В аграрном Перу было мало работы, а уровень безработицы достигал пятидесяти процентов. Одним из немногих занятий, по-прежнему приносящих доход, было стояние-посреди-поля-в-шляпе-и-без-зубов-глядение-в-никуда-вместе-с-ламой-на-привязи. Этой профессией в совершенстве владели старушки, которые вместе со своими животными собирались в живописных, но удаленных местах, надеясь, что туристы захотят с ними сфотографироваться. Над так называемым Cruz del Condor («перекресток кондоров») шла дорога, соединяющая заброшенные деревушки Шива и Кабанаконде, на ее обочине часто собирались эти гордые дети гор.
Я надеялся увидеть кондора. Во всех ресторанах и барах Перу все посетители каждые полчаса вынуждены были слушать бессмертную «El Condor Pasa». Но мне так и не довелось ни разу увидеть пролетающего мимо меня кондора. Думаю, что в названии песни есть какой-то скрытый смысл.
Еще одним популярным занятием в Перу было провожать-туристов-в-горы-в-священные-места-где-все-туристы-обалдевают-от-восторга. В самый разгар сезона дождей мы решились на четырехдневное путешествие к затерянному городу Мачу-Пикчу. Затерянные города просто так не теряются. Вряд ли кто-нибудь не сможет найти Париж, Рим или Сидней. Затерянные города становятся таковыми, потому что кто-то строит их в самых неподходящих местах. Инки по собственной инициативе построили Мачу-Пикчу на самой середине труднопроходимой горной гряды, чтобы пилигримы могли сполна насладиться своей святостью, испытав все тяготы восхождения к заветной цели. К концу первого дня пути я стал таким же благочестивым, как Папа Римский.
Половину наших спутников составляли австралийцы, другую половину – большие, зубастые, счастливые европейцы, которые раздражали всего лишь чуточку меньше, чем генитальный герпес. Австралийцы могли бы составить «Национальную сборную по туризму», среди них были юрист-триатлет из Мельбурна, тренер по плаванию из Сиднея и серфер из Квинсленда, который только что прошел военные сборы. Чтобы ощутить себя участником съемок фильма-катастрофы, мне не хватало только монашки, бренчащей на гитаре, и ребенка с онкологическим заболеванием. Вот уже шесть месяцев я постоянно был в пути, много пил, постоянно преодолевал разнообразные препятствия и тащил за спиной огромных размеров рюкзак. Я чувствовал себя готовым к полету в космос.
По мере того как мы продвигались вверх, воздух становился все более разреженным. С каждым шагом мое тело тяжелело, и не в последнюю очередь благодаря тому, что Клэр постоянно перекладывала свои вещи мне в рюкзак. Начался мелкий дождь. Проводник указал на руины Лактапата, раскинувшиеся на хребте ниже нашей тропы. Руины были потрясающими, завораживающими и едва заметными сквозь туман.
Мы с Клэр последними добрались до лагеря, который разбили наши крохотные перуанские носильщики, вышедшие гораздо позже нас, но добравшиеся до места намного раньше, несмотря на то что шли босиком и несли по пятьдесят килограмм груза каждый. Хотя я легко справлялся со своим грузом, старший носильщик спросил, не нужна ли мне помощь. Идиот.
В нашей небольшой холодной палатке Клэр заявила, что, похоже, простудилась. Именно поэтому женщин не берут в космонавты.
Дождь продолжался всю ночь. К утру земля под нашими ногами превратилась в коричневую жижу, небеса – в серую завесу, а Клэр – в сиреневую сопелку. Мы карабкались и карабкались, дождь шел и шел. Тропинка сужалась, и подъем становился все круче. Старший носильщик предложил, чтобы кто-то нес мою сумку, пока мы не преодолеем перевал. Я кивнул. Нужно было сохранить силы на случай, если на нас нападет альпака.
[10]
На моем месте каждый космонавт поступил бы точно так же.
К тому моменту Клэр могла передвигаться только с палкой. Я отстал от основной группы, на случай если ей понадобится защита. За нами шла вторая группа, которая стартовала через полчаса после нас. К середине пути нас догнал самый молодой ее участник – спортивного вида школьник. С ним шли его отец и пара плохо выглядевших английских девушек.
Когда мы достигли священных развалин города Рункуракаи, дождь неожиданно кончился. Серфер и пловец побросали поклажу и отправились фотографировать окрестности. В этот момент древние боги совершили свое отмщение, обрушив на наши головы настоящую бурю. Дождь был такой силы, что казалось, будто мы поднимаемся по небольшому водопаду. У меня промокли колени, мозги, лоб, брови, ресницы, веки, нос, уши, щеки, губы и подбородок. Я поскользнулся и упал в какое-то вертикально расположенное озерцо. Невозможно описать, насколько сильно я промок.
Наш просвещенный, но подавленный проводник мог только показать направление, в котором за густой пеленой дождевых облаков «скрывались прекрасные руины Фиупатамарка. Если бы погода была получше, их можно было бы увидеть».
На ночлег мы остановились посреди болота: это было лучше, чем ночевать в озере или под грязевым потоком. Кто-то промахнулся мимо отверстия в туалетной палатке, и какашки поплыли вниз по течению, как большая жирная рыба. Нам казалось, что хуже уже быть не может, но у древних богов было иное мнение на этот счет. Проснувшись утром, мы поняли, что группа ушла без нас. Мы были брошены без еды и огня. Вскоре нам пришлось бы кушать самих себя. К счастью, старший носильщик быстро сообразил, что кого-то не хватает, и вернулся за нами. Новая дорога – новые впечатления. Когда я пытался вскарабкаться на скользкий пригорок, правое колено неожиданно хрустнуло. Мне показалось, что коленная чашечка соскочила с привычного места. Тогда я попросил у старшего носильщика палку, которую он любезно предлагал мне двумя днями раньше.
Он ободрил меня, сказав, что на вершине мы сделаем получасовой привал. Клэр, находившаяся во власти гриппа, была вынуждена замедлить шаг, чтобы идти вровень со мной. Нас обогнала вторая группа. Первым шел мальчик со своим отцом, за ними английские девушки, а потом – что было совершенно невероятно – родители английских девушек. Когда мы забрались на вершину, привал уже окончился. Все собирали свои вещи. У меня навернулись слезы, которые бесследно исчезли в липкой, темной жиже, покрывавшей лицо. Я не помнил дня, когда мне было бы так же плохо, если не считать вчерашнего.
Дождь прекратился как раз в тот момент, когда мы добрались до молодежного общежития в Вина-Вайна – единственного современного здания на нашем восьмидесятидвухкилометровом пути. В ресторане сотни обычных людей воевали с несколькими безумно улыбавшимися англичанами за пиво.
В последний день пути мы проснулись задолго до рассвета, потому что каким-то чокнутым идиотам захотелось посмотреть на восход солнца над Мачу-Пикчу. Погода выдалась прекрасная. Думаю, если бы не больное колено, простывшая спутница и не четыре часа утра, то мне понравилось бы наше путешествие к древнему храмовому комплексу.
Утренний Мачу-Пикчу завораживает. Разрушенные храмы, оставленные инками после покорения Перу испанцами – одно из самых впечатляющих мест в Южной Америке. Однако, чтобы их увидеть, вовсе не обязательно пускаться в трехдневное странствие. Из Куско сюда ходит поезд – вся дорога занимает не больше двух с половиной часов. Этот поезд ожидало больше людей, чем могло в нем поместиться, но я убил бы кого угодно голыми руками или лучше своей палкой, а не остался бы на платформе. Вместе с местными жителями и их курицами мы набились в вагоны. Старый локомотив ожил, кашлянул и тронулся было с места, как вдруг два последних вагона сошли с рельсов. Мы были в Перу, поэтому вагоны попросту отцепили, и мы продолжили свой путь. Я надеялся, что в тех двух вагонах ехали счастливые тевтонские туристы и теперь они застряли там навсегда.