Он наг, если не считать набедренной повязки, и прихрамывает.

— Мне почти нечем платить, — предупреждаю я.

— На корабле есть место, — пожимает он плечами. — К тому же, если я совершу доброе дело, Бокатаро будет добра ко мне.

«Бокатаро, — приходит мне в голову догадка, — имя местной богини».

— С другой стороны, — зевает капитан, — откуда мне знать наверняка? Никому не под силу предсказать настроение Бокатаро. Она может прогневаться за то, что я помогаю язычнице, и дело кончится страшной бедой.

Капитана зовут Ульм. Я прошу, чтобы он прервал свое путешествие и отвез меня на юг, но получаю отказ. Он собирается выйти из этого небольшого залива и пойти морем к восточному берегу. Весь путь составит около сотни миль. Ульм твердо уверен, что его баржа на большее не способна.

Может, он и прав. Лодка крепкая и широкая, но в длину не превосходит тридцати локтей. Она отчаянно скрипит, качаясь на волнах. Тюки, накрытые синей парусиной, закреплены на палубе так, что места хватит только пяти-шести матросам, которые будут управлять парусами. Паруса два: большой треугольный — в центре палубы, поменьше — на носу.

Они собираются загрузить корабль вечером и отплыть на рассвете. Ночью я просыпаюсь от громких криков и ударов волн, которые грозят опрокинуть судно. Резкий рывок, швартовы лопаются, и лодка отплывает от берега во тьму. Облака затягивают луну, света достаточно, чтобы убедиться в том, что его недостаточно. («Дурное знамение», — сказал бы мой муж.)

Паруса нераскрыты, и матросы кидаются их поднимать, прикладывая все усилия, чтобы выдержать правильный угол, иначе мачта сломается, как лучина. Два крепких матроса с Ульмом склонились на корме над румпелем в восемь локтей — он крепится к большой лопасти, служащей рулем. Они пытаются усмирить лодку. Румпель вырывается из их рук, словно пойманный преступник.

Я хватаю за плечо Ульма и ору, стараясь перекричать воющий ветер:

— Чем я могу помочь?

Волна размером с дом бьет в планширь, мы все падаем на колени. К счастью, никого не смыло за борт. Ульм истошно кричит мне в ухо:

— Спрыгни за борт, тварь проклятая!

Похоже, он говорит искренне. Спотыкаясь, я пробираюсь по палубе и наконец нахожу место, где можно укрыться — между двух крепко привязанных к палубе тюков. Я хватаюсь за канаты, которыми они крепятся к палубе, и зарываюсь спиной в один тюк, а ногами — в другой. В тюках то ли материя, то ли шерсть, поэтому кажется, что меня обхватывают ласковые руки.

Проходит время, и небо расчищается. Волнение на море прекращается, и сверкающая гладь отражает десятки тысяч звезд, мерцающих в черной синеве. Картина, достойная восхищения, но мы заняты борьбой за жизнь. Далеко не сразу я понимаю, что за жизнь мы уже не боремся. Баржа идет плавно, палуба практически не качается. Ветер ровный, и нас уже не заливают потоки воды.

Небо слева по борту светлеет. Это странно, восход должен быть за кормой, ведь мы держим курс на запад. Может, капитан передумал? Судно гонит ветер. На волнах за бортом вскипают барашки, цветом похожие на перья цапли. Мы летим вперед быстрее лошади, лавины, водопада. Мы шли с такой скоростью, по крайней мере, полночи. Слева от меня небо становится бирюзовым, потом розовеет.

Я поднимаюсь на ноги. Тело болит, но слушается. Моряки о чем-то тихо перешептываются между собой. Ульм за румпелем один. Он смотрит вперед, потом переводит взгляд на меня.

— Иди сюда, ведьма, — кричит он.

Я подхожу с опаской. Он смотрит на меня как на воплощение всех мыслимых грехов, в его взгляде сочетаются интерес и отвращение.

— Что ты за демон?

На этот вопрос у меня нет ответа.

— Тебе нужно на юг. — Он плюет за борт, его подбородок дрожит от раздражения. — Значит, мы отправляемся на юг.

— Хочешь на запад, поворачивай, — отвечаю я. — Там я найду караван на юг.

Капитан фыркает:

— Ведьма, если мы повернем на запад, то уже к полудню будем кормить рыб. Будто сама не знаешь.

Из его слов я прихожу к заключению, что, если он попробует воспротивиться силе ветра, гонящего нас вперед, корабль просто развалится на части.

— Я еще не выкинул тебя за борт только по одной причине: я не знаю, на что ты способна, если разозлишься.

Секунду я раздумываю над его словами:

— Лучше тебе и не знать.

Я оставляю его возносить молитвы (или осыпать проклятиями) Бокатаро, а сама возвращаюсь к своему гнездышку между тюков. Солнце уже взошло и играет на морских волнах. Матросы повернулись ко мне широкими спинами. Странно осознавать, что мое присутствие наводит страх на крепких, сильных мужчин. Я представляю, что станет, если я к этому привыкну. Как же часто получалось наоборот.

В тот день никто со мной даже словом не обмолвился. Моряки по очереди следят за парусами. Я съедаю пару фиников и несколько ломтиков вяленого мяса. Хорошо, что я взяла с собой еду.

Когда приходит время красного, как короста, заката, капитан снова обращается ко мне. Его силуэт темнеет на фоне заходящего солнца. Капитан поглаживает больное колено.

— Думаю, мы прошли около ста миль.

— Это много?

В его голосе мешаются страх и удивление.

— Столько судно может пройти дней за пять. Ни ветерочка в нос. Дует только с севера. Никогда такого не видел.

Он сплевывает.

— Можешь не спрашивать, почему корабль еще не развалился. Я не знаю.

Я думаю о Боге Ноя и Сима и отвечаю:

— Я знаю почему.

— Ты-то знаешь. Кто бы сомневался, — говорит он и отворачивается.

Так продолжается семь дней.

* * *

Наконец мы высаживаемся на берег в сотнях лиг к югу от нашего первоначального места назначения. Матросам незнакомы эти земли. С одной стороны, они хотят разорвать меня на части, с другой стороны, им интересно, куда их занесло. Ветер стихает, и корабль плавно скользит вдоль золотистого песчаного берега, заросшего деревьями с густой листвой. Вдали виднеются холмы, покрытые лесом. За ними синеют горы. Вдоль берега каменными истуканами вытянулись цепью воины, они вздымают копья, на остриях что-то влажно поблескивает. Наверное, яд.