- Кажется, у меня открылось ещё одно осложнение! - донеслось с потолка.
- Ну конечно, - сообразил Васька. - Ты ведь у нас учёный товарищ. Всю жизнь плавал в облаках. Получи.
Иван Иванович сделал в воздухе аккуратненькое сальто и сел на стол.
- Слава Богу, папуля, что ты можешь не только взлетать, но и садиться, - облегчённо выдохнул Васька и тоже попытался подпрыгнуть к потолку. Не вышло.
- А ты не торопись, сынок! - ободряюще сказал отец. - Ты ж в прежней жизни не витал в облаках. Ты у нас глубоко земной вундеркинд, золотые руки. Ты сам говорил, что учитель труда в школе всегда тебя выделял. Ну-ка попробуй что-нибудь сломать!
Раздосадованный своей нелетучестью, Васька взял гантели, подумал, повертел их - и раскрошил пальцами в пыль.
- Ого! - засмеялся Иван Иванович. - Неплохо! Если мы потеряем ключи от дома, проблем войти не будет! Ура!
- И не только в нашу дверь, - с торжеством добавил Васька.
В дверь позвонили. Ещё раз, понастойчивее. Иван Иванович глянул в окно, увидел дюжину казённых машин, пожарную лестницу и массу граждан в штатском, разворачивающих во дворе сети.
- Пора, Васёк, - шепнул отец. - Полетели! Прыгать больше некуда.
- Своевременное у тебя, пап, осложненьице! - восхитился Васька. - Подожди, я пойду на Зубастого посмотрю. Это, видать, его происки.
Зубастого в квартире уже не было. Хороший легковой автомобиль уносил его в аэропорт. В кармане уютно похрустывал свежий заграничный паспорт с шенгенской визой. Вояжёр не чувствовал угрызений совести: ведь он сообщил в штаб о месте пребывания Ужовых, вызвал сотрудников со спецтехникой, потом выдумал себе заболевшую бабушку и был таков. Как ни была проста его умственная деятельность, её ночных продуктов хватило, чтобы принять решение - немедля исчезнуть из города. Он точно знал, что с ним сделают, если догадаются о заразе: он сам именно это сделал с двумя крысами, беленькой и серенькой. А запасной ключ от сейфа, в котором хранились их живые хвостики, Зубастый прихватил с собой. Так, инстинктивно.
В Москве лил рекордный за тридцать лет поток воды с неба. На дорогах останавливались машины, в подземных переходах бурлили реки. В новостях обещали добавку ко всему этому - град. Зубастый слушал радио в нарастающей тревоге: авиадиспетчеры обещали забастовку с голодовкой - ради повышения зарплаты. Одновременно продолжался уникальный метеоритный дождь - массово падали персеиды, а зеваки-наблюдатели интенсивно загадывали желания, ибо следующий поток этих прекрасных звёздочек просыплется только в двадцать втором веке.
"Нашли время! - скрипел зубами Зубастый. - Ну и денёк! Вообще!" Ему были ясны его желания, а на персеиды он успеет взглянуть в следующий раз.
- Самолёты пока уходят по графику, - немножко успокоило его радио.
Зубастый впервые в жизни пожалел, что не верит в Бога и не умеет молиться. Сесть в самолёт! Скорее из России! Как можно скорее! Он от рождения обладал крепкой нервной системой, а благоприобретённо и суперзубами, но сейчас он почему-то всё больше нервничал. Ему виделись непредвиденные осложнения - то с какой-нибудь таможенной декларацией, то под металлоискателем-рамкой, то вдруг неуместные вопросы попутчиков. Всего этого в принципе не должно было быть, документы настоящие, никакой контрабанды при нём не было, внешность самая нейтральная, объявить его в розыск пока никто не мог, не догадались бы. То есть нервничал он, считай, попусту, но нервничал всё сильнее.
За поворотом показалось Шереметьево-2. Вместо облегчения он ощутил новый взлёт паники. Зубастый распахнул бардачок, схватил гаечный ключ и перекусил его, как спичку. Немного отлегло.
Аэропорт бурлил. В залах ожидания все напряжённо вслушивались в сводки новостей. Работали все телевизоры. Изо всех углов доносились позывные всевозможных радиостанций. Общее желание взлететь царило так мощно, громадно, даже надрывно, что Зубастый опять закипел. Он предпочёл бы более будничную атмосферу. Ему было неприятно быть как все. Он уже свыкся со своей определённой уникальностью.
Полтора часа ожидания тянулись, как прямая линия в учебнике школьной геометрии. Зубастый с детства ненавидел её за невообразимость. Объявили посадку. Путешественника затрясло по-крупному.
В салоне он первым делом попросил наушники, воткнул в подлокотник и поймал бортовую волну с вальсами Штрауса. Первый раз в жизни он так наслаждался классической музыкой. Вечной музыкой! Он решил, что, когда приземлится в Вене, непременно купит диск со Штраусом. Он впитывал дивные звуки каждой клеточкой. Будь музыка съедобной, он, наверное, попросил бы стюардессу нарезать эти мелодии ломтиками. Он так увлёкся, что не заметил разбега и взлёта. Лишь за облаками, когда луч свободного от земных погодных коллизий солнца коснулся его щеки, Зубастый вынырнул из вальса и попросил у стюардессы белого вина.
Двигатели ровно гудели, облака за иллюминатором клубились и сияли, белое вино приятно булькало в желудке, Штраус неустанно вальсировал. Через полчаса Зубастому решительно полегчало и он пошёл в туалет. Сделав дело, постоял перед зеркалом, полюбовался на свои суперзубы. Вроде бы ничего особенного, ровные, чуть желтоватые, без особых примет, а вот поди ж ты! Супер! Навсегда! На всю вечную жизнь! Ему вдруг нестерпимо захотелось что-нибудь погрызть. Конечно, несвоевременно, а что делать? Хочется. Очень хочется. Он уже понял, что его стремление грызть твердые предметы выражает прежде всего состояние души. Гаечный ключ в дороге, например, прекрасно сработал против психоза. Сейчас было нечто другое: возрастающее торжество! И при нём, оказывается, тоже было бы неплохо что-нибудь куснуть. Но что?
На маленькой территории туалета ничего супертвёрдого не было. Ну, маленький кран с водой, но такой маленький, хиленький, - не то! Ручка дверная. Вообще не то. Похожа на пластик. Ещё застрянет в зубах - чем выковыривать? Чушь. Унитаз? Фу. "Эх, где мой Железный Феликс!" - вздохнул Зубастый, сладостно припоминая сказочные мгновения: подошел к постаменту, погладил - и хрясь! Выгрыз кусок металла. Сам не понял, как это столь невероятная операция проделалась с такой лёгкостью.
Делать нечего. Он вышел из туалета и, задумавшись, столкнулся в коридорчике со стюардессой, развозившей на тележке подогретый обед для пассажиров. Тележка? Нет. Похоже на алюминий. Это всё равно что вату жевать. Нужна сталь. Не меньше. Зубы уже просто чесались. Зуд нарастал нестерпимо. Перед глазами больного поплыли видения одно другого мучительнее: статуя Мухиной "Рабочий и колхозница"... Эйфелева башня... особенно фигура Петра Великого, установленная посреди Москва-реки...
Шатаясь, он пошёл к своему креслу. К зубному зуду добавилась тошнота. Кусаться хотелось до мути!
В двух шагах от своего места он заметил пассажира с ноутбуком. Не думая, с дрожащими руками, Зубастый бросился к этому пассажиру, схватил прибор и в несколько секунд размолол его до последней клавиши. И выплюнул на ковровую дорожку. В салоне завизжали женщины. Это подстегнуло несчастного, тем более что компьютер оказался мягким и только распалил его страсть.