Отважный муж в минуты страха - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Тараховский cтр.№ 48

Все шло хорошо. Даже слишком.

— Господин Наджи, я приехал к вам затем, чтобы выразить свою самую серьезную благодарность, — сформулировал, наконец, Саша и порадовался точной восточной витиеватости придуманного захода. — Я имею в виду статьи, которые вы опубликовали в вашей газете.

— О, сущая ерунда. Орошение, танцы, спорт, что-то там еще. Не стоит ваших слов, — мягко отмахнулся Наджи, однако поднялся, задернул шторы, приложил палец к губам, имея в виду охранника, и объяснил: — Слишком много солнечной энергии…

«Счастье, что Манилов неглуп, — подумал Саша. — Сразу все сообразил. Симптом. Хочет, чует, но боится глаз и ушей. Боится глаз и ушей, но очень хочет».

— Помня о добром прошлом, двигайся в будущее. Так говорят ваши мудрецы, — сказал Саша и легким движением выложил из кейса на притемненный стол пачку денег… — Господин Наджи, я хочу предложить вашему вниманию новые печатные материалы…

— Хм… — мгновенно сработал условный рефлекс, и рука Наджи накрыла пачку старой газетой… — Обязательно почитаем и изучим. Очень интересно, господин Сташевский. Если подойдут, опубликуем. Но предупреждаю — если подойдут.

«Подлохматило, — с облегчением подумал Саша. — Сглотнул. Теперь легче».

— Сотрудничество — замечательная вещь, — сказал Саша. — Даже в нашем разделенном мире оно способно приносить таким журналистам, как мы с вами, взаимную пользу, не так ли?

— О, как красиво вы сказали! — радостно заулыбался Наджи. — Как кратко и правильно! Клянусь аллахом, как в рубай Хайяма!

«Пора», — подумал Саша. Выдохнул и снова набрал в легкие горячего воздуха.

— Потому, я думаю, самое главное, — сказал он, — чтобы сотрудничество осуществлялось по доброй воле, цивилизованно и, главное, на прочной договорной основе… — и еще одним легким движением распластал перед Наджи костроминскую бумагу.

«Я такой-то согласен оказывать услуги…» Пауза образовалась столь короткая, что слушатель со стороны едва бы ее различил; она оказалась достаточно длинной для того, чтобы Наджи прочел, осознал и, замотав головой, отодвинул бумагу от себя…

«Кашка бздит», — весьма кстати вспомнил Саша еще одно выражение Орлика: «Манилов киксует».

— Согласитесь, господин Наджи, — сказал он вслух, — именно прочная договорная основа дает возможность осуществлять сотрудничество долговременно и плодотворно… — и, снова пододвинув бумагу Наджи, изобразил на лице недоумение: что это вы вдруг? чего испугались, дорогой господин Наджи?

— Все так, — забито улыбнулся Наджи, — но у вас такая большая страна, а у меня такая маленькая газета — какие между нами могут быть договорные отношения? Лев не может дружить с зайцем… — Наджи мягко, но определенно переместил бумагу в сторону Саши…

«Абзац. Манилов уперся. Я знал. Дурак Костромин, осел я».

— Дело не в размерах, господин Наджи, в доброй воле сторон, а также в полном доверии, в настрое на позитив и взаимную выгоду… — заплетая такую словесную косицу, Саша хладнокровно накрыл бумагу второй пачкой извлеченных из кармана денег и возникший бутерброд снова передвинул к персу. «Я ваш друг, господин Наджи, берите, господин Наджи, я плохого не посоветую», — выражало при этом его лицо.

Пауза длилась чуть дольше первой.

Результат удивил.

Наджи вернул Саше и бутерброд, и первую пачку благодарности, извинительно улыбнулся и, сложив перед собой руки крестом, дал понять: это все, разговора больше не будет.

Все стало на свои места.

«Вот тебе и Манилов, — подумал Саша. — Чистый Собакевич. Отдавил ноги. Оставил без яиц».

Настаивать было бессмысленно. Важно было сохранить лицо. Как? Картинно, с равнодушием верблюда удалиться? Горячечно пожать руки и заверить в вечной дружбе? Оскорбиться и плюнуть хитроумному персу в лицо? Как?

«Вас точно здесь расстреляют, Сташевский, — вспомнил Саша рассказ деда и эти слова пожилого конвоира с винтовкой, негромко сказанные деду в спину на прогулке заключенных во дворе пересыльной тюрьмы в Подольске. — Я дам вам бумагу и карандаш, черкните записку жене, брату, свату, кому угодно — я отошлю… Просите перевода в Москву, жалуйтесь прокурору, Берии, хоть господу богу… Я вас узнал, я был на ваших концертах, я вас уважаю. Бегите отсюда, не оставайтесь здесь надолго, здесь — смерть».

Неторопливо, с безмолвным достоинством и насупленным лицом — пусть видит перс, что обидел в самых лучших чувствах, — Саша собрал со стола не пригодившийся «реквизит»; первым делом, вспомнив Костромина, умыкнул в кейс бумагу, за ней последовал второй денежный довесок. Размышления задержали его с первой порцией благодарности: не забирать было нелогичным, забрать — полным свинством, Наджи действительно публиковал апээновские материалы, так пусть он, красавец, в интересах Союза публикует и в будущем… И Саша великодушно оставил первую пачку, снова задвинул ее под газету и протянул Наджи руку.

— Как бы там ни было, я покидаю вас с надеждой на дальнейшее сотрудничество, господин Наджи.

— Это мои слова, — оттаял в улыбке Наджи. — Вы сняли у меня с языка…

Рукопожатие было крепким, потным и неискренним.

— …А анекдот, господин Сташевский? Где же ваши знаменитые анекдоты? Без анекдота я вас не отпущу…

— Анекдот готов, — сказал Саша. — Мой сегодняшний визит — вот самый смешной анекдот.

Вышел из редакции, резко повернул к машине.

Чуть изменившаяся походка выдавала раздражение. Но вокруг все было буднично и обыкновенно: мужчины в сером, женщины в черном, зеленые чинары, арыки, улица, солнце. Никакой для него опасности вроде бы не наблюдалось.

Усмешка на лице означала, что он проклинает себя, Наджи, Костромина, всеобщую торжествующую глупость, но более всего себя. «Герой, — говорил он себе. — Сильно ты отличился перед ГБ и помог Мехрибан. Настоящий герой. Завалил простое дело».

Усмешка сменилась удивлением, когда еще издали заметил возле своей «Волги» Кузьмина. Опершись на бежевый багажник, второй секретарь с безразличием, скрывавшим напряжение, покуривал и высматривал Сашу. «Так вот кого назначил в помощь большой учитель Костромин! Чувачка Кузьмина! Этот может, наверняка, — ядовито подумал Саша. — Гигант. Любое дело может с блеском подхватить и окончательно под фанфары похерить».

— Здорово, — сказал он Кузьмину.

— Привет, — ответил Кузьмин. — Как прошло?

— Нормально.

— А это вы видели?

Теперь Саша понял, почему волновался Кузьмин, поджидая его. Оба задних колеса на «Волге» были спущены. Случайность исключалась, дело свершила зловредная чужая рука: два колеса никогда не прокалываются одновременно. Саша, мгновенно вспомнив Макки, огляделся: Тегеран вокруг по-прежнему казался неторопливым и безразличным — маска, за которой скрывались опасность и смерть.

Саша тоже закурил.

«Что будем делать?» — спросил он Кузьмина. «Свалим, — сказал Кузьмин. — Потом пришлем аварийку, тачку пригонят в посольство». «Какие суки, — сказал Саша. — Ты на машине?» «Да, — ответил Кузьмин, — но на „Пежо“». «Одна запаска у меня в багажнике, — сказал Саша, — второе колесо снимем, отвезем в монтаж». «А смысл? — спросил Кузьмин. — Потеря времени. Давайте свалим». «Ты прав, — сказал Саша. — Езжай». Не будь триумфа у Наджи, он, скорее всего, последовал бы совету Кузьмина, но Наджи плюс проколотые колеса — это было слишком; толчки упрямой крови стукнули ему в голову, он завелся… «Свалим, Александр Григорьич. На хера нам подставляться». «Езжай, — сказал Саша. — Я останусь». Сваливать, то есть позорно бежать, ему сейчас совсем не хотелось; он уже сыграл труса, когда не вышел на лестницу в помощь Кизюну больше трусом не будет, потому что он не трус, но чувачку этого не понять…