Крым - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 62

Лемехов перебирал четки, смотрел с высоты на Средиземное море, и могучие турбины несли его в небесах к заветной цели.

Стамбульский аэропорт был грандиозным месивом разноязычных народов, которые сдвинулись со своих насиженных мест, текли по миру, сталкивались, слипались, вновь распадались, вовлеченные в кружение по континентам. Словно искали и не находили заветного места.

Ночью в самолете из Стамбула в Москву он погрузился в дремоту. Его сон напоминал мглу, в которой что-то рокотало, переливалось, струилось. Эта мгла вдруг сложилась в отчетливый образ. Он видел купол, построенный из грубых камней, какие бывают в старинных палатах и храмах. Под этим куполом, глубоко внизу протекало действо, то ли многолюдное собрание, то ли церковная служба. Пестрые оживленные люди, огоньки, детские и женские лица. Купол над ними начинал сотрясаться, камни шевелились, крошились. Сверху на них давила чудовищная сила. Вся устойчивость кладки держалась на одном-единственном камне, помещенном в центр купола. Этот «замковый камень» дрожал, был готов упасть. И тогда вся груда камней обрушится на людей и раздавит. Он, Лемехов, подпирает руками «замковый камень», не дает упасть. Чувствует жуткое дрожанье свода, страшную силу, сокрушающую кладку. Руки его отекают кровью, жилы набрякли и рвутся. Он из последних сил удерживает «замковый камень», чувствуя чудовищную, неземную природу этой кромешной силы.

Очнулся от глухого толчка. Самолет выпустил шасси, снижался. За окном в утреннем свете зеленели подмосковные леса, сияли озера и реки, переливались крыши поселков.

В ВИП-зале он ожидал увидеть встречающих. Рукопожатия, приветливые лица, бодрые пожелания. Дорожный саквояж – в руки охранника. Беглый обмен впечатлениями. Глаза Верхоустина, которые станут подобны василькам, когда он услышит о «скрежете пуль по броне». Уютный, с запахами лаков и кожи, салон автомобиля. По пути в Москву – несколько неотложных звонков. Голос Ольги напоминает переливы флейты. Сказать ей или нет о золотом кольце с изумрудом? И прямо с аэродрома, не заезжая домой, – на работу, проводить совещание работников космической отрасли, посвященное «Лунному проекту».

Он сидел в ВИП-зале, но встречающих не было. Он принялся звонить Двулистикову, телефон молчал. Принялся звонить охране, но та не откликалась. Молчали телефоны Верхоустина и Черкизова. Он не понимал, что случилось. Встал и направился к выходу. На выходе он встретился с шофером, который пугливо и неуверенно приветствовал его.

– Что случилось? Сколько я могу ждать?

– Я не виноват, Евгений Константинович.

– Какой там «Лунный проект», если на земле сплошное разгильдяйство!

– Вот, смотрите, Евгений Константинович.

Шофер протянул ему правительственную газету, где на первой полосе, под рубрикой: «Объявления» было краткое сообщение: «Указом президента РФ освобожден от должности заместителя Председателя Правительства РФ, курирующего оборонно-промышленный комплекс, Е.К. Лемехов. Временно исполняющим обязанности назначен Л.Я. Двулистиков».

Лемехов, ошеломленный, смотрел на заметку. Так стремительно несущийся автомобиль ударяет в бетонную стену. Секунда остановки, за которой начинается крушение.

Из аэропорта Лемехов помчался на работу в Дом правительства, чтобы там найти объяснение случившемуся. Заместитель Двулистиков, верный соратник, закадычный друг Леня откроет ему интригу, объяснит недоразумение, поможет его уладить. Ошибка прессы, ложная информация, административная путаница – все это будет устранено и исправлено. А виновные – будь то зловредные журналисты или нерадивые чиновники – подвергнутся жесткому наказанию.

Он почти бежал по коридору, приближаясь к своему кабинету, замечая, как редкие сослуживцы, встречаясь на пути, испуганно шарахаются. Он готовился увидеть Двулистикова, подыскивал первые, ироничные фразы, в которых должны отсутствовать возмущение и растерянность, а проявится, напротив, свойственная ему твердая властность. Та, которую он проявлял в своих отношениях с заместителем. Но когда он подбежал к кабинету, на дубовых дверях висела табличка, где черным по золоту значилось: «Заместитель Правительства Российской Федерации Двулистиков Леонид Яковлевич».

Лемехов почувствовал, как что-то лопнуло в голове, и золотое превратилось в красное. Он смотрел на траурную черно-красную надпись, и мозг его заливало липким и жарким, как при кровоизлиянии.

Он шагнул в приемную, увидел ужаснувшееся лицо секретарши, пролепетавшей:

– Евгений Константинович!

Толкнул дверь в кабинет. За его рабочим столом, в его кресле сидел Двулистиков. Завершая разговор по правительственному телефону, властным жестом возвращал трубку на место. И прежде, чем сосредоточиться на Двулистикове, Лемехов успел бегло осмотреть кабинет, обнаружив перемены. Исчезла фотография, на которой Лемехов стоял рядом с президентом Лабазовым на фоне истребителя пятого поколения. Ее заменила фотография Двулистикова на фоне баллистической, готовой к старту ракеты. Произошли изменения на маленьком столике, где Лемехов собрал несколько «фетишей», напоминавших о крупных производственных достижениях. Там находилась лопатка турбины сверхмощного авиационного двигателя, голубоватая линза прибора звездной навигации, «умная пуля», не ведающая промаха. Все это исчезло, и на столике появился лакированный древесный корень, напоминавший лесного старичка. Двулистиков был неравнодушен к лесным деревяшкам, вытачивая из них забавные фигурки.

Исчезновение любимых «фетишей» и замена их на чужого идола сразили Лемехова. Захват его рабочего стола и кресла, хозяйский жест, которым Двулистиков держал телефонную трубку, искоренение святынь, разрушение духовных символов, связывающих Лемехова с делом всей его жизни. Все это было чудовищно.

– А ты не поторопился прилепить свое смехотворное имя к дверям моего кабинета? Не поторопился приволочь сюда своего дурного уродца? Своего деревянного черта, который мерещится тебе в каждом сучке? Не думаешь, что вся эта дурь будет сложена в мешок и выброшена на помойку? – Лемехов чувствовал, как едкая кислота жжет горло, как разливается по жилам уксусная ирония, как презирает он сидящего в кресле Двулистикова.

– Этот кабинет теперь мой. А ты – всего лишь посетитель, который вошел без стука. Вместо того, чтобы записаться на прием.

Двулистиков оставался сидеть, и Лемехова поразило его лицо. Все те же маленькие, сдвинутые к переносице глаза, обведенные красной кромкой. Тот же утиный нос в микроскопических капельках жира. Те же плотно прижатые уши с белыми, словно отмороженными хрящами. Но в этом лице не было обычной угодливости, собачьей преданности, стремления угадать малейший каприз Лемехова и кинуться его исполнять. Лицо Двулистикова было злое, жестокое. Лемехов напоролся на это лицо, как на невидимый кол.

– Как? Это говоришь ты, который слепо выполнял все, даже самые ничтожные мои поручения? Кто клялся мне в верности и любви? Говорил, что готов кинуться и заслонить меня от пули? Что я твой кумир? Что я статуя на носу корабля, которая указывает тебе путь в океане? И теперь ты говоришь, что я должен записываться к тебе на прием?